Домашняя работа. Средневековая история - Гончарова Галина Дмитриевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По дороге Лиля шикнула на учителя танцев, заявив, что все занятия начнутся с завтрашнего дня, поиграла с Мирандой в догонялки и уронила тяжеленную вазу. Ну и пусть. Все равно металл так просто не повредишь.
Девочки сидели у себя в комнате. Все трое. И что-то прикидывали с куском желтой ткани. Лиля помахала им рукой, получила в ответ три поклона и улыбнулась:
– Девочки, мне и вот этой ушастой мелочи…
– Я не….
– Хорошо, безухой мелочи нужны костюмы для верховой езды.
– Какие, ваше сиятельство?
– Такие, чтобы сидеть в седле по-мужски, – Лиля обозрела четыре пары округлившихся глаз и ухмыльнулась: – Все будет более чем пристойно, не думайте. Где у нас тут береста?
Лиле пришла в голову обычная юбка-брюки. Широкая?
Да.
Ног не видно, то, что это брюки, тоже не видно. И что самое приятное – полная свобода движений. Перешить это тоже несложно. Сделать пояс на утяжке, чтобы можно было потуже завязывать, и жить спокойно. Килограмм двадцать она сможет скинуть свободно. А потом немного перешить – и сбрасывать следующую двадцатку.
– Смотрите, что надо сделать.
Лиля быстро набросала чертеж. Объяснила устройство пояса. Казалось бы, что сложного – подвернуть край, зашить и продеть внутрь веревку. Но ведь не додумались.
Кстати, пряжки для пояса. Она много видов знает. А их можно красивые сделать. Надо зарисовать для Хельке. Не забыть. Но сначала – письмо отца.
Чем хороши еще были юбки-брюки – для них почти не требовалось обмерки. Так, талия, бедра…
А блузка и есть блузка. И жилет сверху. Смешение ативернской моды с модой Авестера. Там как раз в моде были жилеты. Вышитые, длинные.
Красиво.
Обмеры были завершены за пять минут. Лилины мерки у мастериц уже были, а обмерить малявку типа Миранды, если та не сопротивляется, несложно. А Миранда Кэтрин, или как называла ее про себя Лиля, Мири, не сопротивлялась. Ей было интересно. И надеть брюки и поездить верхом по-мужски.
Последствий она пока не представляла. А Лиля не собиралась объяснять девочке, что местного пастора придется низводить и «курощать» по методу Карлсона. Может, даже и плюшками. Или плюхами. На выбор.
Потом Лиля вернулась с ребенком в кабинет, и наступил кошмар.
Выглядело это так. Лиля засовывала Миранду в сундук, и мелкая вышвыривала оттуда все, что там лежало. Лиля ловила, складывала в кучку, иногда проглядывала и, убедившись, что это – не то, начинала укладку следующей кучки.
Миранда была счастлива. Лиля довольна.
На письма графа Иртона к управляющему они наткнулись в третьем сундуке из шести. Письма отца к Лиле нашлись, по закону подлости, в последнем. Лиля так и думала, что управляющий их сберег. Такие вещи не выбрасывают. Если ты не Лилиан Элизабеттта Мариэла Иртон… Лиля впервые подумала о реципиентке с недовольством. Да, у тебя не лучшие данные и куча проблем. Но кто-то и вовсе из помойки в миллиардеры выполз.
А ты-то что делала, кроме как лопала и плакала? Розовым стенки обивала?
А самосовершенствоваться в голову не приходило, нет? Или заглядывало и в ужасе удирало?
По уши замурзанное и довольное дите было отдано на руки Эмме с приказом умыть и переодеть. Ребенку было заявлено, что от его пыльного вида со стола пироги убегут. Мири фыркнула, но увести себя позволила. И даже обещала не орать слишком громко.
А Лиля быстро проглядела связки писем от отца.
М-да.
Мужчины, что ж вы за народ?
Или все зависит от женщины?
И то, наверное, и другое.
С Красавицей Чудовище стало принцем. Со светскими дамами Принц стал Чудовищем. С Лилей отец обращался как с ребенком. На, деточка, конфетку, скушай и не лезь ко взрослым. Главное, что ты жива-здорова. А остальное – мелочи жизни.
