Если враг не сдается - Михаил Нестеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тварь!
Магомедов не хотел становиться смертником, особенно сейчас, когда на кону была всего лишь одна-единственная жертва — этот полоумный смельчак, да несколько десятков раненых. Чеченец плюхнулся на сиденье, успев отметить, что группа омоновцев прекратила обстрел «Низы». Во-первых, трескотня автоматов заметно спала после выстрела из «мухи», который наверняка зацепил кого-то из ментов, во-вторых, они опасались попасть в своего товарища, дошел ли до них его отчаянный маневр или нет.
В мастерстве Грета не уступала «зеленому» омоновцу: когда Картавый, приподняв над панелью голову, вывернул руль вправо и утопил в пол педаль тормоза, отрезая путь «Ниве», девушка, включив заднюю передачу и так же выворачивая руль, резко подала назад и, выжав сцепление и включив сразу вторую передачу, проехала правыми колесами по неподвижному телу Сулима.
Полуобернувшись в кресле, Магомедов давал короткие очереди по «шестерке», целясь выше крыши. Противник отвечал тем же. Лишь когда «Нива» отъехала на полста метров, парень в камуфляже и маске снова показался в своей красе: проворно выбрался наружу и стремглав бросился к тротуару.
— Ублюдок! — коротко выругался Адлан, выпуская из автомата последние патроны и не надеясь, что они попадут в бензобак. — Интересно, как его фамилия...
Всё произошло в считанные секунды, а Магомедову казалось, что бой исчислялся минутами.
Погоня ничего не дала — об этом Олег Суглобоз узнает позже. А пока он присоединился к паре своих товарищей, стоящих над телами чеченцев. Всё же выстрел из гранатомета и несколько точных автоматных очередей сделали свое дело: те, кого омоновцы так аккуратно взяли минутами раньше, больше не подавали признаков жизни.
4
4 апреля, пятница
Облако, вздымающееся по ходу машины, своей формой напоминало одинокую гору. Снизу сизоватое, будто намертво пристывшее к земле, а в самом верху его венчала безукоризненно белого цвета шапка. Даже не напрягая воображения, можно было рассмотреть на ней морщины ущелий и перевалов, хребтов и отрогов, уступов и террас. Всё это показалось новоиспеченному курсанту с сержантскими лычками таким реальным, что он буквально за следующим поворотом ожидал резкого подъема по горному серпантину...
Наваждение...
А ведь эта воздушная громада, начавшая видоизменяться, так похожа на настоящую гору... Была похожа. Ибо белоснежная шапка словно смазалась, была раздавлена, как красивый и праздничный торт, чьей-то громадной рукой. Гора стала обычным облаком... стелющимся над равниной.
А как красивы настоящие облака, иногда обнимающие горные вершины, а иногда терзающие их клочковатой пеной, взбурленной где-то у подножия безумным ветром-брадобреем.
Красиво там, в горах, хотя и неспокойно. И даже в мирные времена, точнее, в перерывах между войнами — некогда затяжными, — горы заставляли относиться к себе трепетно. Они не прощали праздности, созерцания своей красотой. Пришел — живи и работай. Или умирай в горах — горы это позволяют. Но никогда не спекулируй на них.
Живи. Или умирай.
Выпускник школы снайперов бросил взгляд на ротного — не подслушал ли тот его мысли. Но нет, сидит молча, смотрит в бумаги, ворочает листы военного билета, сверяет предписание с железнодорожным билетом... и вот-вот задаст первый вопрос, на который его новому подопечному ответить будет, с одной стороны, сложно, с другой — легко. А вслед за этим первым и главным вопросом последует еще один, еще...
Сержанта Литвинова встречали на железнодорожном перегоне; выходя из вагона поезда «Орск — Москва», прибывшего на эту станцию в 7.55 местного времени, он увидел военный «УАЗ». В машине было двое. Один за рулем — скуластый, светлоусый, с длинными сильными руками, в солнцезащитных очках, лет двадцати трех на вид; он погнал машину сначала по прямой дороге, потом по извилистой, а затем и вовсе по ухабам.
Тем временем его товарищ, выглядевший ненамного старше — он представился капитаном Шаровым, — начал знакомиться с документами Литвинова. Покивав в ответ на какие-то свои мысли, документы он забрал и уже дружески улыбнулся курсанту:
— Ну, будем знакомы, Александр Литвинов. Я твой ротный. С непосредственными начальниками и инструкторами познакомишься в части.
И только сейчас Литвинов заметил, что оба его спутника при оружии — как в Чечне, пришло к нему сравнение: кроме пистолетов (по рукояткам в кобурах Сашка определил автоматические «стечкины», скорее табельные в этой части), десантные автоматы Калашникова.
