Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

Ангел смотрел на меня. Молча разбирал на молекулы и бесстрастно анализировал. Здесь не было никаких симпатий и антипатий, только трезвый и холодный взгляд на мою душу. Это и пугало, и радовало одновременно.

Набрав воздуха в лёгкие, я продолжил говорить, собирая себя в единое целое:

— Со мной ещё двое видящих… Мстислава Мстиславовна… Она привела меня по твоей просьбе. Изольда… Генриховна, она… Она… со мной.

Упрекать себя было бы грешно. Учитывая обстоятельства, я мог бы смело выдать себе приз имени Цицерона за лучшую речь тысячелетия. Хотел бы я посмотреть на того, кто на моём месте справился бы лучше.

И Ангел оставил меня в покое. Он по-прежнему был здесь, всё понявший о каждом из нас, понявший даже такое, чего мы сами о себе никогда, быть может, не поймём. Он ждал моих слов, как и предсказывала Мстислава. И я, глубоко вдохнув, сказал:

— У нас большие неприятности. Парень, Николай… Он видящий, но так вышло, что его с детства пытались отгородить, и в итоге он сделал плохой выбор. Его забрал чёрный обходчик. Мы… — Я вдохнул, выдохнул, сознавая, что чёткой словесной формулировки у меня почему-то наготове нет, и её нужно рожать прямо сейчас, в моменте. — Мы хотим его вернуть. Мы уверены, что он осознал свою ошибку и встанет на верный путь.

Ничего не произошло. Ангел продолжал ждать. Я глубоко вздохнул и бросился в омут головой.

— Ещё мы пытаемся вознести пожирателя. Я считаю это очень важным. Потому что это свидетельствует о том, что практически у каждого человека, обладающего душой, есть шанс вернуться на путь Света, даже после смерти физического тела. У нас есть символ, необходимый для ритуала, но ещё нужен артефакт. И мы не знаем, как его раздобыть.

Мстислава с шумом втянула воздух. Ей не понравилось услышанное. Она не считала, что такими мелочами нужно грузить Ангела. Но у руля в данный момент стояла не она, а я. И я отчётливо понимал, что врать и недоговаривать перед Ангелом — это то же самое, что врать и недоговаривать самому себе.

В этот момент всё исчезло. Мстислава, Изольда, опушка леса, белый камень. Я оказался в узкой каменной коробке, которую даже одиночной камерой было не назвать. Лифтовая кабина по сравнению с нею была просторным холлом. И здесь мы стояли нос к носу с пожирателем Борисом. Ни прилечь, ни даже присесть. Ни отвернуться друг от друга.

И всё это сверху припечаталось пониманием: так будет вечность. Мне никогда не выбраться из этой коробки. Я забыт, вычеркнут из жизни и смерти навеки. Так же, как Борис.

Путь наверх страшен не теми опасностями, которые подстерегают наверху. Нет. Он страшен, потому что, не удержавшись и упав, ты оказываешься гораздо ниже, чем мог бы вообразить.

Как же мне захотелось махнуть рукой… Просто забить. Сказать Борису: «Сорян, бро, я сделал всё, что мог. Но лучше я проживу долгую жизнь и вознесу сотни, тысячи душ, чем обделаюсь с тобой и пропаду навеки. Это просто математически не выгодно».

Так рассудил бы на моём месте любой нормальный человек. Но ни один нормальный человек ещё не стал видящим проводником.

— Да, хрен с ним, — услышал я собственный голос. — Риск — дело благородное.

И перед тем, как рухнула темница, и я вновь очутился на опушке перед белым камнем, я почувствовал, как будто Денис одобрительно хлопнул меня по плечу. Я словно услышал его слова: «Вот это по-нашему!»

— Всё, — сказала Мстислава.

— В каком смысле «всё»? — спросил я.

— Не чувствуешь?

Я чувствовал. Ангел ушёл. Он закончил аудиенцию в одностороннем порядке. Ну, он мог себе это позволить. Он ведь Ангел. Только мы остались без ответов.

— И… что теперь?

— А ничего. Едем обратно. — В голосе Мстиславы появились сварливые нотки. — И надо тебе было этого пожирателя вываливать! Свалил всё в одну кучу, как… Что теперь? Не знаю я, что теперь.

— Да вы же сами говорили, что Ангел и так всё знает! Какой смысл о чём-то умалчивать?

— Ангел знает, из чего ты скроен, что внутри тебя! А что и как ты с этим всем делать будешь — того он не угадывает. Ты, вон, про свободу воли разорялся — ну так вот она тебе, свобода воли! Посмотрел Ангел, что ты с ней делаешь, развернулся и ушёл.

Тем временем Изольда подошла к камню, наклонилась и подняла что-то вроде открытки, судя по формату. Прямоугольный кусок плотной белой бумаги. Повернула, вгляделась в лицевую сторону.

— Ангел дал ответ, — сказала она.

И Мстислава, уже приготовившаяся к новым горестным излияниям, осеклась.

* * *

Николай рывком открыл двери. Он двигался к тому вагону, где оставил вещи, хотя у него не было никакой уверенности в том, что вещи его всё ещё «ждут». Наивно требовать от явно не материальной локации соблюдения каких-то логических принципов.

«Вагон Иисуса» остался за спиной. Пройти ещё один, и в следующем либо обнаружится сумка, либо… Либо нет.

Стоп-кранов здесь тоже не было. На экране телевизора крутился такой же логотип: Земля, опоясанная словом Vechnost'. Николай отвёл взгляд.

Всё это фигня. Что бы там ни показывали — плевать. От зомбоящика ничего, кроме проблем, не жди. Кто вообще в наше время смотрит телевизор? Пенсионеры какие-нибудь разве что.

Иисус был — что дальше? Ленин, ставший преуспевающим помещиком? Или наш президент, решивший, что ему интереснее быть чемпионом мира по каратэ, чем вот это вот всё? Дешёвая пропаганда. Пусть показывают, что хотят, он не обязан…

Однако когда Николаю оставалось сделать три шага до двери, висящий на стене телевизор сменил картинку, и Николай замер. Будто на стену налетел. Такого он не ожидал.

Женщина в вечернем платье с пышной причёской и здоровенными золотыми серьгами в ушах подняла бокал с искрящимся шампанским, немного пригубила и поставила его на место.

— Дорогие пассажиры! — В кадре появилась ведущая. — Спасибо, что остаётесь с нами. Мы рады, что вы продолжаете сохранять верность нашей пассажирской компании. Чтобы развлечь вас в пути, мы предлагаем посмотреть интервью с ещё одной известной личностью. Ангелина, здравствуйте.

— Здравствуйте, дорогие мои, — ослепительно улыбнулась женщина с бокалом.

— М, — сказал Николай.

— Я начну с необычного вопроса. Вы довольны своей жизнью?

— О, что за вопрос! Конечно! Моя жизнь — сплошная радость. Меня часто называют везучей, но