Дорога за горизонт - Борис Батыршин

Из путевых записок О. И. Семёнова.

Вот и взялся я за очередную тетрадь путевых записок. В предыдущую я писал крайне неаккуратно, да и события, в ней затронутые, не связаны с путешествиями – не считать же за таковое переезд из Москвы в Петербург?

Итак, впереди снова Одесса, волны Чёрного, Мраморного и Средиземного морей, берега Африки. Начальный этап путешествия не обещает новых впечатлений, так что есть время подробно изложить мотивы, подтолкнувшие меня пуститься в странствия.

Итак, почти два года назад мы с Иваном покинули Одессу на пароходе, везущем паломников в Святую Землю. Мы тогда толком не понимали, что нас ждёт; не понимаю я этого и сейчас. Остаётся лишь ощущение тайны и неких грандиозных возможностей, скрывающихся за горизонтом. И надо решиться, сделать шаг, а уж там – только успевай ноги переставлять…

Тогда, летом 1886-го года, мы с сыном отправились в Сирию, в Маалюлю, известную пещерными христианскими святынями и монастырями. Обрывок древнего манускрипта, припрятанный открывателем портала, доцентом Евсеиным, и найденный моим сыном и его приятелем, недвусмысленно указывал именно на этот городок; у нас были основания предполагать, что в крипте древнего православного монастыря скрывается документ, способный пролить свет на тайну меж-временно́го портала. Так что ожидать мы не стали; пароход зафрахтованный Палестинским православным обществом доставил нас в Сирию, а оттуда мы двинулись в Маалюлю – верхом, через пустыню.

Поначалу дела шли довольно гладко; заветный манускрипт удалось скопировать без особого труда. А вот возвращаться пришлось не проторенной дорогой, а огромным крюком – через Ирак, ныне багдадский вилайет Османской Империи, Аден и Александрию. Случались на пути и стычки с разбойниками, и плавание по Ефрату, и красоты древних развалин Пальмиры…

На улицах Басры – древней Бассоры – мы оказались втянуты в кровавые события вогабитского мятежа. Из города мы вырывались на паровом тягаче, наскоро заблиндированном бронёй, мешками с песком и шпалами. Германский инженер-механик Курт Вентцель, помогавший нам в этом непростом предприятии, оказался археологом любителем; он-то и познакомил нас с хранителем собрания египетского хедива, профессором археологии Бургхартом. И тут случилось то, что ценители «попаданческого» жанра в фантастике, не назвали бы иначе, как «роялем в кустах»: профессор много лет назад отыскал в бездонных хранилищах александрийского Лабиринта некий артефакт, стопку странных металлических листов, напрямую связанных с нашей загадкой. Мы вынуждены были открыться старому археологу – и не пожалели, так как приобрели неожиданного союзника и единомышленника. Находки Бургхардта стали недостающим паззлом в картине, которую мы тщились собрать; и вот теперь я снова отправляюсь в Александрию, рассчитывая добавить в мозаику очередной кусочек[10].

Спасибо Евгению Петровичу Корфу – наш дорогой барон сумел добиться для меня разрешения отправиться в Египет для «научных изысканий». Положение всех причастных к тайне, таково, что и на менее масштабные действия требуется Высочайшее соизволение. Что уж говорить об отъезде за границу? Я был наполовину уверен, что получу отказ; другая же половина «меня» ворчливо предсказывала, что одним отказом, дело не ограничиться. Однако же – нате вам! Похоже, свежеиспечённый начальник Департамента Особых Проектов убедил Александра, что данный вояж имеет наиважнейшее значение для интересов Российской Империи – так что разрешение было получено в самые короткие сроки. Мало того – мне не придётся оплачивать экспедицию из собственных, не таких уж и обильных средств – расходы отнесены на бюджет Д. О. П. Выделена даже охрана; хотя, формально поручик Садыков, офицер корпуса военных топографов, послан с целью «уточнить некоторые картографические сведения, доставленные экспедицией Василия Васильевича Юнкера». Похвальна, конечно, столь трогательная забота военно-картографического ведомства о трудах этого замечательно географа; но всё же рискну усомниться в том, что интересы русского Генерального Штаба простираются до берегов Конго. Да и какие там уточнения – Юнкер вернулся буквально вчера, и до обработки материалов экспедиции дело дойдёт не скоро. Хотя – кто знает? Во времена моей молодости соответствующее ведомство СССР полагало областью своей деятельности всю планету. Может, и любопытство их предшественников простирается столь же далеко?

