Гриф - Георгий Миронов

- Ну, сам понимаешь, рентген или УЗИ тут тебе никто делать не будет.

- Понимаю.

- По первому прикиду - переломов нет. Трещины в трех ребрах, почки, конечно, отбиты, селезенка. Про гематомы я не говорю. Главное, - голова цела и позвоночник.

- Это хорошо.

- Но без гарантий.

- Понятно.

- В том смысле, что попадешь в камеру - я за тебя не ручаюсь.

- Мне бы недельку.

- Дорого стоит.

- Не дороже денег.

- Это точно. Можно не обязательно деньгами.

- Рыжевье подойдет?

- А то.

Доктор настороженно обернулся к двери. Там было тихо. Сквозь замочную скважину койка Князя не просматривалась.

- Давай, что есть.

Князь вынул из-под одеяла руку, разжал ладонь, на ней сверкнула золотая цепочка.

- Этого даже много, - совестливо признался доктор.

- Жизнь дороже. Если можешь что сделать сверх обещанного, тебе зачтется.

- С почками и селезенкой неделю точно тебя здесь могу продержать.

- А как же приказ, если прикажут?

- Делимся...

- Понимаю.

- Если можешь достать рыжевья поболе, можно поговорить вообще о комиссации.

- В сколько встанет.

- Делимся...

- Это я понял. Во сколько в целом встанет?

- Десять тысяч баксов.

- Много.

- Можно рыжевьем.

- Все равно много. Я столько на гражданке еще не заработал.

- Друзья, родственники?

- Родственники сами нищие.

- Пусть квартиру продадут.

- Они, может, и пошли бы на это, да я не согласен. У брата дети.

- Жизнь дороже.

- Так жизнь - моя, а дети - его. Нет, я сказал.

- Коллеги?

- Похоже, меня уже списали.

- Жаль, парень ты смышленый. Но и мои возможности ограничены.

- Что можешь.

- Без денег?

- За ту же цепочку?

- Выписать тебя через неделю, но за день до официально сообщенного мной в спецчасть срока.

- Что это даст?

- Если дам сведения о твоей выписке, тебя переведут в пресс-хату, где менты будут мять, пока не возьмешь на себя убийство Кеннеди.

- Варианты?

- Хата с уголовниками, которые ждут суда по статьям с большими сроками или вышкой. Они могут пойти на сотрудничество с администрацией и размазать тебя по стенке. Неделю выковыривать алюминиевой ложкой придется.

- Ну и фантазия у тебя, док.

- Поработаешь тут с мое...

- Я тоже не в парикмахерской работал, давай варианты.

- Даже в обычной камере с уголовниками тебя в первый же день помнут. Администрация дает послабления режима. Даже дурь может в камеру пропустить. Не говорю уж про табак и чифирь. Но я тебя выпишу в камеру, в которой сидят те, что по первому разу. Они робчее. И с администрацией из куражу на сотрудничество не идут, и новичку, конечно, прописку сделают, но "нагинать" тебя не будут.

- Культурно выражаешься. Какой университет кончал?

- У меня их два. Медфак петрозаводского университета и тюремный университет. Ты не думай, я могу и об искусстве поговорить, только тебе это сейчас не надо, тебе надо думать, как выжить. Согласен? Я тебя оставлю на неделю. А выпишу на день раньше указанного в формуляре срока. Идет?

- Была бы еще цепь, отдал бы.

- Ладно, и этого хватит. А вот на комиссацию - извини, нет. Делимся.

Врач обещанное выполнил.

За неделю молодой организм и спортивная закалка свое сделали. Ну и врач кое-каких лекарств подкинул, и шесть уколов "эссенциале форте" самолично сделал. Печень перестала болеть. А с почками, врач сказал, это надолго. Но не смертельно.

- Выйдешь на свободу, обязательно пройди курс лечения у уролога. Я тебе телефончик дам. Запомнишь?

- Зачем?

- А ты на свободе официально не скоро окажешься. Если весь срок, который тебе впарят, отсидишь, тебе уролог не понадобится.

- А кто понадобится?

- Патологоанатом.

- Ну и юмор у вас, медиков.

- Ты понял? Тебе врач, хороший уролог, нужен в самые ближайшие месяцы. Иначе запустишь болезнь, никто не поможет. Значит, что?

- Значит, надо бежать?

- И значит, ты не сможешь обратиться в горбольницу. Позвонишь моему другу. Он будет тебя лечить на дому. Понятна моя мысль.

- Хорошо у вас тут все поставлено.

- Живем в бараке, ничего изменить не можем, но можем чуть-чуть организовать жизнь вокруг себя. Следишь за моей мыслью?

- Давай телефон.

- 499-36-54. Это в Строгино.

- Я уже вычислил.

- Скажешь, от Миши. Он поймет. Ну, будь здоров.

- Не обещаю, но постараюсь.

...Как врач и обещал, Князь попал в тихую камеру.