Убрав документы, капитан продолжил в том духе, что, мол, ты, Сашка, теперь вливаешься в команду, которая осталась в учебном центре путем неимоверных усилий — из ста курсантов, прошедших пятимесячные курсы, выдержало десять. Что для Литвинова не стало новостью: подобные отсевы существуют и в других элитных подразделениях. Но чтобы так много...
Словесную эстафету у капитана принял, как ни странно, водитель. Едва они проехали охраняемый шлагбаум и миновали неприступные железные створки ворот, за которыми выстроились в ряд казармы учебного центра, человек с тонкими усиками, покинув свое водительское место, вплотную шагнул к курсанту. Он был одет в бушлат и ботинки с высокими берцами, носил погоны старшего сержанта и занимал должность инструктора. Помимо всего прочего, он был латышом по фамилии Пиебалгс. Звали его чуть мягче — Рудгер, кличка соответствующая — Рудгер Хауэр. Такие же, как у американского киноактера, беспредельные глаза, короткие желтоватые волосы, крепкий подбородок, сломанные уши — видимо, частенько его возили вниз головой по борцовскому ковру.
— Теперь слушай меня отдельно, раз не довелось постоять вместе с разбитой командой на плацу, — жестко выговорил инструктор. — Мне плевать, кто ты и чего натворил — хорошего или доброго, в этой жизни или в той, в которой я намерен покопаться. Мне плевать, сколько «соплей» на твоих погонах, какую учебку ты закончил, из Москвы ты или из междужопья. Если я тебе скажу нырять, ты будешь спрашивать «на какую глубину». На первых порах просто потому, что не нравишься ты мне, что попал в команду по щучьему веленью. Совсем скоро я узнаю, посчастливилось ли тебе попасть в самое элитное подразделение, которое я только знаю, или же фортуна повернулась к тебе задницей.
Наверное, этот инструктор имел дар внушения. Он даже не повернул голову, когда рядом по стойке смирно вытянулся незнакомый курсант.
— Покажешь этому воину всё, что ему понадобится на это утро, — бросил он подчиненному. — Потом поведешь его в столовую. Скажешь поварам, чтобы дали ему пожрать. Начнут кривить губы — стукнешь мне. А теперь оба бегом в роту! Чего хлебальник разинул? Исполнять!
— Злой какой-то, — на ходу бросил Литвинов новому товарищу. — Меня Сашкой зовут. А тебя?
— Михаилом, — отозвался раскосый курсант Рахманов по кличке Батый: коренастый, широкоплечий, с длинными сильными руками.
— Слушай, Михаил, мне позвонить надо. Матери. Откуда здесь можно позвонить?
— Вечером что-нибудь придумаем, — обнадежил Батый. — Посмотрим, кто заступит дежурным по части. Если повезет, из штаба позвонишь. Нет — в тренажерный класс проберемся, там у нас компьютеры, даже факс есть. Если он подключен, то звякнешь.
Батый сдержал слово. Когда дежурный по части старший лейтенант Сулейманов пошел ужинать, он проводил Литвинова в штаб. Подмигнув знакомому сержанту, сидевшему в дежурке, кивнул на телефон: «Можно?» — «Валяй», — разрешил тот.
— Мне по междугородке, — на всякий случай предупредил Литвинов, сняв трубку.
— Блин, ну на хера ты мне это рассказываешь? Ты или звони, или топай отсюда.
Один длинный гудок, второй, третий...
Вряд ли сержант был тактичным человеком. Он скривился, видя, как новенький прижимает трубку к уху и заслоняет ее ладонью. Он вышел в коридор, где стоял Батый, оставив Литвинова один на один с телефонным аппаратом, наедине со своими переживаниями...
— ...Да, мам, со мной всё в порядке, — продолжал он разговор. — Если кто-то будет спрашивать меня, ты меня не видела, поняла? Так надо... Да, скажи, что я не приезжал...
Нажав на клавишу, он набрал еще один номер. Перед глазами маячил образ его попутчика, не мог не маячить.
«Выпьешь?» — «Не, не буду». — «Десять градусов. Сок. Стаканчик не повредит».
— Привет, это я. Всё получилось. Да, как мы и планировали. При случае позвоню. Всё, отбой.
Они одновременно положили трубки: и курсант учебного центра, и самарский абонент.
Глава 3
Штурм утерянных позиций
5
8 апреля, вторник
Игорь Мельников проснулся в начале четвертого утра. Провел языком по пересохшим и слегка припухшим губам, мотнул коротко стриженной головой, ощутив в затылке тупую похмельную боль. Она родила очередное раскаяние, которое имело привычку исчезать вместе с похмельем: «С бухаловом надо завязывать». Он с громким выдохом потянулся, далеко вытягивая за головой мускулистые руки и выгибая сильную спину. Молодая симпатичная брюнетка, лежащая рядом, даже не пошевелилась, спала как убитая и наверняка проснется с такой же бодягой в голове.
