Гений - Слаповский Алексей Иванович

Он ударил кулаком по столу и выкрикнул:

– …!

Матерное слово наконец выскочило, как кусок, попавший не в то горло, и Вагнер, побуревший и задыхающийся, вытер платком взмокшее лицо.

– Жарко сегодня, – сказал он неожиданно мирным голосом.

Сотрудники, однако, на эту минутную слабость не повелись и опять уткнулись в столы и компьютеры.

– В чем ты прав, курить действительно надо бросать, – сказал Вагнер Евгению, придумав причину, по которой у него случился пароксизм странного заикания. – Пойдем перекурим это дело.

Он встал и пошел к выходу.

Аркадий и Евгений последовали за ним. Все прочие остались на местах, в том числе курящие: есть моменты, при которых лучше не быть свидетелями. А там, на улице, предполагали они, сейчас именно такой момент.

И были правы. Вагнер, выйдя, сел на крыльцо, закурил, поставил рядом с собой банку из-под консервов, набитую окурками, в том числе украшенными помадой, посмотрел с прищуром на Евгения, а потом на Аркадия.

– Досье, что ли, на меня шьете?

– В смысле? – не понял Аркадий.

– Откуда он все это взял? Ну, что я отличником был, это легко найти. А вот что траву жевал, чтобы мама не унюхала, что матом в одиночку ругался, такие вещи нигде не записываются. Кто рассказал? И зачем вам это надо? И почему он одет так по-идиотски?

Вагнер говорил обычным голосом, ни разу не ругнувшись, и, похоже, такая речь давалась ему с меньшим напряжением, чем ругательная.

– Никакого досье мы не шьем, Яков Матвеевич, – ответил Аркадий. – И про траву и вашу маму я ничего не знаю. Он сам догадался, потому что гений. Реально гений, видит людей насквозь.

– Да неужели? А выглядит дурачком!

– Евгений не возражал, – сказал Евгений. – Он знал, что у него бывает вид человека отсталых умственных способностей.

– Ты всегда так говоришь?

– Нет. Я по-разному говорю.

– Значит, насквозь? Ладно, о чем я сейчас думаю?

– Это вопрос без ответа. Человек сам не знает, о чем он думает, как может другой знать, о чем он думает?

Вагнер хмыкнул:

– Верно! Я сейчас нарочно ни о чем не думал, чтобы тебя поймать. А ты не поймался. Но ты не прав, все-таки бывает, когда человек предметно о чем-то думает. Когда у него задача. Я вот пишу статью на тему, например, коммунального хозяйства, и думаю о трубах, об отоплении, это легко зафиксировать. Давай я сейчас о чем-то подумаю конкретном, а ты угадаешь.

– А как мы узнаем, что вы об этом подумали? – спросил Аркадий.

– Не бойся, врать не буду. Хотя можно на бумажке написать, а потом проверим.

Вагнер достал маленький блокнот с вложенной в него ручкой, отвернулся, записал что-то на листке, вырвал, сложил, подал Аркадию.

– Держи. А ты, Ев-Гений, – подчеркнул он, – догадывайся!

– Евгению это было легко, – сказал Евгений. – Яков Матвеевич сам хотел какого-нибудь чуда, поэтому дал легкую задачу. Вы про курение написали.

Аркадий развернул бумажку.

Да, там было написано: «Курение».

– В самом деле, легко догадаться, – кивнул Вагнер. – Но вот ты сказал, что чуда хочется, это сложнее было попасть, а ведь ты угадал. Чуда хочется, ребята, – с грустной откровенностью сказал он. – Какое может быть чудо в моем возрасте, при моей язве и крапивнице? Ноги, Аркадий, просто заживо гниют, смотреть страшно. Какое чудо при моей работе и ответственности? Да и вообще, в нашей жизни, если подумать, откуда взяться чуду? Но все равно хочется. Ты молодец, Евгений. Давай еще раз попробуем.

Он написал, вырвал листок, сложил, отдал Аркадию.

– Я не смогу угадать, – сказал Евгений.

– Почему? – огорчился Вагнер, но огорчился весело.

– Потому что все равно, что вы написали. Вы не то написали, что подумали, а то, что придумали. Какой-нибудь перпендикуляр. Потому что, хотя вам чуда хочется, вы его боитесь и не хотите, чтобы оно было.

– Ну, это ты зря! – возразил Вагнер. – Если так рассуждать, получится, что я и вылечиться не хочу?

– Не хотите. Никто не хочет лечиться. Болезнь людей оправдывает, а им всегда нужно какое-нибудь оправдание.

