Тихие обители. Рассказы о святынях - Владимир Зоберн

И при всем этом неловкость его положения усугублялась еще тем, что он приехал к старцу со старшей замужней дочерью, которая в то время за эту открытую правду была чрезвычайно благодарна старцу.

Напрасно помещик обращался к настоятелю и к другим лицам о заступничестве – все, зная непреклонность старца, отказали ему в этом. Помещик уехал домой и менее чем через месяц порвал незаконную связь.

Что касается громадного духовного опыта и прозорливости старца Леонида, о них существует очень много рассказов, и как на один, наиболее характерный из них, укажу на следующий.

Однажды, в конце 20-х или 30-х годов XIX столетия, он проездом посетил Софрониеву пустынь. В то время там был известный своею прозорливостью затворник иеросхимонах Феодосий.

Про него рассказывают, что он предсказал войну 1812 года и некоторые другие события. Побеседовав с затворником, о. Леонид спросил его, как он узнает и предсказывает будущее. Затворник объяснил, что Дух Святый является ему в виде голубя и говорит человеческим языком.

В. Васнецов. «Серафимы». 1885–1896

О. Леонид, видя, что это явная бесовская прелесть, начал предостерегать затворника, говоря, что таким явлениям доверять не следует, и к ним должно относиться с особенной осторожностью. Затворник очень обиделся и сказал о. Леониду: «Я думал, что ты, как и все, пришел ко мне, чтобы поучиться и попользоваться от меня, а ты дерзаешь еще меня учить».

О. Леонид удалился от него и, уезжая, предупредил настоятеля пустыни: «Берегите вашего затворника, как бы с ним не случилось чего худого».

И действительно, не успел о. Леонид доехать до Орла, как до него дошел слух, что иеросхимонах Феодосий удавился.

В. Тропинин. «Монах со свечой». 1834

Но лишь только деятельность о. Леонида в Оптиной пустыни стала разрастаться и к нему пошел со всех сторон народ, на него, как и всегда водится, сатана воздвиг жестокое гонение. Кто-то из невежественных монахов ближайшей обители, отождествив откровение помыслов мирянами старцу с исповедью, донес о нем архиерею, и последний воспретил ему принимать мирян. И вот здесь сказалось: какая сила и глубина веры, какая независимость и неподкупность духа, твердость убеждения и именно христианское понимание великих слов апостола: «пребывайте в служении», проявились в этом человеке. Он продолжал неукоснительно принимать мирян; и народ как будто бы еще больше шел к старцу.

В один из таких приемов, протискавшись через огромную толпу народа, пришел к нему настоятель, архимандрит Моисей, и напомнил о запрещении архиерея. Леонид вместо ответа приказал принести привезенного к нему недвижимого калеку, лежащего у дверей кельи, и сказал о. Моисею.

– Посмотрите на него: он живой в аду. Но ему можно помочь; Господь привел его ко мне для искреннего раскаяния, чтобы я мог его обличить и наставить. Могу я его не принять?

Любвеобильный и тоже сострадательный о. Моисей дрогнул перед словами старца и робко проговорил:

– Но ведь преосвященный грозил послать вас под начало.

– Ну так что ж? Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь поставьте – я буду все тот же Леонид. Я к себе никого не зову, а кто приходит ко мне, тех гнать от себя не могу… Не могу презреть вопиющие людские нужды.

В. Гау. Филарет, митрополит Московский. Гравюра, 1837

А когда его упрекало белое духовенство в том, что он занимается не своим делом, он смело говорил:

– Это бы ваше дело. А скажите, как вы исповедуете? Два-три слова скажете, вот и вся исповедь. Вы бы вошли в положение каждого из своих духовных детей. Разобрали бы, что у них на душе. Давали бы им полезные советы, утешали бы их в горе, и не уходили бы они от вас.

Хотели о. Леонида за сопротивление архиерею сослать в Соловки, но для человека, глубоко верующего в Господа Бога и высоко держащего знамя своего служения, для истинного христианина – злобные происки сатаны – все равно, что рычание беззубого льва, потому что Господь всегда стоит на страже около полностью доверившихся Ему. Заступничество Филарета, митрополита Московского, и Филарета, митрополита Киевского, спасло этот великий светильник: его оставили в покое.

И он потух по воле призвавшего его к Себе Творца 11-го октября 1841 года, оплакиваемый тысячами оставленных им сирот.

