Загадка смерти генерала Скобелева - Андрей Шолохов

Опыт последних лет убедил нас, что если русский человек случайно вспомнит, что он благодаря своей истории все-таки принадлежит к народу великому и сильному, если, Боже сохрани, тот же русский человек случайно вспомнит, что русский народ составляет одну семью с племенем славянским, ныне терзаемым и попираемым, тогда в среде известных доморощенных и заграничных иноплеменников поднимаются вопли негодования, и этот русский человек, по мнению этих господ, находится лишь под влиянием причин ненормальных, под влиянием каких-нибудь вакханалий. Вот почему прошу позволения опустить бокал с вином и поднять стакан с водою.

И в самом деле, господа, престранное это дело, почему нашим обществом и отдельными людьми овладевает какая-то странная робость, когда мы коснемся вопроса, для русского сердца вполне законного, являющегося естественным результатом всей нашей 1000-летней истории. Причин к этому очень много, и здесь не время и не место их подробно касаться, но одна из главных – та прискорбная рознь, которая существует между известною частью общества, так называемой нашей интеллигенцией, и русским народом. Господа, всякий раз, когда Державный Хозяин русской земли обращался к своему народу, народ оказывался на высоте своего призвания и исторических потребностей минуты; с интеллигенцией же не всегда бывало то же – и если в трудные минуты кто-либо банкротился перед царем, то, конечно, та же интеллигенция. Полагаю, что это явление вполне объяснимое: космополитический европеизм не есть источник силы и может быть лишь признаком слабости. Силы не может быть вне народа, и сама интеллигенция есть сила только в неразрывной связи с народом.

Господа, в то самое время, когда мы здесь радостно собрались, там, на берегах Адриатического моря, наших единоплеменников, отстаивающих свою веру и народность, именуют разбойниками и поступают с ними, как с таковыми!.. Там, в родной нам славянской земле, немецко-мадьярские винтовки направлены в единоверные нам груди…

Я не договариваю, господа… Сердце болезненно щемит. Но великим утешением для нас – вера и сила исторического призвания России.

Провозглашаю, господа, от полноты сердца тост за здоровье государя императора!»[12]

Речь вызвала широкую огласку, и правительство Австро-Венгрии высказало свое неудовольствие, расценивая слова Скобелева как вмешательство во внутренние дела империи. Александр III также неодобрительно отнесся к высказываниям «белого генерала». Министр иностранных дел Гире принес австрийскому правительству «изъявления своего сожаления по поводу этой застольной речи Скобелева». В «Правительственном вестнике» было опубликовано соответствующее разъяснение, а генералу предложили незамедлительно взять заграничный отпуск.

Выступление в ресторане Бореля было, вне сомнений, заранее обдуманным демаршем. Об этом свидетельствуют не только воспоминания А. Ф. Тютчевой о состоявшемся накануне разговоре Скобелева с Аксаковым, но и другие данные. В руках Н. Н. Кнорринга был черновик речи, написанный рукой генерала. В нем набросаны тезисы, наиболее острые места выступления и даже сделаны пометки о том, когда следует взять в руку вместо бокала с вином стакан с водой.[13]

Вполне вероятно, что в написании этой речи приняли участие И. С. Аксаков и граф Н. П. Игнатьев. Во всяком случае в дневнике бывшего военного министра Д. А. Милютина есть такая запись: «Наконец, третий рассказ – будто бы после смерти Скобелева при разборе бумаг, оставшихся в его кабинете в Минске (где корпусные квартиры 4-го корпуса), нашли черновики политических речей, произнесенных Скобелевым в Петербурге и Париже, с пометками рукою Игнатьева. Все это странно, но не лишено вероятности».[14]

В выступлении Скобелева на первый взгляд кажутся странными резкие нападки на интеллигенцию, противопоставление ее русскому народу, особенно в устах человека высокой культуры, великолепно знавшего литературу и искусство, прекрасно владевшего европейскими языками. Однако смысл этих нападок станет понятен, если мы вспомним о разгоревшейся в то время борьбе славянофилов и западников за пути дальнейшего развития России. Критика относилась к той части интеллигенции, которая была чужда русскому народу, презирала его, ориентируясь лишь на западные ценности и революцию по европейскому образцу.

После этого нашумевшего события в ресторане Бореля граф Валуев записал в своем дневнике: «Генерал Скобелев произнес на ахалтекинском обеде невозможную речь. Он начинает походить на испанского генерала, с будущим пронунсиаменто (в Испании и странах Латинской Америки государственный переворот. – Авт.) в кармане». Любопытно, что Скобелева друзья часто шутливо называли «генерал от пронунсиаменто», о чем Валуев, конечно, знать не мог. Такое совпадение наводит на размышление, возможно, сам Михаил Дмитриевич считал, что история предназначает ему соответствующую политическую роль.

В конце января 1882 года, взяв по настоянию правительства заграничный отпуск, М. Д. Скобелев отправился в Париж, где у него было много друзей.

По пути он встретился со своим старым приятелем В. В. Верещагиным, который оставил очень любопытное воспоминание о состоявшемся разговоре. В частности, он записал: «Последний раз виделся я с дорогим Михаилом Дмитриевичем в Берлине, куда он приехал после известных слов в защиту братьев-герцеговинцев, сказанных в Петербурге.

Во время этого последнего свидания я крепко журил его за несвоевременный, по мнению моему, вызов австрийцам, он защищался так и сяк, и, наконец, как теперь помню, это было в здании панорамы, что около Генерального штаба, осмотревшись и убедившись, что кругом нет „любопытных“, выговорил:

– Ну, так я тебе скажу, Василий Васильевич, правду, – они меня заставили, кто они, я, конечно, помолчу.

Во всяком случае он дал мне честное слово, что более таких речей не будет говорить…»[15]

Кого же опасался такой храбрый и волевой человек, каким был М. Д. Скобелев, и почему он очень скоро нарушил слово, данное В. В. Верещагину, выступив с еще более резким заявлением?

На этот счет существует версия, что на известного генерала оказывали давление французские масоны, стремившиеся помешать сближению России с Австро-Венгрией и Германией и подтолкнуть ее на союз с Францией. Насколько это предположение верно, судить читателю, мы же изложим факты, которые приводят его сторонники.

В то время одним из руководителей масонской ложи «Великий Восток» был премьер-министр Франции Леон Гамбетта. С ним и его помощницей госпожой Жульеттой Адам Скобелев неоднократно встречался в Париже. Во всех поездках генерала неизменно сопровождал бывший гувернер Жирарде. Поговаривали, что он играл при Скобелеве ту же роль, что некогда масон Шварц при известном просветителе Н. И. Новикове. Имеются свидетельства, что масонами были близкие друзья Михаила Дмитриевича, например писатель В. И. Немирович-Данченко и полковник А. Н. Куропаткин.