Вы помните Пако - Шарль Эксбрайа

- Это вы его убили.

- Я?

- Или, во всяком случае, помогли это сделать... еще в те времена, когда работали на Хуана Грегорио.

- Так ваше ожесточение против меня выросло из навязчивого желания малыша отомстить за папу? Очень трогательно, инспектор! Только вам будет чертовски трудно доказать, что это давнее преступление совершено мной. К тому же вы наверняка знаете, что не в моих привычках баловаться с ножом.

- Так вам в довершение всего прочего известно, что его зарезали?

Дон Игнасио прикусил губу.

- Именно это оружие чаще всего используют в "баррио чино".

- Так не его ли ваши люди пустили в ход, чтобы избавиться от Пако Вольса?

Виллар с жалостью взглянул на полицейского и покачал головой.

- Вы ужасно упрямы, инспектор.

- Невероятно.

- Стало быть, этот Пако принадлежал к числу ваших друзей?

- Это вас не касается.

- Странные мысли иногда приходят в голову... Например, послушав вас, я начинаю думать, уж не был ли парень, которого вы разыскиваете, подсадной уткой, подкинутой вами Пуигу, чтобы мне навредить...

- Выходит, работая у Пуига, можно навредить вам? Каким образом? Возможно, понаблюдав, что там творится за закрытыми дверьми?

- Вот это воображение! Ну, инспектор, возвращайтесь, как паинька, к себе на работу. Дельце не выгорело.

Мигель уже направился было к двери, но, услышав его слова, резко обернулся.

Виллар с напускным добродушием подмигнул.

- Ба! Мне известно, как трудно живется на жалкую зарплату служащего, заговорщическим тоном заметил он. - Вот вы и смекнули, что Игнасио Виллар богат, а потому вполне можно попытаться вытянуть из него несколько тысчонок песет, малость пошантажировав... во имя сыновней любви...

Мигель Люхи отвесил дону Игнасио такую оплеуху, что тот покачнулся и умолк, не успев договорить. Оба на мгновение остолбенели. Полицейский прикидывал, чем для него может обернуться такая несдержанность. Что до Виллара, то его просто парализовало от изумления. Впервые за последние тридцать лет на него осмелились поднять руку. Лицо бандита пылало, голова шла кругом. В душе его боролись страх и дикая жажда убийства. Страх - ибо подобное бесчестье рушило целый мир, мир, где царил дон Игнасио, где его боялись и слушались. В то же время Виллара душила бессильная ярость, ибо этот убийца прекрасно понимал, что не может сейчас же, на месте прикончить Люхи. Но более всего дона Игнасио терзала мысль, что он перестал быть прежним, великим каидом. Мертвенно бледный, он стоял, прикрыв глаза и не чувствуя, как по лбу стекают струйки пота.

- Я убью вас, Люхи, - хрипло пробормотал Виллар, - убью за то, что вы сейчас сделали...

Но к Мигелю уже вернулось самообладание, и он решил воспользоваться смятением противника.

- А пока, может, все-таки поговорим о Пако Вольсе?

Игнасио Виллар не выдержал. Воля его ослабла и ослепление ярости заставило отбросить привычную осторожность.

- Пако Вольс - ваш друг? Так вы его еще увидите, не беспокойтесь!

Немного помолчав, каид тупо, сам не понимая, что говорит, добавил:

- И я даже уверен, что вы его увидите очень скоро!

- Почему?

Улыбка Виллара больше походила на гримасу.

- Да так, пришло в голову...

Мигель пересек комнату секретарши, снова не обратив на девушку никакого внимания, как вдруг, уже у двери, словно почувствовав в воздухе странное напряжение, обернулся. Инспектора поразил тяжелый, колючий взгляд этой невзрачной особы. Он уже собирался спросить, в чем дело, но девушка вдруг снова превратилась в ничем не примечательную мелкую служащую и склонила голову над письмами. Изумленный полицейский подумал, что из-за ссоры с Вилларом у него, должно быть, разыгралось воображение.

В полицейском управлении дежурный предупредил инспектора Люхи, что комиссар Мартин немедленно хочет его видеть у себя в кабинете. Это нисколько не удивило Мигеля. Как он и предполагал, неприятности не заставили себя ждать.

Несмотря на старую дружбу, дон Альфонсо принял Люхи довольно прохладно.

- Инспектор, кто вам поручил допрашивать Игнасио Виллара?

- Никто.

- Тогда по какому праву...

- По праву любого честного человека сказать подонку все, что он о нем думает.

- Только не в том случае, когда этот честный человек состоит на государственной службе и обязан подчиняться начальству!

Мигель пребывал в таком нервном возбуждении, что, только вспомнив все, чем обязан Альфонсо Мартину, подавил искушение послать его ко всем чертям.

- Ладно, комиссар... Приношу вам свои извинения...

Дон Альфонсо встал и, обогнув стол, подошел к подчиненному.

