Земли Меча и Магии – 2 - Ярослав Георгиевич Горбачев

странным ритмичным шумом. Моментально вскочил и поднял тревогу. В голову лезли всевозможные ужасы, вроде нападения орды големов. Встревоженный голос Птицы в голове заставил чуть успокоиться — если драконы рядом, мне почти никто не страшен.

«Что случилось, хозяин?»

— Какой-то шум! Сейчас стих, а до этого было ощущение, как будто кто-то кого-то… Постой… Никого на карте не вижу…

«Прости, что разбудили…» — мне показалось, что я услышал в голосе дракона некоторое смущение.

— Ну вы… Нельзя было подальше отлететь?

«Я не хотел далеко уходить. Мало ли что…»

— Птица! Я, конечно, ценю твою заботу… Но либо делайте это тише, либо — дальше, хорошо?

«Будет сделано, хозяин! Сладких снов!».

Последняя фраза меня вообще добила — дракон, желающий спокойной ночи… Ещё бы одеялко подоткнул и колыбельную спел.

«А что такое колыбельная? Давай спою!..»

— Летите уже! Дайте поспать старому больному чернокнижнику…

После этого я вернулся в горизонтальное положение и уже не просыпался до утра. Сальвия, вернувшись, видимо просто тихонечко легла рядом и не стала меня будить.

Глава 2

Тощий мужичок испуганно сжался при виде демона. Аграил подошёл к нему, схватил за шкирку и поволок за собой в лес. Минотавр, который схватил забравшегося в повозку воришку, сдал нарушителя с рук на руки, молча развернулся, и пошёл к лагерю — дальнейшая судьба пойманного его не волновала ни в малейшей степени, боец был уверен, что давно уже доказавший свою компетентность командир всё сделает по уму. Чем последний не преминул воспользоваться.

В ночной тишине демон отчётливо слышал свои тяжёлые шаги, ровное дыхание — и контрастирующее с этими спокойными звуками испуганное сопение мужичка, уже понявшего, что ничего хорошего его не ждёт. Смертельно испуганный, человек напрочь потерял дал речи и издал сдавленный хрип лишь тогда, когда они проломились сквозь густые кусты, встав возле криво начерченной на земле пентаграммы.

— И на что ты рассчитывал? — демон нарушил тишину совершенно равнодушным голосом, задав вопрос, на который не желал ответа.

Кинув пленника в центр фигуры, он п однял голову вверх, всматриваясь в звёдное небо, клочки которого проглядывали сквозь кроны деревьев. Аграил задумался, гадая, видит ли вездесущий неумирающий происходящее на лесной поляне, или нет. Риск был велик, но воин инферно не был бы на три четверти демоном, если бы боялся ходить по краю. Да и не может чернокнижник поспевать всегда и везде.

О тбросив последние сомнения и опустив взгляд на пленника, который осторожно пытался отползти подальше, Аграил сделал шаг вперёд. Остро отточенный нож выверенным движением полоснул по трепещущему в беззвучном крике горлу. Кровь хлынула на землю и потекла по подготовленным для неё бороздкам. Демон, схватив обмякшее тело за одежду на спине, начал медленно водить им над пентаграммой, стараясь равномерно заполнить все линии фигуры обильно вытекающей из смертельной раны жизненной жидкостью.

Когда поток сменился редкими каплями, он кинул безвольный кусок мяса в центр пентаграммы, тихо проговорил какие-то слова — и колдовская фигура вспыхнула тёмным багровым пламенем, распространяя едкий запах горелой серы. Тело воришки вспыхнуло и в считанные мгновения его плоть истаяла, остался лишь голый скелет.

От пентаграммы начало распространяться ровное багровое свечение, в её центре вновь полыхнуло — и перед Аграилом в облаке густого дыма, которое тут же рассеялось , появилось небольшое рогатое существо.

— Всего лишь бес? — разочарованно протянул демон, пряча нож и деловито отряхивая руки.

— Ты бы повежливее, сородич.

— Это я тебя призвал. Захочу повежливее, будет повежливее. А не захочу…

— Ладно, ладно, не пугай. Твоё дело, как со мной говорить. Но я не «всего лишь». Я прокачивался по ветке Очей Инферно. А она исключает улучшение до импа.

— Око? Тогда ты и правда то, что мне нужно. Предлагаю сделку.

— Слушаю.

— Ты находишь для меня человека. И я тебя отпускаю.

— Клянёшься багровым солнцем и серными тучами? И оставишь меня в верхнем мире?

— Клянусь багровым солнцем и серными тучами, что когда ты найдёшь для меня Василису, дочь Путяты, я отпущу тебя на свободу и оставлю в верхнем мире.

Следующий день для меня начался, когда солнце ещё только начинало подкрашивать облака в розовый. Несмотря на ранний подъём я чувствовал себя на удивление бодрым и отдохнувшим.

Сальвия мирно сопела лежа на спине, безжалостно придавив свои изящные полупрозрачные крылышки, которые при близком знакомстве оказались не такими уж и хрупкими. Опытным путём было установлено, что они безболезненно выдерживают не только вес своей хозяйки, но и меня в придачу, и переживать об их кажущейся хрупкости точно не стоит. И это не говоря о том, что за них было очень удобно держаться, причём сама фея воспринимала это как должное и не выказывала признаков неудобства или недовольства.

Да… Крылья неожиданно оказались очень интересной штукой. В моменты наивысшего наслаждения фея теряла над собой контроль и начинали хаотично дёргать ими. В первый раз это меня напугало, но когда Сальвия объяснила, что так и должно быть, я начал воспринимать это как должное и как удобный индикатор её «кондиции». А то, что крылья позволяли ей зависать в воздухе, дополнило мою внутреннюю камасутру такими позами, которые я раньше не мог представить даже в самых смелых фантазиях…

Легко перемахнув через спящую девушку, я уселся у входа в наше временное жилище, свесив ноги наружу, и стал наблюдать за пробуждением леса, наслаждаясь прекрасным утром. Вокруг всё так же шелестела листва, пели птицы. Тени постепенно уходили, истончаясь, свет менялся с красноватого утренне-закатного на обычный дневной, и расползался всё больше и больше, прогоняя остатки ночного сумрака. На траве сверкали, будто драгоценные камни, капельки росы, кое-где можно было различить блестящие нити паутины. Прямо на глазах раскрывались бутоны полевых цветов, вокруг которых деловито гудели мохнатые шмели и пчёлы. Мимо с жужжанием по каким-то своим делам проносились жуки и мухи.

В какой-то момент я понял, что не один. Сальвия прижалась сзади обнажённой грудью, её нежные тонкие руки легли мне на плечи, а горячие мягкие губы коснулись шеи. Пришлось отвлечься от созерцания, и подмять заливисто расхохотавшуюся фейку под себя…

«Зарядка» совсем меня разложила, и какое-то время я валялся рядом с непрерывно щебечущей что-то Сальвией, лениво отвечая иногда, а когда и просто запирая словесный поток поцелуями. Но вечно это продолжаться не могло, и когда я некоторое время спустя вновь выбрался наружу, то уже весь кипел жаждой деятельности — просто любоваться