Реванш России - Михаил Делягин

В 90-е годы прошлого века ослабление международной напряженности привело к тому, что страх смерти стал эксплуатироваться для создания новых технологий в существенно смягченной форме — через финансирование развитыми странами исследований в области здравоохранения (правда, следует подчеркнуть, что в основе многих из них по-прежнему лежали военные наработки). Однако в целом эти исследования, насколько можно судить, обладали качественно меньшей эффективностью, чем традиционные военные исследования, вероятно, именно из-за смягченного характера страха смерти. С другой стороны, уже в конце 90-х годов военные расходы в силу роста качественно изменившейся международной напряженности[6] вновь начали возрастать.

Так или иначе, окончательно успех или неудача эксперимента с развитием технологий через финансирование здравоохранения станут ясны лишь через 3–5 лет, когда на основе коммерциализации и распространения биологических технологий удастся (или не удастся, что сегодня представляется, как это ни печально, все же более вероятным) обеспечить новый качественный скачок биржевых котировок, подобный вызванному распространением персональных компьютеров и, затем, возникновением Интернета.

Сфера влияния государства естественным образом сужается по мере развития общества: последнее начинает все в большей степени обслуживать свои интересы самостоятельно и берет на себя выполнение все большего числа функций. (Хотя названные выше неотъемлемые функции государства, безусловно, останутся в его, по крайней мере, преимущественной компетенции даже в самом высокоразвитом обществе).

Впрочем, для современной России несравнимо более актуальным представляется противоположный аспект этой закономерности: чем слабее общество, тем шире поле деятельности государства.

Поэтому государство постоянно испытывает сильнейший соблазн ослабить свое общество ради сохранения или даже расширения своего влияния. Успешная реализация этого соблазна, как мы можем видеть на достаточно широком круге примеров, ведет к бюрократическому загниванию, сдерживанию инициативы и, как следствие, к меньшей эффективности общества, что оборачивается поражением во внешней конкуренции.

Объективно обусловленная (хотя и, безусловно, побочная для его непосредственных коммерческих интересов) общественно-политическая задача бизнеса как раз и заключается в том, чтобы не дать государству остановить развитие общества и окостенеть. Решение этой задачи, в частности, включает в себя последовательное изъятие из ведения государства ряда функций, с которыми общество (хотя бы в части его бизнеса) уже научилось справляться самостоятельно.

1.3. Государство и бизнес: единство и борьба противоположностей

Не вызывает никаких сомнений, что за исключением критических общественно-политических ситуаций бизнес при всех своих недостатках по самой своей природе является несравнимо более активным, сознательным и организованным, чем население. Поэтому государство, исходя из вполне прагматичных соображений, должно в первую очередь выстраивать свои отношения именно с ним.

Однако эти отношения в принципе невозможно понять без учета третьей и главной вершины «общественного треугольника» — населения, этого великого и (при нормальной ситуации) безмолвствующего субъекта политической жизни. Не стоит забывать; что население становится народом, лишь когда неэффективность государства вынуждает его против воли и повседневных интересов большинства складывающих его личностей выходить на политическую сцену и возвращать себе ряд функций общественного управления, ранее «по умолчанию» делегированных доказавшему свою неэффективность государству.

Если власть отрывается от населения, перестает ощущать свою ответственность перед ним, она неминуемо становится неэффективной. В этом случае народу приходится поправлять ее, демонстрируя неблагополучие и неприемлемость для себя сложившейся ситуации различными доступными ему методами — от повсеместного распространения анекдотов про руководителей страны, низкой явки на выборы и высокой доли голосующих «против всех» до массовых беспорядков, вооруженных мятежей и, в конце концов, революции.

Если государство не чувствует своей ответственности перед населением, оно само лишает себя единственно возможного оправдания своего существования и своей позиции и тем самым лишает себя и единственно возможной и жизненно необходимой для него точки опоры в отношениях с бизнесом. В результате оно утрачивает способность достичь в отношениях с ним необходимой гармонии и либо подчиняется ему, либо само подчиняет его себе.