Староста хмуро взглянул на него, долго откашливался, выплевывая сгустки мокроты в кусок серой марли, показал шконку на третьем ярусе, так называемую "пальму". Там на одной шконке лежали тощий кашляющий старик в одних трусах, синея грандиозной татуировкой по всей спине, и прыщавый юнец с нахальным и порочным лицом.

- Третьим будешь. Спят у нас по очереди. Одна шконка на троих.

- Вон свободная шконка, - указал Князь на привилегированную шконку нижнюю, у окна.

- Это для авторитетов, воров в законе, ежели таких к нам в камеру бросят.

- А пока? Несправедливо, что шконка пустует. Нет авторитетов, так я пока побуду в них?

- Ты вор в законе?

- Нет.

- Хорошо, что сознался. У нас кто на себя более высокое, чем есть, воровское звание берет, без обеспечения, того опускают. Знаешь, что это?

- Знаю. Я лишнего на себя не беру.

- Шконка дорого стоит.

- Знаю, рыжевье подойдет?

- Давай рыжики в общак и - ложись.

- Вам за меня уже передали.

- Кто?

- Была с утра малява из медчасти, с грузом.

- А, точно была. Значит, ты и есть Князь? Это кликуха?

- Считай, что кликуха.

- Ну, располагайся. Я Сеня Борт. Эти двое - Миша и Костя - они без кликух, солнцевские, на первом же деле погорели.

С криком: "Не по делу!" - представленные Князю Миша и Сеня из солнцевских, набычившись, рванулись на Князя, но были встречены двумя сокрушительными ударами. Из- за тесноты камеры пришлось бить короткими ударами снизу в подбородок, оказалось, средство достаточно убедительное.

Когда Миша и Костя оклемались, установили перемирие. Просто до парней медленно доходило. А когда дошло, что за шконку новенький заплатил и что это даст камере дополнительные чефирь, дурь и еду, успокоились.

Едва Князь лег на шконку, его сморил сон.

И Князь спал так крепко, что проспал и ужин, и ночь, и проснулся лишь под крики в коридоре разливающего баланду зэка:

- Не тычь ты мне миску в амбразуру! Ставь, налью - возьмешь, будешь пальцы свои грязные совать - гребану по ним раздающим.

Князь поднял голову. Камера была та же. А вот арестантов он не узнавал. На всех шконках, он мог поклясться, сидели, лежали и хмуро смотрели на него совсем другие люди. У стоявшего ближе всех в руке сверкнула заточка...

Он устало выдохнул воздух сквозь сомкнутые губы.

Жутко ломило затылок...

"ИГРЫ ПОД ИНТЕРЕС ЗАПРЕЩЕНЫ" (ИЗ "ПРАВИЛ ВНУТРЕННЕГО РАСПОРЯДКА

...Жутко ломило затылок...

Он ощупал голову - старые, полученные еще в "ментовке" гематомы и ссадины, свежих ран и ушибов не было.

И камера, он мог бы поклясться, была та же. Он вчера сделал ногтем царапину на толстом слое старой синей краски, покрывавшей стену возле шконки. Камера та же, а люди другие. Не экономят на нем, похоже. И установка жесткая - сломить, а то и опустить. А дальше - по обстоятельствам.

Нескладно как-то вышло, огорчился Князь. Один в поле не воин, тем более что и поля-то нет. Его много лет учили тому, чтобы раскованно чувствовать себя в одиночку в стане врагов. Но тут расклад выходил какой-то совсем не аккуратный: зэк с заточкой стоял на расстоянии вытянутой руки и в любой момент мог полоснуть его по шее.

Зэки, лежавшие вповалку на втором и третьем рядах шконок, начали медленно спускаться в узкое свободное пространство камеры. В такой тесноте он, как царь Леонид в Фермопилах, мог бы продержаться довольно долго у своей шконки, - второго и третьего рядов над ней не было, ибо из стены выступало тупое колено вентиляционной трубы. Выстоять-то он бы выстоял, однако ж конец все одно один - тут бы лучше переговоры. Но переговоры, как учили в Военном институте, лучше вести с удобной позиции и в удобное для тебя время. Сейчас и позиция, и время были из рук вон плохими...

Зэк возле его шконки поиграл заточкой, чуть-чуть повернул голову в сторону, чтобы убедиться, что за ним - вся камера. В прямом и переносном смысле слова.

Этого мгновения Князю было достаточно, чтобы подтянуть ноги к груди и, чуть повернувшись, выпрямить их в сторону зэка с заточкой. Сведенные вместе ноги, как таран ударив в причинное место зэка, буквально впечатали его в толпу. Зэк с заточкой повалил нескольких, стоявших в проходе, кого-то задел в движении заточкой, полилась кровь, раздались крики.

На крики и свалку тут же среагировали вертухаи. Дверь камеры открылась, и строгий голос контролера спросил:

- Что, сволочи, опять новенького порезали?

Он был настолько уверен в утвердительном ответе и в том, что виноватых опять не сыщется, что прошел, ступая где на пол, а где и на тела упавших обитателей камеры к окну и глянул сверху вниз на лежавшего Князя.