Тайны гор, которых не было на карте... - Анастасия Вихарева

А если в один прекрасный день страж насовсем пропадет? Что же, и не полюбоваться на себя? И будет сидеть и спрашивать: свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи, я ль на свете всех милее, всех румяней и белее, а оно в ответ: ты прекрасна, спору нет… А посмотреться на себя уже никак? Чего в будуаре было-то? Как объяснить свое ушедшее отражение? А если вылезет ее настоящее лицо, что будет с царством-государством? Сразу признаться или поотпираться еще? Как посмотрит на это белый свет?

Все в руке вампира ныне, убог человек и смотрится убого — во как цивилизация скакнула, диво да и только, но не везде. Пожалуй, перепугаются, свои же отрекутся. Но если Бог там, где вампир, неужели вампиры не признают в ней Царицу? Ведь все довольны, всех все устраивает — и что же, если личико ее поменяет ракурс и разрешение и выступит вперед сама она, не будут ее любить? Ведь кругом бледнолицые братья и сестры, порой не знаешь, кем перекусить — напьешься, и здрасте пожалуйста — душа вампира! Выскочки из народа, без году неделя, туда же, новых вампиров строгают, чаще из проклятых, которых проще всего уловить — и получается черте что: с одной стороны гнусная рожа, с другой того хуже, а внутри соплями обмотаны — им ли на нее грязными пальцами тыкать?

Стараешься как лучше, а получается как всегда. За тяжелыми мыслями, Ее Величество была зла как никогда. Кусок в горло не лезет. Тревога не проходила — жди теперь новых бед. Надо было что-то делать, на что-то решиться… Оборотни в лес ходить боятся — вот до чего дошло! Эх, расстрелять бы эту дуру, которая стала угрозой благополучию всего государства! Где бы ее ни носило, пора ей было на покой — но ведь до последнего верила, что уже упокоилась! Проворонить мать ее не могла, все входы и выходы держала в своих руках. Пора заняться проклятой вплотную, устранив раньше, чем когда еще какие-нибудь вампиры догадаются, чья она душонка. Не хватало ей посадить на шею государства многочисленную армиею голодных прихлебателей. Хватит и тех, которым приходится бросать часть пирога лишь за то, что стали свидетелями обращений к народу и к проклятой. Их бы прокормить да самой прокормиться. Стыд-то какой, не может выписать цирюльника из соседнего государства, невольно позавидуешь — столько денег, сколько ему платят, сама бы не отказалась иметь…

А мог кто-то из тех, кто присутствовал при наложении Зова…

Его Величество снова взволнованно привстала, как в будуаре, перебирая в памяти лица, и села, поймав на себе взгляд царского слуги, который дежурил у стола, успокоившись. Не может быть, чужих по пальцам пересчитать, она их самолично истребила, изгладив из памяти Его Величества, а те что остались, или проверенные, или из родственников, или годны разве что выбросить вон.

Ее Величество с трудом проглотила йогурт и чашечку крови, внимательно вглядываясь в мужа. Он сидел напротив, неспеша прочитывая утренние газеты и допивая свой кофе. Аппетит его не переставал ее удивлять. Ел все подряд: и печенье, и заливную рыбу, и даже прожаренные бифштексы несколько штук подряд. Она давно приметила, что те вампиры, у которых душонка еще на земле маялась, особенно в крови не нуждались, своего гемоглобина хватало. С голодухи их самих можно было пить не хуже человека. Противно, но можно. Муженек пил кровь больше для порядка, ей так хотелось, но сам он во всем еще оставался человеком. Даже клыки отсутствовали — и видел он в ее лице только маску. Скелетом его не назовешь — и ширь, и высоту имеет. Видел бы он ее настоящую, любил бы? Перепугался бы чего доброго до смерти, вперед души повесился — вот уж повеселились бы вампиры при троне! Нет, пока человек, лучше не показываться — когда сама себя увидела, тоже очень удивилась своей худобе.

"Страшные мы что ли? — с обидою подумала Ее Величество. — Грудою костей не лежим. Спим, едим, удовольствие себе доставляем. Красиво жить не запретишь, если возможностей достает. Вампиры не виноваты, что людям такая способность не дана. Встретились. Полюбили друг друга…"

— Дорогая, ты здорова? Вид у тебя не важный, — встревожился Его Величество, поглядев на нее поверх газеты.

— Мой вид — мой вид, а как мне быть здоровой, если носишься неизвестно где, проходишь мимо спальни, будто нет ее, совершенно не интересуясь своей женой! — с горечью укорила она мужа.

Глаза ее внимательно изучали его лицо, пытаясь найти хоть что-то успокаивающее. Вымученная улыбка (смех и слезы, даром что вампир!), морщина через весь лоб. "Вампир ли он?" — подумала она с тоской. И странно противно стало ей, тошно, будто кто в глаз поплевал. Ведь прячет за улыбочкой своей новую пассию или проигрался в пух и прах. Наревелась, хватит! Она резко встала и заставила себя улыбнуться. Она и раньше никогда не выдавала истинных чувств ни вампирам, ни людям. Люди те вообще ничего кроме масок не видели. Тем более теперь, когда жизнь повернулась пока еще не задом, но уже боком.

— Милый, Котофей Баюнович не появился ли во дворце? — уныло поинтересовалась она.

Его Величество отрицательно качнул головой.

— Давненько не вижу его. Дорогая, может быть, объяснишь мне, что происходит. Мы с ним не столько дружны, сколько партнеры, но я волнуюсь…

— Убыл в имение Маменьки, посмотреть как она там, как избы и усадьба, — призналась Ее Величество. — Наследнику положено иметь представление о наследстве. Оборотни исследовали место, где маменьку нашли, и вернулись, а он отправился за избами… С тех пор никаких известий не получаю. В толк не возьму, что случилось…

— И правильно, давно пора наследством заняться. А Котофей Баюнович вольная птица, он и раньше убегал… Поди, нашел кого, март на носу… — улыбнулся Его Величество. Котофей Баюнович, пожалуй, был единственным другом жены, которому она доверяла все свои тайны. — Жизнью наслаждается… Много ли коту надо? Я признаюсь, тоже в последнее время подумываю об этом, знатные там места. Лес, река, луга необозримые, избы… Хорошее охотничье хозяйство могли бы организовать.

— Я подумаю! — ответила Ее Величество недовольно.

Такое могло быть, Баюн сам по себе. Но тут же вспомнила, что избы не уберегли Матушку, а следовательно, не мог Котофей Баюнович прежде не поведать ей, что там произошло. Да-а… Придется посвятить мужа. Он имел право знать всю правду. Пора ему разделить с нею ответственность за то, что произошло. Но не в лоб.

— Места нынче там небезопасные… — она помрачнела, подготавливая Его Величество к плохим известиям. — Только у изб могла быть идея-фикс на счет сбежать от моей матери. Не зря держала на цепи, а нынче кто-то с цепи спустил.

— Вроде как они сами к ней подкатили… — изумленно приподнял бровь Его Величество. — Она ж святой была для них… Что ж, по лесу разгуливают? Одни? Да как же… кто позволил?