Властелин Огненных Земель - Дэйв Дункан

— Правда? — Король не любил, чтобы ему возражали. Вполне возможно, он приберегал кое-какие соображения и насчет «сэра Вишеса».

— Нет, сир. Я хотел зваться Львом. Меня занесли в списки как Льва, но Сопрано уже прозвали меня Вишесом-Буйным, и эта кличка прилипла. Ко времени Уз я уже сросся с ней. Кандидат Рейдер необычно высок. Даже Щенком он уже был переростком, и волосы у него были… гм… ярко-рыжими. — Почва тут была особенно зыбкой, ибо борода и шевелюра Амброза имели бронзово-медную окраску.

— Ах тот! — кивнул Амброз, и на лице его проявилась тень долгожданной улыбки. — Из года в год, в каждый свой приезд сюда, я видел, как та огненная голова перемещается с одного стола за другой. Было бы интересно наконец познакомиться с ее обладателем.

— Гм… да, сир. При первом знакомстве его обозвали бельцем — из-за волос, разумеется. Это было как раз в разгар Бельской войны, когда что ни неделя приходили все новые известия о зверствах: пиратских рейдах, грабежах, угоне в рабство. Когда он появился здесь, носил волосы длинными, так что в первую же ночь Сопрано обкорнали его. В буквальном смысле этого слова. И как они могли бы устоять против такого соблазна? Но им пришлось удерживать его вшестером, и когда они решили было, что потасовке конец, он имел на этот счет собственное мнение. Как говорится, затеять драку можно и в одиночку, а вот прекратить можно только вдвоем. Так вот, Рейлер не прекратил. Он сломал одному челюсть и выбил зубы еще нескольким.

— Сломал челюсть? — Брови короля удивленно поползли вверх. Такие истории всегда производили на него впечатление. — Сколько ему было тогда?

— Тринадцать, сир.

— Сломать челюсть в тринадцать лет? — Амброз усмехнулся; хорошее расположение духа явно возвращалось к нему. — Да это явно не молокосос.

— Далеко не молокосос, сир. Впрочем, это было только начало. Ко времени окончания его щенячества он запугал всех Сопрано и половину Стручков, а я не помню, чтобы это удавалось кому-либо еще. Он рвал им одежду, подкладывал в постель конский навоз. Он будил их ночью… Конечно, они могли одолеть его всем скопом, что они и делали, но не могли же они держаться вместе все время! Стоило Рейдеру застать кого-нибудь из них в одиночку, как он набрасывался на него и вымещал на нем все. Один на один он мог взгреть любого из них. Никогда еще не видел такого обилия подбитых глаз и расквашенных губ. Это был воистину режим террора. Они боялись его, тогда как должно было быть наоборот. Они прозвали его Рейдером, сир!

Амброз разразился громоподобным хохотом, от которого здание, казалось, сотряслось до основания.

— Что ж, ты ведь неспроста рассказал мне все это, так ведь? Ладно, так уж и быть, издадим августейшее позволение кандидату Рейдеру оставаться кандидатом Рейдером. Что-что, а имя такое он заслужил. Вот только стоит ему показаться на побережье с такой шевелюрой, как его линчуют. У тамошних жителей долгая память. Как думаешь, может, его мать изнасиловал какой-нибудь бельский пират-рейдер? Расскажи еще про этого демона. — Он потянулся за пирогом.

Великий Магистр сотворил про себя благодарственную молитву отсутствующему Дюрандалю.

— Но все дело в том, что он вовсе не демон, сир! Он обаятелен, благороден, общителен. Вдумчив, склонен к медитации. Пользуется любовью и уважением. У нас такое часто случается. Каким бы ни было их происхождение, как только с ними перестают обращаться как со щенками и начинают уважать как людей, они и вести себя начинают по-человечески… — Он вспомнил еще одно наставление Дюрандаля: «Не читайте ему лекций». — Так… о чем это бишь я… Да, Рейдер — будущий командир вашей Гвардии, сир. Готов держать пари.

От подобного неуважения к королевским прерогативам свиные глазки утонули еще глубже.

— Правда готов? Что ж, это я припомню, Великий Магистр. Клянусь стихиями! Не помню, чтобы твой предшественник бросался такими пророчествами. — Он допил рог и откусил большой кусок пирога.

Хоэр ухмылялся — он явно угадал, что за этим последует.

— Это принадлежит ему, сир. Он повторял это несколько раз. Он умел давать оценку людям. И ведь он ушел от нас до того ночного пожара. Именно Рейдер вбежал в горящий дом и спас людей. Двое рыцарей и один кандидат живы только благодаря ему.

Король не мог не знать этого. Все доклады Великого Магистра о классе Старших официально направлялись коммандеру Монпурсу, но тот явно передавал их выше. При желании Амброз, возможно, мог бы цитировать их слово в слово.

— Значит, он везуч и безрассуден. Как он управляется с мечом?

— Нормально.

В комнате снова потемнело от королевского хмурого взгляда.

— И это лучшее, что ты можешь сказать про этого образчика? Нормально?

— Я уверен, что эти его навыки не потребуются. — Истина заключалась в том, что учителя фехтования отказывались давать Рейдеру оценку. Для большинства юнцов фехтование было любимым предметом, но не для него. Он относился к нему с прохладцей, даже равнодушием, упражняясь не больше, чем от него требовали, и не мешая своим соперникам набирать очки — он сам признавался в этом, хотя умышленно поддаваться считалось серьезным нарушением правил. Для них выигрыш важнее, говорил он. Его успехи характеризовались, мягко говоря, как «разочаровывающие». Но как-то раз — всего лишь однажды — он оскорбился на какие-то слова или поступок Волкоклыка, и тогда вся школа смотрела, как его выпады заставляют лучшего фехтовальщика класса отступать, кружа по двору. Разговоры об этом зрелище не стихали несколько недель. Впрочем, повторить подобное ему не удалось больше ни разу, и никто не знал, способен ли он так же драться в настоящем бою.

Уклончивость ответа не ускользнула от короля, но он не стал заострять внимание на этом.

— Что ж, не всем же быть героями. Бычехлыст, Мелори, Рейдер… Кто четвертый? — Он взял второй пирог, в бороде его застряли крошки.

— Овод, рапирист. Хорош с мечом. Его любят. Отменная реакция… — Великий Магистр поколебался мгновение и решился: — Сир, на его счет у меня пожелания.

— Какие еще пожелания?

— Он совсем еще мальчик.

— Бреется? — спросил король с набитым ртом.

— Возможно, еще нет. Овод еще не готов, но за ним ждет своей очереди дюжина первоклассных мечников. Было бы слишком несправедливо заставлять их ждать из-за него.

Таково было правило: кандидаты должны выходить из школы в том же порядке, в котором приходили в нее. Каким бы неудобным ни казался часто этот закон, он поощрял у воспитанников взаимовыручку. Те, кто схватывал учебу легче, изо всех сил помогали тем, кому она давалась труднее. Любой другой порядок заставил бы их соперничать друг с другом, это привело бы к нездоровому духу и вражде внутри братства. Поэтому все было именно так и должно было остаться так же и дальше.