Осенняя коллекция детектива - Устинова Татьяна

Олег Преображенцев говорил абсолютно свободно, легко и четко, в микрофон не сопел, не мямлил, не тянул, не пыжился, он просто говорил как высококлассный и опытный диджей.

– Можно чуть погромче? – попросила Лиля, и Коля прибавил звук.

– Моя смена в восемь часов, – сказала Алена, когда грянула песня. – Я тебя поселю и сразу на работу. Мы по два часа в эфире. Только ночного ведущего нет, не найдем никак, хотя вахтовиков полно, дежурных всяких, кто по ночам работает, и они все время жалуются, что скучно, самое время на радио позвонить, о жизни поговорить, а не с кем!

– Он что, в Москве учился?

– Кто?

– Ну, этот Олег Преображенцев?

Алена с Колей переглянулись.

– Преображенцев, по-моему, из Уэлена. А что?

– Он хорошо говорит, – пробормотала Лиля.

Алена пожала плечами, довольно холодно:

– У нас все хорошо говорят. С музыкой не всегда одинаково, фонотека старая, дисков много, а толку мало.

– А охват?

– Вся Чукотка. От Хатырки до Певека. И поселки слушают, и города. В стойбищах мы вообще как родные, – Алена вдруг засмеялась, – где сигнал принимается! А нас почти везде слышно, на этот счет губернатор постарался, ретрансляторов наставил. Приезжаешь в какое-нибудь кочевье, в сторону от Маркова еще километров двести, только рот откроешь здрасте сказать, а тут со всех сторон: «Алена, это вы?! Мы вас каждый вечер слушаем, и голос ваш узнали!» На Чукотке радио – первое дело, без него пропадешь. И в вездеходах его слушают, и на кораблях, и метеорологи, и геологи, и строители, да все!

Ничего себе, подумала Лиля. Вот тебе и моржи с оленями!..

Олег Преображенцев опять заговорил, на этот раз про погоду, очень складно, и голос был хорош, очень хорош, и Лиля вдруг представила себе, что она с ним познакомится и узнает его по голосу, как узнают Алену в этих… как она там сказала… становищах, и мысль эта доставила ей удовольствие.

Движок стучал, музыка звучала, гигантские белые спины перекатывались вдалеке.

Баржу сильно качало, переваливало с борта на борт, и приходилось все чаще сглатывать слюну, которая ни с того ни с сего стала застревать в горле, и коричневые и бурые волны, невесть как оказавшиеся у Лили в голове, заливали глаза, и она поняла, что ей нужно срочно выйти.

– Что такое?! Ты куда?! Укачало, что ли?!

Лиля кое-как вывалилась из «батона» в узкую щель, зажмурилась и на ощупь взялась обеими руками за борт, покрытый твердой, изъеденной солью резиной.

От холода тошнота сразу прошла, только голова сильно кружилась, и она еще постояла с закрытыми глазами, часто и коротко дыша. Мелкая водяная пыль летела в лицо, и ледяной ветер моментально пробрался сквозь все ее одежды, так что ознобно стало даже позвоночнику.

– Ну что? Лучше?

Лиля сквозь зубы что-то промычала. Ей сейчас не требовалось ничье сочувствие, ей требовалось отсутствие зрителей!

Она открыла глаза и замерла. На той стороне раскинулся разноцветный город – на самом деле разноцветный! Город поднимался вверх от береговой линии, розовый, голубой и зеленый, и казался нарисованным на коричневом и сером фоне. Он начинался сразу за яркими клювами портовых кранов, и продолжался, и расходился в стороны, и небо над ним было очень синим, как будто специально оставленным для того, чтобы город обрамился рамкой из синего неба и коричневой воды!

– Анадырь, – сказала Алена таким тоном, как будто она Витус Беринг и только что самолично открыла невиданное раньше чудесное чудо.

– А почему он… цветной? Разве бывают цветные города?!

– На Арктическом побережье бывают, – ответила Алена как ни в чем не бывало и поплотнее запахнула куртку. – Тут мало света, понимаешь? Полярная ночь! И ярких красок не хватает! Глаза устают очень, люди болеют! Анадырь раньше тоже весь серый был, а потом, когда новый губернатор пришел, стали его раскрашивать! Все теперь разноцветные: и Эгвекинот, и Билибино, и Уэлен, и Певек!.. Потихоньку-полегоньку, глядишь, и выбе- ремся.