Известный всей читающей России духовный писатель Е. Поселянин выразил прекрасную мысль, что последовательная лествица трех Оптинских старцев: Леонида, Макария и Амвросия, – представляет собою по мере достигнутой ими духовной высоты, известности и влияния три все выше и выше поднимающиеся ступени.

Второй знаменитый Оптинский старец, иеромонах Макарий, был ближайшим учеником, другом и помощником старца Леонида и, само собой разумеется, тотчас же заместил этого последнего.

Старец Леонид установил, если так можно выразиться, первую точку соприкосновения с миром, лежащим за оградой Оптиной пустыни; первый реальным примером указал всю важность нравственно-воспитательного значения иноческой жизни – для простого народа; истинную задачу служения иночества: спасение своей души спасением душ наших ближних, непрестанным исповедыванием перед людьми Господа Нашего Иисуса Христа и Его великого учения. Он как представитель Русской Православной Церкви, твердо охранял принципы и догматы великого православия. А старец Макарий увеличил эту область общения точкой соприкосновения иночества с русской интеллигенцией.

Будучи человеком для своей эпохи образованным, происходя из хорошего дворянского рода, он читал много духовной литературы, в том числе и переведенной с греческого и славянского языков.

Преподобный Серафим Саровский

И на нем знаменательнее всего оправдался следующий факт.

Если Божественной про-мыслительной волею ниспосылается на Землю носитель великой Боговдохновенной мудрости, искусный влиять на пытливый ум искренно ищущих разрешения духовных проблем жизни, – весть об этом избраннике проникает в сердце именно тех, кто искренно алчет и жаждет правды.

Посмотрите: засветился в чаще непроходимых Тамбовских лесов великий Божий светильник – Серафим, и, несмотря на то, что не было в то время широкой сети телеграфов, а тем более телефонов, да и почта-то была так бедна, так несовершенна, что не была в состоянии, благодаря отсутствию железных дорог, своевременно обслуживать даже центры нашего беспредельного отечества, не говоря о далеких окраинах, а между тем какие нескончаемые волны паломников потекли из самых отдаленных уголков нашего отечества к этому великому подвижнику Христовой любви и смирения.

Точно то же мы видим и в великой возникшей деятельности старца Леонида в Оптиной пустыни: весть об этом посланнике неба разошлась со страшною быстротой среди наших соотечественников, чего теперь не в силах достигнуть самые великие, самые известные ученые, врачи, художники, несмотря на целый ряд многочисленных земных орудий, служащих распространению известности.

И к старцу Макарию потекли люди великого ума, великого искания, и с помощью этих людей о. Макарий создал специальную Оптинскую литературу.

Великое влияние этого старца излилось на искавшую правды, света и добра душу нашего великого писателя Н.В. Гоголя.

Около Макария приютились имена Киреевских, Леонтьева, Погодина, Соловьева, Достоевского, не говоря уже о православном русском духовенстве. И, помимо многочисленных посетителей, у о. Макария была огромная переписка с разными лицами, так что одних писем, напечатанных после его смерти, было шесть томов.

И вот, в сферу деятельности о. Макария, всесторонней деятельности: и устной, и духовно-литературной, в Оптину пустынь, под руководительство его, вступил известный почти всему образованному миру, не только в России, но и за границей, старец Амвросий.

Об этом великом человеке и праведнике нашей эпохи создалась огромная литература, замечательной особенностью которой следует назвать то, что сколько бы ни писали о старце Амвросии книг, они с жадностью читаются все.

В. Перов. Портрет Ф.М. Достоевского. 1872

Старец Амвросий появился в Оптиной пустыни и приковал к себе внимание исключительно интеллигентских кругов в тот момент, когда эта интеллигенция была охвачена проникшей в нее западноевропейской философией, которая все больше покоряла сердца увлекающейся молодежи, и когда на горизонте русской мысли вырастал ужас толстовского движения.

Ни сам старец Амвросий, ни Оптина пустынь, ни Иоанно-Предтеченский скит, ни множество паломников, приходивших к старцу, как к источнику живой воды, – никто из них не знал той великой задачи, того великого дела, которое руками старца закладывал Великий Промыслитель всего живущего в мире – Господь.

Я недавно видел изумительные результаты великого дела, если так можно выразиться, созидающегося и посейчас по воле Божией, на могиле Амвросия.