Биробиджанцы на Амуре - Моисей Гольдштейн

«Нет, — покачала она головой, — это будет плохой пример», — и вернулась. Она хотела распороть мешок, в котором прятался Брейтер, и напустить в него комаров… Но теперь Груня раздумала. Она подошла к старику и стала тормошить его:

— Товарищ Брейтер, идите домой, я пришла вас сменить.

— А? — всполошился он. — Сменить? Я только что задремал, не спал… А где же дым, где лошади?

— Вон он — дым, и лошади там, — кивнула Груня головой.

Брейтер, обеими руками расчесывая волосы, рыскал глазами по полю. «Как туда попал костер?» — думал он, зевая, и проговорил вслух:

— Ах, ты, пропади она пропадом!

— Кто? — улыбаясь спросила Груня.

— Да это я насчет комара… Всю шею мне искусал… — ответил Брейтер и направился к лошадям.

— Нет, с лошадьми останусь я. Идите домой, товарищ Брейтер. Идите, уже готов завтрак. Стыдно вам все-таки! Хорош коммунар! Лошадей, наше достояние, бросили на произвол судьбы и легли спать. Стыдитесь!

Брейтер потащился по тропе, качая головой и бормоча:

— Мое достояние… Ей бы не больше иметь…

Груня пошла к лошадям. Дым редел, и лошади начали отходить от огня. Сокол побежал к берегу.

— Куда? Сокол, куда? — крикнула она.

Сокол остановился, повернул голову и смотрел на Груню просящими глазами.

— Чего ты. Сокол? — Она похлопала коня по шее. Он повернул голову к берегу и пошел к воде.

— Ах, ты пить хочешь! — спохватилась она и погнала лошадей к реке. — Н-но, коники, пить, вьо!..

Отбитые и наточенные косы висели на деревьях. Каждый берёг свою косу, как солдат — винтовку перед боем.

В полдень на Амуре показалась первая лодка с Алешина острова. Медленно шла она по воде, лениво и устало шлепали весла. Ребята закричали:

— Едут!

Лодка подошла к берегу, и коммунары были поражены видом Ривкина и Златкина.

— Что-нибудь случилось?

— Смотри, как они выглядят!

— Без сапог!

— А вымазались как!

— Вот горе-то, куда забрались!

А те спокойно привязывали лодку и притворялись, будто ничего не слышат.

— Зелда, дай чего-нибудь поесть! — сказал Ривкин, вылезая на берег.

Зелда подала хлеб, суп и по куску свинины.

— Зачем тратишь булку, ведь еще работать не начинали! — заметил Ривкин.

— Ешь, ешь, — одни ничего не делают, а другие из сил выбиваются.

— А едят тем не менее все! — подхватил Златкин, улыбаясь.

— Видали святошу? Уже и поесть нельзя! — проворчал старик Брейтер.

Парни набросились на еду. Оба были с головы до ног в грязи.

— С Тарабаровского еще не вернулись? — спросил Ривкин.

— Нет еще, — ответил Файвка, глядя ему в рот: «Что он расскажет?»

— Скоро, наверное, приедут. Надо быть готовыми к переправе. Косы в порядке?

— Готовы! — сказал Файвка, поглядывая на ноги Ривкина: одна босая, другая в сапоге со спущенным гармошкой голенищем. — Слышь, ты, а где второй сапог?

— Оставил.

— Почему?

— Тонули.

— Тонули?

Коммунары вскочили с мест, смотрят на Ривкина и с открытыми ртами слушают его рассказ:

— Переночевали мы в лодке. На рассвете вышли на остров и пошли. Воды — по колено, а местами и глубже, есть и сухие места — небольшие участки. Травы стоят высокие, выше головы. Идем мы, а остров огромный, только вода кругом. «Ничего тут не сделаешь!» — говорю. Но Златкин уходить не желает. «Вот сухой кусок!» — показывает. Идем туда, лезем в воду. Трава по лицу хлещет, а комаров — тьма! Еле добрались до этого куска и только сунулись — бац в воду! Выскочил я кое-как, смотрю — Златкина нет! «Вот те и на!» — думаю. Однако слышу: «Пах-пах!» «Ривкин, — кричит он, — у меня полны сапоги, вниз меня тянут!» — «Скинь! — кричу. — Ногами сними!» И сам в это время один сапог скинул с ноги, а второй мне тесен, не могу снять… На-ка, Файвка, сними!

Файвка подтянул поясок, поплевал на ладони и потащил Ривкина по земле.

— Держись!

— А ты его к дереву привяжи!

— Не пойдет сапог, мокрый.

— Не тащи! — кричит Ривкин. — Ты мне ногу оторвешь!

— Разрежь сапог — и дело с концом! — советует старик Брейтер.

— Давай нож, Зелда!

— Жалко! Высохнет и снимется, — говорит Ривкин, глядя на сапог.

— Балда! — кричит Файвка, хватая нож. — Вспори шов сзади! На нож! Сапог как куколка!.

Ривкин поднялся.

— Ну, ребята, надо готовиться к отъезду.

— На какой остров едем?