Оба эти варианта не несут ничего хорошего для соответствующего общества.

Подчинение государства бизнесу, помимо дичайшего расцвета коррупции, превращает все это государство в простой и грубый инструмент реализации коммерческих интересов, как это было в 90-е годы XX века в России (а в области экономической политики остается, с незначительными корректировками, и по сей день). Подчинение государства бизнесу, хотя бы в силу объективно обусловленного несовпадения интересов бизнеса с интересами общества, полностью лишает государство возможности выполнять свои общественные функции и, соответственно, делает его существование полностью неоправданным для оплачивающего его общества.

С другой стороны, подчинение бизнеса государству неизбежно душит сначала его собственный творческий потенциал, а затем и потенциал всего общества с самыми пагубными последствиями для его конкурентоспособности, как это имело место при социализме и во многих развивающихся странах.

Если же государство сумеет опереться на население, оно получает возможность говорить с бизнесом с единственно возможной конструктивной «позиции силы» — от имени всего остального общества, выполняя свою функцию стратегического планирования и определения норм и правил, необходимых для достижения определенных им целей.

После того как в своем диалоге с бизнесом государству удается решить принципиальную задачу — опереться на население, главной проблемой становится в значительной степени технический, тем не менее исключительно сложный механизм определения национальных интересов.

Идеальным примером представляются США, которые именно при помощи таких механизмов обеспечили симбиоз государства и транснациональных корпораций, являющийся основным источником их глобального лидерства.

Американскому государству удалось добиться близости целей корпораций и общества, объективно заинтересованных в закреплении каждый своей конкурентоспособности в едином пространстве глобальной конкуренции. Американские транснациональные корпорации и государство, как правило, преследуют единые общенациональные цели, помогая друг другу решать соответственно преимущественно экономические и преимущественно политические задачи. При этом при решении исключительно коммерческих задач государство выступает в роли «младшего партнера», а при деятельности во всех остальных направлениях в роли ведомого выступает бизнес.

Неразрывная связь корпораций с государством реализуется, прежде всего, в постоянном персональном взаимодействии. При этом прославленные американские лоббисты играют вопреки распространенным представлениям весьма ограниченную и в целом второстепенную роль.

Значительно более важен механизм постоянной ротации кадров между государством и бизнесом, при которой тот или иной управленец может несколько раз на протяжении своей карьеры с поста государственного служащего (например, министра) уходить на пост менеджера (например, вице-президента) крупной корпорации и наоборот. Эта система обеспечивает не просто единство интересов и взаимопонимание между коммерческим сектором и государством (что, конечно же, весьма серьезно усиливает требования к ограничению коррупции), но и погружает их в единое человеческое, кадровое пространство. В результате корпорации и государство участвуют в глобальной конкуренции не порознь, не как обособленные союзники, пусть даже сколь угодно близкие, но как единый, целостный организм, что качественно повышает эффективность их действий.

Однако главным, наиболее значимым и, в конечном счете, эффективным механизмом объединения государства и крупного бизнеса США в мировой конкуренции является деятельность американского аналитического сообщества. Оно выросло из антикризисных подразделений корпораций, вынужденных преодолевать кризисы на уровне сначала предприятий, затем — отраслей (отраслевых монополий), а с Великой депрессии 1929–1932 годов — и на общенациональном уровне.

Соответственно, оно сохранило теснейшую связь с корпорациями, финансируясь ими и обслуживая в первую очередь их интересы. В то же время на деньги корпораций аналитическое сообщество обеспечивает «сопровождение» деятельности поддерживаемых ими партий, служа их аналитическими структурами. Победа того или иного политика на выборах ведет к переходу в его аппарат сотрудников этих структур, однако они прекрасно понимают, что пришли в государственный аппарат временно, как правило, для решения локальных задач, и сохраняют «производственную базу» в аналитических структурах, формально не являющихся частью государства.