Тридцать дней призрачного счастья без Аннабеллы - Алэн Акоб

На улице шёл мелкий дождь, Клоэ открыла портативный зонтик и мы прижавшись друг к другу пошли вверх по улице в направлении банка. Очевидно пока мы были у Павла, по городу прошёлся неплохой ливень. На улице было полно луж. Нам навстречу шёл небольшой старичок и сиротливо поглядывал на нас. Поравнявшись с нами, мы заметили, что он был весь, с ног до головы заляпан грязной водой. Первое, что пришло в голову, его обдала водой проезжавшая мимо машина. Оказалось он поскользнулся и упал прямо в лужу несколько минут назад. Клоэ вытащила из сумки пакет с салфетками и стала вытирать его насквозь промокшую одежду — брюки, обувь, другой салфеткой которую я подал ему он вытер лицо и расшибленный лоб с капельками крови.

— Спасибо мадмуазель, не стоит, одежда сама высохнут пока я дойду до дома.

— Мы предложили ему выпить чашечку кофе, в ближайшем бистро, где он сможет одновременно и высушить одежду. Старик отказался, сославшись на слабое сердце, кофе он не употребляет уже где то лет пять, и побрёл дальше бормоча под нос, слова благодарности. Мне очень понравилось как Клое ухаживала за пожилым человеком. Словно почувствовав мои мысли, она стала рассказывать, как однажды маленькой упала в бассейн у друзей её родителей и сразу стала тонуть, захлебнувшись. К счастью старший сын хозяев в это время проходил мимо и по привычке заглянул в бассейн где она лежала на дне уже без памяти. Её быстро вытащили из воды, и еле откачали. После этого мокрая закутанная в полотенце она лежала прижавшись к матери и вспоминала как ей хотелось кричать, но от страха пропал голос, руки не слушались, свело ноги. В её маленькой голове ребёнка ещё тогда появилось непонятное чувство отчаяния, дыхание смерти, что-то страшное, и в тоже время новые ощущения неизвестные до сих пор. После этого случая, всё что связано с водой у неё вызывает болезненные ощущения.

Дождь усилился и мы зашли в первое попавшийся кафе. Официант быстро записал наш заказ в небольшом электронном блокнотике и удалился в направлении кухни. У Клоэ усталый вид, с побледневшим лицом, мне её немного жаль. И всё таки я не смог удержаться, чтобы не спросить, что за интрижка была у неё с Аннабеллой и Полем.

— До Аннабеллы я жила с Полем, он нравился мне, — надтреснутым голосом начала рассказывать она — его манеры, деньги, да деньги ты не ослышался, я думала что с ним у меня есть будущее. Я из небогатой семьи и знаю, как жить до зарплаты, экономя на всём. Из-за денег мои родители разошлись, они еле сводили концы с концами, каждодневные скандалы как то переросли в драку и отец сильно ударил мать по лицу. На следующий день она собрала свои вещи и ушла из дома даже не попрощавшись. С тех пор я стала жить у бабушки, на окраине Парижа, которая пыталась во мне воспитать целомудрие и расчётливость в выборе будущего мужа. Наверное я была недобросовестным учеником, не преуспела в жизни ни в чём, из всех её заповедей и наставлений. С Полем я познакомилась у друзей и сразу влюбилась в него. Разница в возрасте абсолютно не пугала меня. Как только он предложил мне жить у него, я сразу согласилась. Моя жизнь у Поля была разномерный и пресной. Утром я шла за круассанами в булочную, варила ему кофе подавала в постель. Этакий, каждодневный ритуал. Потом он одевался полчаса крутясь перед зеркалом, оставлял мне немного денег и уходил на весь день неизвестно куда. Итак изо дня в день, всё это мне жутко начинало надоедать.

Как то на одной из вечеринок, которые время от времени устраивал Поль, где собирались поэты, малоизвестные писатели, литературные критики, журналисты, пришла Аннабелла с подающим большие надежды композитором, который писал музыку к кинофильмам, его звали Серж. Все сразу стали просить его сыграть мелодию которую он выдумал, для модного тогда фильма про любовь. Аннабелла сидела одна на диване и явно скучала. К ней подсел Поль, у них завязался разговор, потом они куда то вышли и возвратились через час, очень взволнованными. Прошло пару дней и Поль перестал появляться дома по ночам. Я всё поняла, нашла её номер телефона, когда он спал, вышла на улицу и серьёзно с ней поговорила, дала пару дельных советов, мы распрощались с ней друзьями. Утром когда Поль вышел из дома, я собрала свои вещи и ушла от него навсегда, не попрощавшись. Честно говоря такая жизнь не по мне, быть всегда обязанным кому то за своё благополучие, платить за это размерами бюста, имитацией оргазма. Мне стало жалко, эту неопытную женщину Аннабеллу, очередную жертву, бездушного человека, без сердца, который видит в женщине постельное животное, но я не стала её отговаривать. Рай богатых создан из ада бедных — говорил Гюго.

Я была злая в тот день, хоть и понимала, что подвернулась прекрасная причина бросить его. Так он и стал жить с Аннабеллой. А потом мы подружились, она звонила мне жаловалась на Поля, проклинала, что связалась с ним, и что не может покинуть его потому, что теперь беременна. Я ей сочувствовала, у этого человека никогда не было сердца, мы стали встречаться с ней, проводили вместе время в парижских бистро и барах, чтобы как то отвлечься. Потом они разошлись, он так и не признал маленькую Беллу своим ребёнком.

Домой мы зашли в полночь, няня уложила Беллу спать и ждала нас на кухне. Пока Клоэ заправляла холодильник продуктами, я пошёл в спальню и из любопытства начал рассматривать бижутерию Аннабеллы. Она не любила, золото или другие драгоценные металлы. Я стал перебрать то, что она носила и по внимательнее рассматривать её украшения, они почти все были от Hermès, две три штучки от Dior. Все эти на первый взгляд цветные побрякушки, с изображениями древнего Египта или с цветными стёклышками подделанные под драгоценные камни, стоили огромных денег. Неужели это всё ей покупал Поль, призадумался я, вряд ли, тогда откуда это всё.

В холодильнике вновь завелись стейки, свежие овощи и прочая снедь. Вина я купил сразу несколько деревянных коробок, Lalande-de-Pomerol любимое вино Аннабеллы. Как только ребёнок засыпал, его укачивала Клоэ, она приходила ко мне и на кровати, ещё как следует не остывшей от воспоминаний, после Аннабеллы мы предавались любовным забавам. Вспоминал ли я мою потерянную женщину тогда, трудно сказать, настолько мне