— На Тарабаровский. На Алешином косить не будем.

— Он уже едет! — ворчит Брейтер. — Только что смерти в глаза глядел и опять лезет!

— Да, да, товарищ Брейтер! Биробиджан — это вам не игрушка!

— Ну и местечко! Выискали-таки страну для нашего брата! — кряхтит старик.

— Будет, будет, товарищ Брейтер! Еще годик-другой и на нынешних болотах зацветут виноградники. Что большевики порешили, то непременно будет! — говорит Ривкин, шагая босиком по траве.

Брейтер смотрит на этого «пришельца с того света» и никак понять не может, чему тут, собственно, радоваться. «Черт меня занес в эту треклятую тайгу! Ничего лучшего для нас найти не могли», — думает он.

— Кто с лошадьми? — спрашивает Ривкин.

— Груня.

— Ее сменить надо.

— Иду! — кричит Брейтер-младший и бежит по тропе к полю.

— Всюду лезет первый, провались он! — прошипел старик. — От горшка два вершка, а всю ихнюю премудрость уже постиг! Лезет в огонь и в воду!

«Всю премудрость» он еще не постиг, этот пятнадцатилетний парнишка, но идти за нее в огонь и в воду он действительно готов.

В сумерки на Амуре показалась лодка с Тарабаровского острова. На берегу уже горели костры, и клубы дыма разгоняли комаров. Коммунары собирались залезать в мешки, когда неожиданно вернулись с поля Ривкин и Груня. Ривкин крикнул;

— Ребята, вылезай из мешков! Ехать надо.

— Ехать?

— Ночью?

— Да, да, ехать, ехать!

— Что значит «ехать»? Послушаем сначала, можно ли там косить, а то вдруг пожалуйста: надо ехать… — Брейтер залез в мешок и уже там закончил свою мысль.

Ребята вылезли из мешков и следили за лодкой, которая приближалась к берегу. Лодка скользила по неподвижной глади реки, и всплески весел все явственнее слышались на берегу. Луна шла следом за лодкой и наткнулась на берег.

К берегу натаскали сена и разожгли костер. Густое облако дыма клубилось над головами и било приятной горечью в лицо.

Лица приехавших с острова были искусаны и распухли, глаза — красные, заплывшие.

— Ох, и задали же нам комары! — пытается улыбнуться Фрид. — Их там миллиарды! Наловить полный котелок на обед — ничего не стоит!

— Нашел, чему радоваться! Ты лучше в зеркало взгляни, — от страха умрешь! — качает головой Брейтер.

Все смотрят на лица Рубина и Фрида, которые за эти два дня изменились до неузнаваемости. У Рубина лицо красное и распухшее, будто его отхлестали крапивой. Файвка смотрит, и широкая улыбка расплывается у него по лицу.

— Благородный юноша, ты своим человеком, оказывается, становишься! — говорит он.

Подходит Ривкин и отзывает Рубина и Фрида в сторонку.

— Устроим заседание?

— Собрание надо созвать!

— Надо решить, что делать.

— Зачем мы здесь сидеть будем?

— Надо вернуться в коммуну!

— Как это «вернуться»? Ведь работать приехали.

— Работать? — вмешивается Брейтер. — Полюбуйся лучше на их рожи, а потом скажи, как это мы будем работать?

Файвка покосился на него и сплюнул.

— Надо спать ложиться, — решает старик.

— Погоди немного, отец.

— Ты, байструк, снова в воду лезть готов!

— Если прикажут…

— Если решат, то поедем! — крикнул кто-то из-за «дымовой завесы».

— Послушайте, ребята! — заговорил Ривкин. — На Тарабаровском можно косить. Семьдесят тысяч пудов снять можно. Есть залитые места, но покуда вода спадет, можно косить на высотках. Скверно, что, пока придет катер, нельзя пустить в ход машины. Утром кого-нибудь отправим за катером. Ну, ребята, надо ехать, каждый час на счету! Уже пять дней, как мы сидим здесь, а кос даже и в руки не брали. Жаль времени. Дни стоят солнечные, погожие. Ну, ребята, собираемся, сейчас только семь часов.

— Семь?

— Хороши «семь»!

— Взгляни на луну!

— Ну, восемь или девять. Ночь-то светлая. Часа через три-четыре будем на острове. Поедут не все. Человек двадцать. Остальные приедут завтра, когда вернутся лодки.

— Стало быть, поехали! О чем разговор? — вскочил Файвка и подтянул поясок.

— Зелда, собирай кухню! — приказал Ривкин.

— А для тех, кто остается? — всполошился старик Брейтер и даже чуть не вылез из мешка.

— Те, кто остаются, приедут завтра! — услыхал он ответ Ривкина.

Ребята собирали узлы и укладывали их в лодки. Каждый снимал с дерева свою косу. Только тут Рубин спохватился, что у него косы нет. Торопясь с узелком в лодку, он вдруг остановился в недоумении: может, взять из тех кос, что заготовлены про запас, но он не знает, какая из них лучше, а ведь ему нужна коса не хуже, чем у Файвки.