Дурная кровь - Деклан Хьюз

На письменном столе из дуба, без ящиков, стоял «Макинтош» — на полукруглой белой подставке, с монитором самой последней модели. Пока компьютер загружался, я осмотрел кабинет. На одной стене висел органайзер на два года, с пометками вроде: «Долина Аргус — 64 кв., Городские дома — сентябрь 2006» и «Спортивный центр Гленкурт — 18 месяцев». На полке с книгами преобладали биографии спортсменов и деловых людей, было несколько учебников по парусному спорту.

На столе стояла фотография: двое мужчин и скаковая лошадь. Один был плотный, загорелый, довольный собой. Одет он был в куртку и кепи из твида. Я не смог вспомнить его имени, но точно знал, что в шестидесятых он был крупной фигурой в сфере недвижимости; в газетах его называли «Первый миллионер Ирландии». Второй мужчина на фото был стройнее, чем когда я видел его в последний раз; маленькие холодные глазки с подозрением выглядывали из-под полей мягкой фетровой шляпы: Джон Доусон, отец Питера.

Я сел за компьютер и быстро пролистал папки, но почти все они оказались связаны с работой: крупноформатные таблицы, прибыль, бухгалтерский учет расходов и так далее. Если тайна исчезновения Питера скрывается здесь, мне придется нанимать специалиста, чтобы продраться через всю эту информацию. Я открыл «Ворд» и прошелся по «последним документам». Большая часть их, сохраненных под названием «1111» или «НННН», была удалена, остались только диалоговые окна: «документ 1111 не может быть открыт, так как не найден исходный элемент». Самый последний файл был сохранен как «ткэк» — «тем, кого это касается», но он открывался как пустая страница. Интересно, Питер ничего не записал, или содержимое было удалено кем-то другим? Я открыл свойства документа: дата создания — пятница, 16 июля, 13.27; дата последнего изменения — вторник, 20 июля, 12.05. Как раз вчера после полудня кто-то стер то, что было там написано, но не удалил файл.

Я нырнул под стол, чтобы посмотреть, не валяется ли там какой-нибудь интересный мусор, но пол был идеально чист, как будто его мыли сегодня, корзина для мусора из нержавеющей стали была пуста, только на дне остался яблочный огрызок.

Я быстро осмотрел другие помещения на втором этаже: большая ванная, облицованная белым кафелем, две спальни, обставленные скромно и безлико — сразу можно было догадаться, что они предназначены для гостей, третья спальня с множеством книг по искусству, серебристым ноутбуком «Эппл», масляными красками, блокнотами с эскизами и холстами на подрамниках; спальня хозяина, из которой открывался такой же сногсшибательный вид, как и из гостиной, да еще на стене висело огромное абстрактное полотно. Картина — два огромных ярких мазка красной и рыжей краской — излучала темную, необузданную энергию, которая в одинаковой мере была и страстной, и мрачной. Если бы я не знал, что Линда, возможно, намалевала это за один вечер, я подумал бы, что работа принадлежит кисти гениального Ротко. Уже в школе Линда частенько зарабатывала кругленькие суммы, снимая копии с картин старых мастеров и продавая их людям, которые полагали, что висящее над камином полотно Ренуара или Моне облагородит их мещанскую обстановку.

Линда внизу ела банан и пила кофе — передышка от пьянки. Она посмотрела на меня на этот раз более трезвым взглядом.

— Ты что-нибудь нашел? Был взлом?

— Не знаю. Вот еще три пустые коробки.

Я положил их на стол.

— На двух надпись «Семья»…

— Питер хранил в них все фотографии. Свадьба его родителей, его детство… Они тоже пропали?

— А про «Гольф-клуб»?

— Не знаю. Питер не состоял ни в одном гольф-клубе. Он не играл в гольф.

— Ты уверена?

— Конечно. Мы… все же не стали окончательно чужими. Не успели.

Неожиданно для самого себя я спросил:

— Вы с Питером решили не заводить детей?

Линда вспыхнула и на миг уткнулась взглядом в чашку с кофе. Потом покачала головой и напряженным, срывающимся голосом сказала:

— Нет, просто не получалось. Это я виновата. Слишком затянула с этим, наверное. И теперь я… бесплодна. Да, бесплодна. Бесплодная женщина. И… думаю, брак наш пошатнулся, когда это выяснилось. Я предложила Питеру развестись, но он сказал «нет». Ему, видимо, нужно было сказать «да», потому что с тех пор мы… как-то успокоились и стали отдаляться друг от друга.

— Вы собирались встретиться в пятницу, чтобы поговорить о расставании. Питер знал, что было на повестке дня?

— Конечно. Он должен был знать. Это важно?