– Откуда?

Алена махнула рукой:

– Что тут пятнадцать лет назад было, вспомнить страшно! У кого ни спроси, тебе всякий скажет! А сейчас получше, полегче. Губернатор у нас правильный мужик, я же говорю!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– А так бывает? – Лиля не могла оторвать глаз от разноцветного города – абсолютно человеческого посреди чужой планеты! – Так бывает, чтоб губернатор был правильный? Из бюджета не все деньги украл, немного на краски оставил?..

Тут Алена вдруг крепко взяла ее за руку. Ладонь была холодной и жесткой.

– Ты, если чего не знаешь, не говори, – посоветовала она таким же холодным и жестким тоном. – Поживешь с нами немножко, может, поймешь чего. Ясно тебе?

Лиля кивнула не слишком уверенно. Что именно задело главного редактора радио «Пурга»? Она же ничего такого не сказала! А если сказала, то что именно? А может, у них тут культ личности этого самого губернатора, и он для них «отец народов», как Иосиф Виссарионович, Мао Цзэдун или сам товарищ Ким Ир Сен? Вопросов задавать нельзя, можно только восхвалять?..

Баржа заревела, наддала движком и стала поворачивать к причалу. У Лили заболела шея от того, что она все время смотрела вверх, на разноцветный город, и холодно было так, что зубы стучали всерьез. Когда «батон» следом за каким-то ухарским джипом съехал на гальку и Лиля забралась в него, ей показалось, что салон с просиженными виниловыми сиденьями, ворсистыми подстилками и табачной вонью – самое прекрасное место на земле.

Прекрасное, потому что теплое.

– Вот это коса Святого Александра, с нее Анадырь когда-то пошел, и тогда он назывался Ново-Мариинск. Раньше только здесь строились, на косе, уж потом Анадырь за речку переехал. Видишь мост? Речка Казачка называется!..

Лиля не видела никакого моста. Она вся тряслась, пытаясь согреться, дула в ладони.

«Батон» взревел, поднимаясь в горку между разноцветными домами. Странное дело, они стояли не на земле, а на сваях, довольно высоких.

– Ну, конечно, а как же? – удивилась Алена, когда трясущаяся Лиля спросила. – Тут же мерзлота! Вечная! Только на сваях и ставят. Смотри, вон колледж, тоже при новом губернаторе построили! Видишь, красота какая!

Лиля посмотрела. Здания были из золотистого камня, стояли широко, просторно, врезанные в лазоревый чистый свет. На самом деле красота!

«Батон» повернул и бодро покатил по улице. Асфальт был гладкий и блестел, как стекло и разноцветные дома на сваях!

– Здесь городская библиотека, крылечко высокое, а вон «Полярный», сюда кино самое новое привозят и группы всякие на гастроли приезжают! Его тоже перестроили, у нас тут много чего перестроили! А на Новый год как красиво, иллюминация кругом, елки!

Лилю вдруг стал раздражать жизнерадостный Аленин восторг. Как будто она, Лиля, из глухой тамбовской деревни первый раз приехала в приличный город, и ей с гордостью показывают «красоты» цивилизации – вот школа, вот больница, а вот, ты гляди, гдяди, кинотеатр!..

– Ну, сейчас на светофоре направо! В Анадыре теперь два светофора, представляешь? Гостиница твоя у нас самая лучшая, между прочим! Архитектора приглашали то ли из Италии, то ли еще откуда! И строили долго, старались.

– Губернатор старался?

Но Алена не заметила никакого сарказма.

– Ну, конечно! Он как пришел сюда, на Чукотку, так сразу стал зимники строить, ну, дороги, жилье ремонтировать, много всякого! И вот гостиницу эту! У нас еще одна есть, по канадской технологии, но попроще. Между прочим, как только эта открылась, сразу с материка всякое большое начальство повалило. Жить-то есть где! Президент был, министр обороны был, премьер тоже. Может, еще приедут!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Классный водитель Коля остановил «батон» как-то странно, не вдоль и не поперек стоянки, попробовал бы он в Москве так машину бросить! Впрочем, на асфальтовом пятачке перед стеклянными гостиничными дверями больше никого не было, на свободное место никто не претендовал, и это казалось непривычным.

Лиля выбралась из теплого прокуренного нутра на ледяной чистый простор, зубы моментально застучали, и она опять затряслась.