Белое солнце пустыни - Валентин Ежов

Они прошли мимо Верещагина, все еще державшего пулемет в руках, и спустились во двор…

За воротами, в тени дувала, их ждал гарем.

— А вас кто сюда звал?! — прикрикнул Сухов на женщин, вскочивших при его появлении на ноги. — Марш в общежитие.

Женщины заторопились в сторону музея.

— С ними мы баркас на воду не спустим, — сказал Сухов Петрухе, — надо что-нибудь другое придумать…

Сухов и Петруха подтащили к баркасу ящик с динамитом, конфискованный у педжентских стариков.

Спустившись в трюм, Сухов прошел к мотору. Достав кусок бикфордова шнура, присоединил его к одному из цилиндров под свечу.

— Считай, — сказал он Петрухе и запустил мотор. Шнур загорелся. Петруха начал считать:

— Один, два, три, четыре… — Он досчитал до сорока двух, пока шнур весь сгорел. Отрезав новый кусок шнура, Сухов проделал эту операцию еще раз. Шнур загорелся снова. Убедившись таким образом в надежности своего замысла, Сухов вытащил из ящика несколько шашек, затем один конец бикфордова шнура присоединил к свече двигателя, другой — к ящику с динамитом.

— Спрячь получше ящик и шнур, чтоб не видно было, — приказал Сухов Петрухе, — и прибери здесь все.

— Теперь пускай плывут себе! — потер руки Петруха. — За кордон собрались. Заведут мотор и через сорок два ка… ак!

— Это точно, — подтвердил Сухов и полез по лестнице на палубу.

Банда Абдуллы неторопливо двигалась к Педженту. Абдулла был в хорошем расположении духа.

— Мой отец перед смертью сказал: «Абдулла, я прожил жизнь бедняком… — рассказывал он Саиду, ехавшему рядом, — и я хочу, чтобы Аллах послал тебе дорогой халат и красивую сбрую для твоего коня. Я долго ждал, а потом Аллах сказал мне: „Садись нз коня и возьми сам что хочешь… если ты храбрый и сильный…“.

Абдулла умолк, чтобы дать высказаться собеседнику.

— Мой отец ничего не сказал перед смертью. Джевдет убил его в спину, — мрачно произнес Саид.

— Твой отец был мудрый человек, — продолжал Абдулла. Большое сильное его тело мерно покачивалось в седле. — Но кто на этой земле знает, что есть добро и зло? Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого он не окажется в нужное время.

Ночью четыре огромных факела пылали вокруг Педжентского музея. Это Сухов установил на площади бочки с керосином и поджег их.

Отблески света трепетали, неровно освещая ночные улицы, дома.

Сухов с крыши дома наблюдал за ночным городом.

Гюльчатай уже спала, ее юное лицо было спокойно. У изголовья каждой бывшей жены висела табличка с ее именем.

— О Аллах, — поднялась вдруг одна из них. — Есть хочу.

И тогда, как по команде, поднялись все и обернулись к Гюльчатай.

— Наш муж забыл нас, еще нас не узнав. Это его дело. Но почему он не дает нам мяса? — протянув к ней руки, сердито сказала Джамиля. — Когда я была любимой женой Абдуллы, мы каждый день ели мясо! — с презрением глядя на Гюльчатай, добавила она. — И орехи… И рахат-лукум!

Гюльчатай испуганно слушала Джамилю.

— Может быть, ты плохо его ласкаешь? Или ему не нравится, как ты одета?

— Мы сами должны ее приготовить. — Женщины окружили Гюльчатай, подняли ее с места, развязали свои узелки с нарядами.

В серьгах, кольцах, браслетах, разодетая и ярко накрашенная, как и полагалось любимой жене хозяина гарема, шла Гюльчатай по галерее музея. Проходя мимо Петрухи, Гюльчатай прикрыла лицо и некоторое время постояла над ним. Потом исчезла в темноте…

Сухов с крыши наблюдал за ночным городом. Послышались легкие шаги. Сухов оглянулся, насторожился. В люке чердака появилась Гюльчатай. Она откинула чадру и тихо ждала, когда Сухов взглянет на нее.

— Ты зачем пришла? — спросил Сухов.

— Я пришла к тебе, господин, — Гюльчатай, улыбаясь, приближалась к Сухову.

— Ты чего это так расфуфырилась? — спросил он строго.

Гюльчатай, улыбаясь призывно, шла на него.

— Ты чего?… — спросил Сухов. — Ты что?! — прикрикнул он.

Гюльчатай вплотную придвинулась к нему.

— Ты это оставь! — шепотом сказал Сухов. Он совсем близко увидел ее глаза, губы.

— Господин, плохо — таранька, таранька… Дай твоим женам мяса.

— Что? — удивился Сухов.

— Дай самый плохой барашек. Гюльчатай будет тебя любить.

Сухов покачал головой.

— Мяса… А где его взять? Каши и той нет, а ты мяса просишь. Одна таранька осталась.

Гюльчатай, продолжая ласково глядеть на Сухова, села ему на колени.

— Ты это оставь, — несколько растерянно сказал Сухов и попытался отодвинуть ее от себя. — А может, и впрямь тебя замуж отдать?! — осенила его вдруг спасительная мысль. — Женю на тебе Петруху законным браком. Парень он холостой, повезет тебя к матери своей.

— Петруха? — спросила Гюльчатай, продолжая сидеть на коленях у Сухова. — Я твоя жена. Разве не правда?

— Моя жена дома, — нахмурился Сухов.

— Разве ты не можешь сказать, что Гюльчатай твоя любимая жена? Разве она обидится?

— Обидится?! — Сухов вздохнул. — Сколько раз тебе объяснять: нам полагается только одна жена. Понятно? Одна.

Гюльчатай удивилась.

— Как же так — одна жена любит, одна жена пищу варит, одна одежду шьет, одна детей кормит — и все одна??

— Ничего не поделаешь.

— Тяжело, — сказала Гюльчатай.

— Конечно, тяжело, — вздохнув, согласился Сухов. И опять, в который уже раз за время его странствий по пустыне, предстала перед его глазами Екатерина Матвеевну, законная супруга. — Ладно, ладно. Спокойной ночи. Завтра поговорим. — Сухов спихнул со своих колен Гюльчатай…

А когда он под утро задремал ненадолго, приснилось ему, что сидит он на зеленой лужайке в окружении своих многочисленных жен общим числом в десять человек — гарем плюс незабвенная Екатерина Матвеевна.

Жены, как полагается, одеты в нарядные платья, на головах у них цветастые платочки, и все заняты делом: кто шьет, кто прядет… А посреди всех их, окруженный вниманием и лаской, сам он, Федор Сухов, восседает. В красной чалме и в обнимку с любимой Екатериной свет Матвеевной… Чай пьет из пиалы…

В это время отряд Абдуллы выехал на берег и резвым шагом приближался к баркасу. Когда первые всадники поравнялись с нефтяными баками, раздались крики унтера:

— Гляньте!.. Ибрагим! Его халат!..

Подхватив на ходу меховую папаху, унтер подскакал к Абдулле.

— Бедный Ибрагим, — сказал Абдулла. Унтер протянул папаху Абдулле.

Тот повернулся к Саиду.

— Пока я их не возьму, ты останешься здесь, — сказал он сурово.

Пришпорив коня, он поскакал к Педженту. Часть бандитов поскакала за ним. Сопровождавшая Саида четверка сняла с него винтовку и кинжал…