- Прошу тебя, Мигель, не валяй дурака... Я знаю, с какой симпатией ты относишься к этому Пако, и понимаю твои терзания. Ты наверняка считаешь себя виновным в его исчезновении... То, что ты хочешь отыскать парня живым или мертвым, вполне естественно, но будь, черт возьми, осторожнее! Один раз мне уже удалось помешать Виллару добиться твоего увольнения, но это вовсе не значит, что я смогу защитить тебя в случае новых неприятностей. У этого типа огромная власть... Он звонил мне, как только ты ушел, и, похоже, вне себя от бешенства... Что между вами произошло?

Инспектор рассказал о столкновении с доном Игнасио и о негодовании, охватившем его, когда каид стал высмеивать его сыновние чувства. Комиссар перебил Люхи.

- Я хорошо знал твоего отца, Мигель. Энрике был славным малым и очень любил свою работу... Как и ты, я всегда подозревал, что Виллар замешан в его убийстве, но одних подозрений мало - нужны доказательства. И ты сам знаешь это лучше, чем кто бы то ни было. А потому я вынужден с сожалением отметить, что ты вел себя, как новичок. Обещаю тебе, если когда-нибудь мы сумеем раздобыть доказательства против Виллара, его арестуешь именно ты, но пока я категорически запрещаю - слышишь, Мигель? - запрещаю тебе подходить к нему даже на пушечный выстрел! Впрочем, я немедленно передам расследование дела Пако Вольса инспекторам Паскуалю и Морильо - ты слишком взвинчен, чтобы справиться с этой задачей, если, конечно, она вообще разрешима... Клянусь Христом, это никуда не годится! Подумай, ведь если дон Игнасио записал ваш разговор на магнитофон, тебя уже ничто не спасет!

- И, меж тем, вы не все знаете, комиссар...

- А что еще ты натворил?

- Дал пощечину Игнасио Виллару.

Дон Альфонсо пошатнулся и почел за благо снова сесть в кресло.

- А ну-ка, повтори, что ты сказал!

- Я дал пощечину Игнасио Виллару.

Мигелю показалось, что его шеф слегка задыхается.

- Мигель Люхи, неужели меня не обманывает слух? Ты действительно признался, что ударил по лицу Игнасио Виллара?

- Да.

- Отлично... А у тебя, случаем, нет желания заодно съездить по физиономии губернатору или министру внутренних дел?

- Ничуть. Эти господа не сделали мне ничего дурного, в отличие от Виллара, который меня оскорбил!

- Честное слово, да он, кажется, еще и доволен собой! Ты что, рехнулся, Мигель? Нет, не отвечай, я не желаю становиться твоим сообщником!

- Но...

- Помолчи! Вот мой приказ, инспектор: завтра с утра вы явитесь сюда и наведете порядок в делах, а послезавтра утром вместе с женой сядете в первый же поезд на Сарагосу. Оттуда вы поедете к себе в Сопейру и будете там сидеть, пока я не позову обратно. Все ясно?

- Да, комиссар.

- Тогда возвращайтесь домой и сообщите донье Конче, что ей надо собирать чемоданы. Я вовсе не хочу, чтобы мне пришлось арестовывать вас по обвинению в убийстве или увидеть в морге. Надо думать, теперь Виллар наверняка спустит с ошейника своих убийц!

- Я выполню ваш приказ, сеньор комиссар.

- И отлично сделаете, инспектор!

Мигель уже взялся за ручку двери, но Мартин снова его позвал:

- Мигель...

- Да, дон Альфонсо?

- Хотел бы я видеть физиономию дона Игнасио, когда ты его стукнул... И, раз уж ты принялся за это дело, следовало влепить сразу две пощечины: одну от себя, другую - от меня.

ГЛАВА III

Мигелю пришлось изобретать всякие вымышленные предлоги - Конча никак не могла взять в толк, с чего вдруг им дали отпуск в столь неурочное время. Когда прошло первое изумление, сеньора Люхи воздала должное проницательности комиссара Мартина, почувствовавшего, как устал ее муж. Пристыженный инспектор нехотя выложил истинные причины их немедленного отъезда. Но Конча снова одобрила решение комиссара.

- Я с удовольствием снова побываю в Сопейре... Вся дорога в О, наверное, уже усыпана цветами...

У Мигеля отлегло от сердца, и он с нежностью посмотрел на жену. За десять лет невозмутимое хладнокровие подруги нисколько не утратило власти над ним и по-прежнему чудесно успокаивало нервы. От Кончиты исходила тихая уверенность, более склонявшая к покою, нежели к оптимизму. От суровой юности сеньора Люхи унаследовала серьезную сосредоточенность, свойственную тем, кто успел познать тяготы жизни. Все ненужное, излишнее было ей чуждо. Кто-кто, а Конча ничуть не походила на кумушек, стрекочущих за чашкой шоколада. Не отличаясь блестящим умом, она компенсировала это последовательностью, думала медленно, неторопливо переходя от одной мысли к другой, но если уж делала определенный вывод и ставила перед собой цель, ничто не могло заставить ее отступиться. Мигель в шутку утверждал, что его супруга унаследовала свое упрямство от арагонских мулов.