— Да, потому что это может быть причиной, по которой он скрылся. Хотел избежать разговора, а к тому времени, когда он вернется…

— Она все решит сама. Ты тоже бы так сделал?

— Так поступают почти все мужчины. Залечь на дно, пока не кончится шторм.

— Ты такой же, как все?

— Я не стараюсь осторожничать. Но речь сейчас идет не обо мне.

— Четыре дня. Нет. Он бы позвонил. Оставил бы какое-нибудь сообщение. Он не стал бы заставлять меня нервничать. Его ужасная мамаша крепко вбила в него некоторые положительные качества.

— А что родители Питера? Ты с ними разговаривала?

— Они считают, что я принимаю все слишком близко к сердцу. Барбара сказала, что, возможно, ему просто нужно немного отдохнуть от меня. «Ты же знаешь, каковы эти мужчины». Потом добавила, что если я действительно волнуюсь, то она попросит Джона позвонить комиссару полиции. Должна же быть от него какая-то польза.

— У Доусона есть связи среди властей?

— В том-то и дело, что раньше были. Ходят слухи про его первую крупную земельную сделку — это дома на Ратдаун-роуд в далеком семьдесят седьмом. Друзья среди высокопоставленных лиц, взятки нужным людям. Но эти времена прошли. Барбара считает, что его связи еще имеют силу, но я сомневаюсь в этом. Чем меньше они будут знать, тем лучше.

— Они достаточно быстро все узнают, если я буду крутиться вокруг с вопросами.

— Возможно. Но тебя удивит, какими отшельниками они живут.

— Ты когда-нибудь пользовалась компьютером Питера?

— У меня есть свой ноутбук.

— Кто-то пользовался им вчера, в полдень. Документ под названием «тем, кого это касается» стерт, если там было что стирать.

— Полдень. Я была на похоронах твоей матушки.

Как будто я ее обвинял. Может, и обвинял.

— У кого еще есть ключ?

— У Агнесс, уборщицы. Но она приходила сегодня.

— Куда она выбрасывает отходы?

Линда улыбнулась.

— «Отходы». Пойдем.

Она провела меня через парадную дверь, и мы завернули задом. За молодым буком стоял небольшой деревянный сарайчик. Мы вошли в него, и Линда кивнула на серый мусорный ящик на колесиках.

— Что ты ищешь?

— То, что могло быть у Питера в кабинете. В корзине для бумаг, на полу.

На крышке ящика лежала стопка газет. Я вытащил из нее «Айриш таймс», расстелил на полу и высыпал первый мешок с мусором.

— Ну, я пока пойду, — сказала Линда, наморщив носик, и вернулась в дом.

Я расправился с двумя маленькими мешками, забитыми коробками от апельсинового сока и молока, пластиковыми бутылками из-под тоника, яблочными огрызками и шкурками от лимона. А также несметным количеством окурков, пеплом и пылью из пылесоса.

В третьем мешке оказались пульверизатор от одеколона «Джо Малон» с запахом грейпфрута, баночка увлажняющего лосьона «Доктор Хаушка» и старая зубная щетка.

Я выгреб кучку использованных ватных палочек и пакетиков с мятным чаем и наконец-то наткнулся на кое-что интересное: три квитанции и два смятых листка бумаги. Мельком глянув под навес для автомобиля, где на новеньком красно-черном кабриолете «ауди» сверкала заводская краска, я почувствовал озлобленность на людей, у которых слишком много денег.

Умыв лицо и руки, я показал Линде находки. Две квитанции она узнала: покупала кое-что для рисования в магазине на Харкурт-стрит.

— Здорово, что ты до сих пор рисуешь, — сказал я.

— Я «воскресный художник», Эд. Сейчас преподаю художественное мастерство в Сэйкрид-Харте в Каслхилле.

— На самом деле? Это же…

— Что? Разочаровавшаяся во всем алкоголичка-преподаватель. Провинциальное клише, вот что это такое. Это из «Ибриллса» — магазина канцтоваров в Сифилде. Вот список: конверты, две пачки белой бумаги формата А4, почтовые бирки. Интересный хлам.

Линда подошла к холодильнику, взяла пакет с грейпфрутовым соком, водку и поставила все на стол. Смешала, получился очень крепкий напиток, и она отхлебнула добрую половину.

— Слэйнт, — сказала она и ухмыльнулась с бравадой плохой девчонки.

Я разложил на столе листки бумаги и разгладил их. На одном оказалось четыре надписи:

Дэгг

Т

Л

Дж У

На втором — четырнадцать имен.

— Ты кого-нибудь из них знаешь? — спросил я Линду.

— Рори Дэгг — менеджер проекта строительных работ Доусона. Больше никого не припоминаю.