При поручике состоит казачий урядник с тремя станичниками; эти вызвались в путешествие «своей охотой» и, к тому же, имеют опыт среднеазиатских экспедиций. Конечно, Средняя Азия – это не Экваториальная Африка, но всё же, спутники мои люди бывалые, и я рад им. Что-то подсказывает мне, что Александрия станет лишь начальным этапом нашего предприятия.

В Одессе к нам присоединился Антип – отставной лейб-улан, которого мы буквально подобрали в Малой Азии. Антип попал туда в числе паломников, но заскучал – и предложение наняться к нам в качестве эдакого «Планше» или «проводника джентльмена» из романов Буссенара пришлось как нельзя кстати. Показал он себя превосходно – что в перестрелках на улицах Бассоры, что в александрийских похождениях, что – немаловажное обстоятельство! – в непростом экспедиционном быту. Антип оказался мастером на все руки, недурным поваром, хорошим стрелком. И, ко всему прочему, прекрасным знатоком лошадей и прочих кавалерийских премудростях. Он и Ваньку моего натаскал – да так что тот удивлял верховыми ухватками конников-реконструкторов в нашем двадцать первом веке.

Вернувшись с Ближнего Востока Антип решил осесть в Рязани, но заработанные деньги не пошли ему впрок. Попытка заняться торговлишкой не увенчалась успехом – то ли не было в бывшем улане коммерческой жилки, то ли оказался он слишком честен для этого занятия. В марте я получил от бывшего спутника слёзное письмо с просьбой пристроить к какому ни то делу, так что предложение отправиться в новое путешествие пришлось весьма кстати. В Д. О. П.е его кандидатура не вызвала возражений; Незачем говорить, что подготовка экспедиции, и в особенности, подбор участников, проистекали под неусыпным наблюдением ведомства Корфа.

И вот я, как встарь, кейфую на палубе парохода. Погоды стоят отличные, разве что прохладно; Антип аккуратно снабжает меня то пивом, то кофе, то грогом из корабельного буфета – чего ещё, скажите на милость, желать путешественнику? Имущество упаковано в десяток сундуков и кофров;в кармане – рекомендательное письмо к российскому консулу в Александрии. Все заботы ждут нас на берегах Египта – а пока есть возможность подробно описать соображения, побудившие меня к этому вояжу.

Итак. Напомню, что еще в январе прошлого года мы отослали Вильгельма Евграфовича Евсеина, доцента Московского университета и «первооткрывателя» портала, в Александрию, в гости к археологу Бурхардту. После того, как мы с доцентом нащупали подход в исследовании загадочных «александрийских» пластин – научились совмещать их, как паззлы, в большие квадраты, в результате чего на образовавшихся листах проступал скрытый текст, – встал вопрос о расшифровке остальной части «картотеки». Но грозные события последних месяцев не позволили уделить изысканиям должного внимания. А потому – доцент отправился в Александрию в одиночку и там, в тиши бурхардтовых подземных «лабораторий» занялся исследованиями. Результатом – пока, увы, единственным – оказался способ «закрытия» порталов; эти сведения сразу пришлось употребить в дело, и в результате мы застряли в прошлом. Нет, я не виню сына за то, что он принял это решение; более того – я сам посоветовал ему прибегнуть в критический момент к этому средству. Так что теперь «тоннель в будущее» закрыт, и, похоже, надолго. Евсеин полагает, что навсегда, но здесь я с ним не соглашусь: в пластинах наверняка отыщется подходящее средство, намёки на это есть.

Иного пути в двадцать первый век у нас всё равно нет, так что нельзя упускать даже столь мимолетный шанс. Да и покровители наши в лице Государя Александра Третьего и Департамента Особых Проектов, крайне в этом заинтересованы.

Даже поверхностного знакомства с информацией из будущего, оборудованием, трофейной техникой – средствами связи, мотоциклами, оружием – хватило, чтобы посвящённые впали в эйфорию. Как ни настаивал Корф, как ни пытался убедить государя усилить режим секретности – всё зря. В России девятнадцатого века представление о гос. тайне пребывает в зачаточном состоянии. И захоти царь и его верные жандармы обеспечить должную конфиденциальность – всё равно бы ничего не вышло. Слишком многие в курсе; и слишком сильна в российской верхушке привычка решать дела кулуарно. Слишком крепки традиции «неформального обмена информацией», попросту говоря – сплетен.