Ни рассказов о своей жизни, ни каких-то серьезных расспросов, все письма примерно одного содержания. Только в первых попадаются пассажи: «Альдонай заповедовал терпение…», «жена должна повиноваться мужу…», «Джес – достойный молодой человек…»
Похоже, сначала Лиля пыталась жаловаться. Но если она делала это в своем стиле, оно и неудивительно, что отец не прислушался. А отцовскими делами… а интересовалась ли она?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Верилось слабо.
Лилиан казалась Але довольно избалованной особой. Из девиц, которые твердо уверены, что солнце светит миру из их попы. Чтобы она чем-то интересовалась, кроме себя?
Ой ли!
Надо это менять. Но не в первом письме. Сначала надо покаяться.
Слова пришли словно сами собой. Лиля уселась за стол, и перо поползло по бумаге, оставляя корявые буквы:
«Любезный мой отец. – Откуда вынырнуло это обращение? Черт его знает. Может быть, от Вильяма Шекспира? А, не важно. – С горечью осознаю я, что меня настигла кара за глупость и недалекость. Я потеряла ребенка. И только потому, что была этого недостойна. Ни такого мужа, как Джерисон Иртон, ни такого отца, как вы. Вы столько для меня сделали, а я была неблагодарна и надменна. И Альдонай покарал меня. Отец, я обещаю исправиться. Я стала графиней, не сознавая своего долга. И была наказана.
Прошу вас не баловать меня более незаслуженными подарками. А если что понадобится для Иртона, я отпишу вам.
Я благодарю вас за заботу, я должна была сделать это раньше и сказать, что я вас люблю. Искренне надеюсь, что у вас все благополучно. Я буду молиться за вас и моего супруга.
Если бы я была умнее, Альдонай не наказал бы меня потерей долгожданного ребенка.
Ваша любящая дочь.
Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон».
Лиля еще раз перечитала письмо, свернула, покапала воском и приложила печатку. Вот так. Тему ребенка надо подчеркивать.
А для первого раза достаточно.
Я была глупа и неблагодарна. Осознала, раскаиваюсь. Так и двигаться дальше. А что попросить у отца?
Вот Ингрид приедет, осмотрим поместье, составим смету – и вперед. Да и часть скота пригнать должны. Может, еще продуктов попрошу. Или чего другого… подумаем.
Рыбу, вон, ловить пора.
Люди у меня с голоду умирать не будут.
Письмо Тарис Брок принял и пообещал отправиться завтра на рассвете. Лиля сердечно поблагодарила его, распорядилась сгрузить подарки ей в комнату и попросила вирман помочь в этом сложном деле.
Подарки были хороши. Но.
Розовый бархат.
Розовая кожа на сапоги.
Розовое!!!
Ненавижу!!!
Но не отсылать же обратно. Надо бы отправить Хельке – авось что приличнее за это выторгует. Дорогое же все! Или это можно перекрасить? Бархат не для батика, но, может, хоть что-то можно сделать?
Эмма подвернулась как нельзя кстати.
– Где поместили травника?
– Госпожа, в комнатах для прислуги.
– Отлично. Проводи.
В комнату Лиля вошла без стука. И улыбнулась. Энтузиаст малолетний…
– Добрый день, Джейми.
Джейми Мейтл, травник неполных шестнадцати лет от роду, оторвался от ступки, в которой что-то растирал, и поклонился:
– Ваше сиятельство…
Лиля махнула рукой.
– Все в порядке?
– Да, госпожа графиня.
– Тебе здесь удобно?
– Да.
– Скажи, что у нас с краской?
– Краской, госпожа графиня?
В разговоре выяснились печальные новости. Органические краски тут известны. И зверобой варят, и луковую шелуху. И кучу других трав, но!
Все они нестойки.
Ой, не просто так живописцы прошлого только что не козлиные рога в краски подмешивали. Ибо нестойкость – это диагноз.
Батик после первой стирки превратится в половую тряпку. Увы.
А покупать дорогую ткань, чтобы выкинуть? Нет, не будут.
М-да.
Но на посуде краска же не смывалась. Вот в Хохломе посуду расписывали… из нее ведь ели. И каждый день. Но там слой лака наносили. А на гжельской? Там-то лака не было.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})А как красиво, синее, белое…
Синее… Индиго? Берлинская лазурь? Лиля прищелкнула пальцами, ловя мысль. Хлорид железа и гексацианоферрат калия. И то, и другое можно получить. Тебе и карты в руки.