Корона Героев - Робин Маккинли

Рождение Аэрин Галанну вовсе не обрадовало. Не только потому, что Аэрин была первой сол, кем Галанне стать не светило, разве что ей удалось бы выйти за Тора. Но мать Аэрин умерла в родах, так что родня стала уделять ей все внимание, а Галанна хотела, чтобы семья продолжала вращаться вокруг ее собственной персоны.

Аэрин по натуре была из тех детей, которые сначала лезут на рожон, а потом думают, если вообще думают. Галанна же, на свой лад, была весьма умна. Именно Галанна подбила ее съесть листьев сарки. Она подначивала ее, говоря, что Аэрин побоится коснуться королевского дерева, потому что она на самом деле не королевской крови: она отпрыск ведьмовского рода ее матери, а Арлбет ее отец только по названию. Если она прикоснется к сарке, то умрет.

В пятнадцать лет Аэрин уже следовало бы проявить Дар, свойственный особам королевской крови. Обычно Дар начинал обнаруживать свое присутствие — чаще всего в виде необъяснимых разрушений — намного раньше. После того как приступы ярости по поводу рождения Аэрин не возымели особого успеха, Галанна в течение нескольких лет ухитрялась скрывать свою ненависть к младшей кузине. Но в последнее время до повзрослевшей Галанны дошло, что если Аэрин на самом деле выродок, подменыш, то у нее, Галанны, имеется идеальная причина насмехаться над ней и не любить малявку: ее существование оскорбляет королевскую честь.

Они стояли одни, лицом к лицу, в королевском саду и прожигали друг друга взглядом. Галанна к этому времени достигла расцвета своей красоты: ее иссиня-черные волосы, искусно уложенные под унизанную жемчугом золотую сеточку, спускались тяжкими волнами ниже бедер, щеки от ярости пылали роскошным румянцем, отчего сделались такими же красными, как губы, черные глаза были широко распахнуты. Ее длинные ресницы почти отросли с той ночи, когда Аэрин за ужином подсыпала ей сонного зелья в вино, а потом прокралась в ее спальню и обстригла их. Все сразу поняли, кто это сделал, да Аэрин, презиравшая ложь в любых видах, и не стала отпираться. Она заявила перед собравшимся двором — ибо Галанна, как обычно, настояла на публичном разбирательстве, — что Галанна заслужила, чтобы ее вообще обрили налысо: она храпела как свинья и не проснулась бы, даже если бы ее выкинули из окна собственной спальни. При этих словах Галанна впала в мощнейшую истерику, и ее пришлось вынести из зала (она надела вуаль, прикрывавшую лицо до губ, чтобы никто не видел ее изуродованных черт), а Аэрин на две недели запретили выходить из собственных покоев.

Галанна была округлой и миниатюрной, тогда как Аэрин росла долговязой и нескладной, и к этому дню они как раз сравнялись в росте. У Аэрин бледная кожа в гневе шла пятнами, а отчаянно вьющиеся волосы — только вода могла их распрямить, и после купания они были даже длиннее, чем у Галанны, — от ярости завивались еще сильнее, несмотря на все шпильки и заколки, пытавшиеся их удержать.

Они были в саду одни, и, что бы ни случилось, Галанна не опасалась, что Аэрин побежит ябедничать (это служило Галанне еще одной идеальной причиной презирать ее). Поэтому, когда Аэрин резко развернулась, ободрала с полветки сарки и запихала большую часть добычи в рот, Галанна только улыбнулась. Ее пухлые губы изгибались самым очаровательным образом, когда она улыбалась, а высокие скулы чуть выступали вперед.

Аэрин поперхнулась, принялась хватать ртом воздух, сменила несколько странных оттенков, остановившись на сером, и тяжело рухнула наземь. Галанна отметила, что соперница еще дышит, и поэтому выждала несколько минут, пока Аэрин корчило и трясло, а затем спокойно отправилась за помощью. По ее словам, она вышла прогуляться в сад и обнаружила там Аэрин. До этого момента все было правдой. Но на самом деле она нарочно подловила Аэрин в саду, чтобы побыть с ней наедине и сказать ей кое-что. Она обдумывала это кое-что все время, когда сидела у себя в покоях, дожидаясь, пока отрастут ресницы.

Аэрин проболела несколько недель. От съеденных листьев у нее начались жуткие галлюцинации — ей виделись люди с прозрачной голубой кожей, и шестиногие верховые животные, и бледное лицо, страшно похожее на ее собственное, с серым обручем на висках, склоняющееся над ней в клубах дыма, и пещера с пятью стенами, сверкавшими, словно рубиновые. Самые жуткие видения со временем прошли, и она снова начала различать стены собственной комнаты и склонявшееся над ней лицо Теки, полусердитое-полуиспуганное. Но ее по-прежнему мучили приступы головокружения и боли в животе, и конца этому не предвиделось. Она понимала, что с дочерью короля такого происходить не должно, в точности как сказала Галанна, и тоска и ужас, в которых она ни за что не призналась бы, еще больше замедляли выздоровление.

— Дура! — орал на нее Тор. — Дубина, тупица! Как ты могла такое натворить!

Он пытался напомнить ей истории про сарку, мол, не помнит ли она, случайно, что эта штука опасна даже для членов королевской семьи? Верно, но их она не убивает. Да, один ее лист дарует сверхчеловеческую силу и орлиную зоркость человеку королевских кровей или, если Дар достаточно силен, правдивые видения, хотя последнее случалось очень редко. Но когда спустя несколько часов или дней действие сарки кончается, наступает в лучшем случае смертельная усталость и помутнение зрения — порой навсегда. Разве она забыла историю короля Мерта Второго, который благодаря сарке продержался на поле боя две недели без отдыха, останавливаясь только пожевать листьев по мере надобности? Он выиграл битву, но умер в тот миг, когда провозглашал победу. Когда его хоронили, он выглядел старым-престарым, хотя и года не прошло, как ему исполнилось двадцать.

— Судя по ободранной ветке, ты едва не полдерева слопала. На двух, а то и трех Мертов хватило бы. Ты вправду решила себя убить?

Тут голос Тора почти сорвался, ему пришлось встать и затопать по комнате. При этом он опрокинул изящный стул, который тут же поднял, чтоб Тека не заметила и не выставила буяна из комнаты больной. Потом сел на край постели Аэрин и задумался.

— Это наверняка Галанна. Это всегда Галанна. Что она придумала в этот раз?

Аэрин замялась.

— Разумеется, это Галанна. Я отчаялась придумать отговорку, чтобы не присутствовать на ее свадьбе. До нее же всего три с хвостиком месяца осталось. Ничего лучше мне в голову не пришло.

Тор рассмеялся — ворчливо, но по-настоящему.

— Я тебя почти прощаю. — Он наклонился и взял ее за руку.

Аэрин мутило, когда он ерзал, сидя на постели, а стоило ему шевельнуться, приходилось заново сосредотачивать на нем взгляд, и от этого ее мутило еще больше. Но она не стала говорить ему об этом и молча стиснула его ладонь.