– И ведь опять попал, – с неудовольствием удивился Вагнер. – И насчет меня, и вообще – да, согласен, люди оправдание ищут себе. Всегда.

Аркадий развернул бумажку. Он надеялся, что там и впрямь будет слово «перпендикуляр», но там было «кирпич».

– Почему кирпич? – спросил Аркадий.

– Черт его знает. Может, потому, что дачу строю. Старую продал, участок маленький, сама дачка маленькая, а у меня два сына-бездельника, старший женат уже, внучку мне родил, пространство требуется.

– Давайте теперь я попробую, – предложил Аркадий. – Напишу, о чем думаю, а ты, Женя, угадай. Я врать не буду.

– Зачем пробовать? Ты напишешь: Светлана, – сказал Евгений.

Вагнер кашлянул и прикурил вторую сигарету от первой. Упоминание имени Светланы было ему неприятно.

– А вдруг я что-то другое напишу? – сопротивлялся фатальности Аркадий.

– Все другое будет неправда, потому что ты о ней думаешь.

– Да, я о ней думаю, – подтвердил Аркадий, обращаясь к Вагнеру, и в голосе слышался вызов.

Вагнер это уловил и встал со ступеньки.

– Работать пора. Ты идешь?

– Вы мне? – не поверил Аркадий.

– А кому еще? Родственник твой, может, и гений, но явно же человек неадекватный. На инвалидности, наверно?

– Да, – сказал Евгений.

– Вот, и я людей насквозь вижу!

– Нет, Яков Матвеевич, давайте уточним! – потребовал Аркадий. – Я не против работать, но что нам делать с ситуацией?

– Именно! – поднял палец Вагнер. – Ситуация, правильное слово! Ситуация такая, Аркадий, что поселок на пороге новой жизни. Ты слышал, что опять возрождают идею крупного железнодорожного узла?

– Давно говорят.

– Раньше говорили, а теперь все серьезно. Думаешь, почему к нам уже сейчас приехали люди из Москвы? Что они тут готовят, для кого? И весь поселок понимает, что надо напрячься и быть заодно! И тут явилась твоя Светлана…

– Она не моя.

– Явилась, – нажал Вагнер, – и устроила с твоей помощью то, за что мне еще отвечать придется! Но я в данном случае не о себе думаю, а о перспективах новой жизни для людей!

– Соврал Яков Матвеевич, привычно веря в собственное вранье, – повествовательно произнес Евгений, будто он был учитель и диктовал школьникам в солнечном и слегка по-утреннему сонном осеннем классе что-то приятное о природе из Тургенева или Пришвина.

– Сам ты врешь! – разозлился Вагнер. – Если бы я о людях не думал, зачем мне эта работа? Дети выросли, сами себя обеспечат, пенсия у меня уже сейчас получается приличная, да мне много и не надо! Жена моя, если хочешь знать, парниковые овощи выращивает, зарабатывает в три раза больше меня, я и сам это люблю, буду на рынок огурцы с помидорами возить, прокормимся! Мне газета давно в тягость, если хочешь знать!

– Я знаю, – не стал спорить Евгений. – Но вы без этой тягости жить не можете.

– Ладно, философ доморощенный, хватит болтать тут! Аркадий, повторяю, несмотря на твоего психованного брата: надо не о своих амбициях думать, а о перспективах! В кои-то веки у нас главой администрации стал порядочный человек, нужно ему помочь или нет? А теперь что получается? Вышла статья – Прохор Игнатьевич должен отреагировать. Думаешь, он Мовчана любит? Но всему свое время, это как на войне – если нет тылов, нет резерва, нет боеприпасов, терпи, не лезь в атаку с голыми руками! И сам Мовчан, думаешь, зверь, что ли, если девушку посадил, да еще возможную невесту сына? Он для Прохора Игнатьевича ее посадил, чтобы тот понял, что Мовчан ответит на любой удар. Тактика! Бей своих, чтобы чужие боялись! То есть наоборот. Или правильно? Ладно, неважно. При этом, хоть Мовчан паразит, но он свой паразит. Родной, можно сказать. Крамаренко понимает, что Мовчану тоже ведь надо в хорошем свете показаться, когда из Москвы приедут. И он сейчас будет действовать людям на пользу, даже если этого не хочет. Я вот предположил, что Светлану он посадил в качестве ответного удара, а может, это сигнал не для Крамаренко, а для криминальных элементов?! Тех же самых третьяков? Вроде того: смотрите, поймаю, никого не пощажу! Кем бы они ни оказались!