Неверный муж моей подруги - Ашира Хаан

На просторной кухне шумела вытяжка, работавшая и как вентиляция, и как шумовая завеса, чтобы до спальни не доносились мои рыдания.

Полина гладила меня по голове, а я первые полчаса просто плакала, захлебывалась своим горем, снова плакала и не находила ни единого повода жить дальше.

— Ты понимаешь, он даже не чувствовал себя виноватым! «Я люблю жену и разводиться не собираюсь, но ты просто огонь, как я мог устоять?» Представляешь? Представляешь?

— Представляю, — кивала Полина, подливая шампанского. — Хочешь ягод? Клубники или голубики?

— Не хочу… — я закуривала следующую сигарету, сморкалась в бумажную салфетку и продолжала изливать ей свою боль. — Меня чуть не вывернуло наизнанку, когда я узнала. За кого он вообще меня держит? Да я… Да для меня со школы чужие парни были существами бесполыми совершенно! Просто не воспринимала их как потенциальных любовников! Даже потом, когда они уже расходились со своими девушками, я по привычке не могла переключиться!

— Лана… Бедный мой котик, — она гладила меня по руке. — Представляю, как тебе больно.

— Я не хотела этого! — орала я, осекалась и прикуривала следующую сигарету от предыдущей. — Мне не нужна вся эта грязь!

Я не могла остановиться и перестать жаловаться на одно и то же, одними и теми же словами, словно заезженная пластинка, которую некому переставить. Полина терпеливо слушала, не останавливая меня, лишь подливала шампанское в бокал.

Когда она вскинула голову и посмотрела мне за спину, я дернулась и осеклась.

Обернулась.

— Я на минутку, — сказал Герман. — Маруська есть захотела. Возьму пюре и уйду, — почему-то шепотом объяснил он. — Не обращайте на меня внимания.

Я впервые видела его без костюма, в домашних штанах, футболке и босиком. Тень отросшей к вечеру щетины очерчивала его твердый подбородок и строгую линию губ.

Так вот ты какой, Герман Панфилов, банкир и театрал, когда не закован в свою броню от «Бриони». Такой же обычный мужик, как и все остальные.

Разумеется, я молчала все то время, пока он копался в холодильнике и разогревал в микроволновке пюре с запахом детсадовской еды. Только курила, опустив глаза в стол, прикрыв лицо волосами, потому что мне снова было неловко в его присутствии, особенно из-за того, как я выглядела.

— Искупаешь Маруську? — спросила Полина. — Не хочу на нее перегаром дышать.

— Конечно. И уложу, — кивнул Герман. — Развлекайтесь и не стесняйтесь, у нас там мультики на полную громкость, почти ничего не слышно.

«Почти».

Я скорчила рожу, затягиваясь сигаретой и бросила ему вслед мрачный взгляд, невольно отметив, какая у него, оказывается, крепкая подтянутая задница. А в костюме под пиджаком незаметно было.

Тьфу ты!

Никогда не понимала, в чем прикол западать на мужские жопы. Спереди они гораздо интереснее. Но, видимо, когда мужик в одежде, это единственный выделяющийся параметр, который можно оценить.

Но тут организм меня удивил. Я тут вообще-то с ума схожу от боли, с чего вдруг новый интерес прорезался? Или это я оцениваю, насколько качественного самца сосватала подруге?

Вдруг это моя настоящее призвание? Тем более, что за время безумного романа я продолбала все дедлайны и хрен кто теперь мне подкинет работу.

— Не жалеешь, что отдала его мне? — спросила Полина, дождавшись, пока хлопнет дверь спальни.

— Ну что ты! — я даже засмеялась от такого абсурного предположения. — Видно же, что вы идеально подходите друг другу. А мне нужен кто-то совсем другой — такой же сумасшедший, как я… — вздохнула и тут же уточнила: — Только на этот раз без жены!

Давно. Хочу за него замуж

После того «рыдательного» вечера, мы с Полиной встречались все реже.

С одной стороны, у нас уже не было удобного повода в виде общей работы.

С другой…

Дела Германа очень быстро шли в гору, и я сначала в шутку, а потом уже почти всерьез говорила, что у меня есть подруга, которая замужем за олигархом.

У меня же было ровно наоборот: журналистика — это связи, а почти все связи порвались, пока я сходила с ума по своему рок-музыканту.

Приходилось писать какую-то ерунду в скучные профильные журналы про торговое оборудование и металлопрокат. Платили за них копейки, и мне все чаще приходилось выбирать между ужином с друзьями и продуктами на неделю.

Приходить в гости к Полине с самыми дешевыми пряниками к чаю было ужасно стыдно. Признаваться в том, что нет денег — еще хуже.

Гордая нищета — это было про меня.

Поэтому встречались мы с ней редко, чаще всего в парке, где она гуляла с дочкой.

Но и без отягчающих обстоятельств наша дружба истончалась и таяла. Интересы расходились все дальше — она полностью погрузилась в материнство, а у меня на повестке дня было выживание.

Она видела, что мне неинтересно про цвет какашек и как здорово Маруська собирает пирамидку, а я опускала все подробности унизительных собеседований, после которых меня не брали даже копирайтером.

Так что мы просто молча гуляли по дорожкам парков и договаривались встретиться в следующий раз через пару месяцев. Кажется, нам обоим становилась в тягость наша дружба.

Хотя когда я познакомилась с Игорем, я не могла не поделиться с Полиной. Все-таки именно она утешала меня в самый страшный день моей жизни. Надо было ей как-то «компенсировать» вываленные на нее тяжелые чувства и показать, что все закончилось хэппи-эндом.

— Он очень умный! — щебетала я, сидя у нее на кухне и светясь от счастья. — Очень! Инженер, кандидат наук, скоро защищается. Я таких умных мужчин не встречала никогда! И добрый. У него дома живут две кошки-подобрашки, одна без глаза, другая с диабетом, и он каждый день делает ей уколы, таскает их обеих в ветеринарку.

— Добрый — это самое главное, — Полина делала вид, что ее совсем не беспокоит, что Маруська лупит пластмассовым поездом по железной стойке для обуви.

Это у меня от каждого удара глазик дергался. Но мы уже выяснили, что если ребенка не отвлечь, то ребенок придет к нам и будет пытаться утащить со стола оливки, колбасу, конфеты с ромом и прочие совершенно не детские вкусности.

— Хотя ты говорила, что хочешь такого же сумасшедшего, как ты? — вспомнила она, когда звуковая атака внезапно кончилась.

Мы с ней вместе настороженно наблюдали за ее дочерью, которая целенаправленно