Жила-была Вера. Истории о силе духа, любящих сердцах и билете на счастье - Людмила Лаврова

даст. У кого велено – отнимет… И никому не дано предугадать, где найдешь, а где потеряешь…

Вот и Вере с Анютой о том неведомо.

Одна радость у них и осталась – Наталочка. Растет их ласковый лесной колокольчик. Радует мать и тетку. После того, как брата не стало, притихла было. Разболелась. Да так, что Вера почти две недели с колен по ночам не вставала. Караулила страшную гостью, которая грозилась отнять у нее и второго ребенка.

Не отдала дочь. Отняла у той, для кого разбора нет – большой или маленький.

Ох, и грозной была эта борьба!

И Аня, глядя, как Вера бодрствует у кровати Наташи, невольно шептала вслед за невесткой единственные слова, что понимала и принимала:

– Спаси и сохрани!

И впервые промолчала, глядя, как надевает на шею дочери Вера свой крестик. Тот самый, который прятала от всех, показав лишь раз мужу да золовке в день своей свадьбы.

– Не просите. Не могу я отказаться от того, что мне мамой и отцом завещано. От души ведь отказа не бывает…

А Павел и не думал противиться. Уходя – голову склонил, принимая от жены благословение.

– Иди с Богом! И возвращайся ко мне поскорее!

– Жди, родная!

Вот Вера и ждет. Вырвав у Вечности дочь, молит лишь об одном:

– Верни мне его! Неважно, какого. Живого только! Верни…

Молится Вера. Плачет по ночам Аня. И снова идут через деревню люди…

Откуда идут – ясно. Куда – не понятно… Кто – то возвращается на прежнее место, с надеждой обрести дом там, где он был утерян. А кто-то ищет новое. Некоторые остаются в деревне.

Вот и в соседи к Вере с Аней напросилась семья. Большая семья. Детная. Ребятишек четверо, да мать с бабкой. Заняли полдома, подрядившись работать в колхозе. Вот только неладно у них. Слышит Вера, как ругаются они вечерами. И больше всех достается там младшему, шестилетнему, мальчишке.

– Да когда же ты с нашей шеи слезешь?! Дармоед! – кричит бабка, не стесняясь ни соседей, ни дочери. – Зачем ты его пригрела?! Своих мало?!

– Мама, что вы от меня хотите? Надо было его в том поле бросить? Пусть бы вместе с эшелоном сгорел?! Нет человека и проблем нет – так?!

– А хоть бы и так! О своих бы детях подумала! А ты чужого жалеешь!

Растет, множится скандал, а Вера все слышит. И спустя пару дней приводит в свой дом мальчика.

– Анюта, это Васенька. Наш теперь он…

– Что ж… Наш – так наш!

Анюта смотрит на Веру и кивает в ответ. Что тут скажешь?

Вот оно – сердце материнское! Не может оно молчать. И терять не умеет…

А Вася недолго дичится. Как только понимает, что больше не гонят его, а куском хлеба попрекать и не думают, перестает колючки выставлять. Веру матерью зовет. Анну – теткой. Ну, а Наташу – сестрой. И именно ему удается сделать то, чего никому до сих пор не удавалось.

– Мама…

Наталка летит по улице на встречу идущей с работы матери, и Вера замирает, не веря ушам своим.

– Мама!

Она подхватывает на руки дочь и манит к себе Васю:

– Иди сюда, сынок! Знаю ведь – твоя работа! – обнимает она мальчишку так же крепко, как и свою дочь. – Спасибо…

Гремит Победа. Радуются люди.

И только в доме Веры и Анны радость вперемешку с отчаянием.

Нет вестей от Павла… Да и откуда им взяться, если лежит за спрятанными за занавеской образами страшная бумажка? Давно лежит… Уж и почтальонши той на свете нет, которая эту бумажку в Верин дом принесла, а она все зовет, манит тьму, гася надежду в сердце Ани.

Но Анюта грустит, а Вера оживает. Наводит порядок в доме, до скрипа отмывая все и всех. Готовится.

– Зачем, Верочка?

– А как же! Паша идет!

– Куда идет, глупая? Ушел уж давно…

– Анюта!

– Что?! Выключи блаженство-то! Не все твоему Богу подвластно да ведомо! Кое-чего и Он не может!

– Это чего же? – усмехается Вера.

– А с того света людей возвращать! Умеет, что ли?

– Сам туда ходил. Сам и вернулся. Поди, знает, что да как.

Смеется Вера, а Анна снова злится.

– Глупая ты, Верка! Глупая! Нельзя так!

– А как можно?

– С открытыми глазами жить! И не мечтами, а буднями!

– Это мы с тобой завсегда успеем! А пока – подсоби-ка мне! Надо бы баню в порядок привести. Крыша там прохудилась.

И снова не до споров. Дело делать надо. Пока дело есть – так и душе легче.

Месяц, другой, третий…

Все уж готово давно, а вестей так и нет. Но Вера ничего слушать не желает. Шьет, торопится, платья новые себе, дочке и Анюте, а Васе – рубашку.

– Времени мало!

Аня уже не спорит. Молчит. Видит, что с невесткой неладно, но жалеет ее.

– Верочка, милая, ты бы передохнула!

– Некогда мне! Паша придет – тогда.

Что тут скажешь?

Звенит колокольчиком смех Наташи во дворе. Вторит ей Вася, сколачивая будку для нового щенка. Творит тесто Анюта, затеяв пирожки для ребятишек и раздумывая, какой бы начинкой повкуснее их порадовать.

– С грибами делай, Анечка. Паша такие любит. – Вера, уставшая и довольная, появляется на пороге.

– Ты опять за свое?! – взвивается в гневе Аня и вдруг замирает, прислушиваясь к тому, что творится во дворе.

А там тихо!

Да так тихо, что слышно, как возится в сараюшке коза, ожидая прихода Веры, да квохчут, устраиваясь на ночлег, куры.

– Мама!

Крик Наталки обрывается на такой высокой ноте, что Вера с Аней не сговариваясь кидаются к дверям.

А там…

Вера оседает на землю, привычно преклоняя колени перед Тем, кто слышал все это время ее молитву. И дал долгожданный ответ, который тянет сейчас руки к ней и дочери.

И не видит она, как рядом опускается на колени Анюта, шепча имя, которое боялась произносить лишний раз, чтобы не бередить сердце ни себе, ни Вере.

– Пашенька…

И, все еще не веря глазам своим, вскакивает вдруг и несется в дом, чтобы изорвать в мелкие клочки лживую страшную бумажку.

И та сила, которая до сих пор была такой загадкой для Анюты, вдруг обретет для нее смысл. Он открывается ей вдруг так просто и ясно, что Аня удивленно моргает, глядя, как пожирает огонь в печи жалкие остатки ее печали, не понимая, как не познала она этого раньше. Ведь все это время была рядом та, кто этой силой владела, гордо нося ее имя – Вера…

И будет новый