Мы с королевой - Сью Таунсенд

— Сегодня днем он идет на собеседование насчет работы, так что надо было высушить ему все лучшее.

Беверли щебетала, а сердце у нее так и колотилось. Как прикажете говорить с человеком, чью голову вы, привычно лизнув, наклеиваете на конверт? Беверли отцепила парадный джемпер Тони, застывший с воздетыми рукавами, в позе ликования и торжества.

— Гаррис нашел крысу, — сказала королева.

— Кысу?

— Крысу, видите?

Беверли поглядела на мертвого грызуна, валявшегося у королевских ног.

— Возможно, это не последняя? — спросила королева.

— Да вы не волнуйтесь, — сказала Беверли. — Они в дом не заходят. Во всяком случае, очень редко. На огородах-то им куда как привольно.

Послушать Беверли, так можно подумать, что крысы регулярно снимают поместье где-нибудь на курорте, резвятся в плавательном бассейне, напоминающем формой почку, и перемывают косточки нежащимся на солнце бездельникам.

В парадную дверь постучали. Извинившись, королева поспешила в тесную прихожую. Накинув поверх ночной рубашки и кофты еще и пальто, она стала открывать дверь. Это оказалось делом нелегким. Она, конечно, давненько сама не открывала дверей где бы то ни было, но все же раньше это давалось ей куда легче. Изо всех сил она тянула створку на себя. Пришелец за дверью приоткрыл тем временем прорезь для почты. На королеву глянули карие, переполненные душевным теплом глаза, и она услышала сочувственный женский голос:

— Привет, меня зовут Триш Макферсон. Я ваш советник по социальным вопросам. Слушайте, я знаю, вам приходится тяжко, но вряд ли вам станет легче, если вы не пустите меня на порог, правда?

При словах «советник по социальным вопросам» королева вздрогнула и отступила от двери. Триш не забыла, чему ее учили, главное — никакой агрессивности. Она переменила тактику:

— Ну же, миссис Виндзор, откройте дверь, и мы с вами побеседуем по душам. Я приехала специально, чтобы помочь вам справиться с психологической травмой. Давайте-ка поставим чайник и выпьем по чашечке чайку.

Королева сказала:

— Я не одета. Я не могу принимать посетителей в таком виде.

Триш весело рассмеялась.

— Из-за меня можете не волноваться; я людей видала в самых разных видах. Мои подопечные, когда я к ним прихожу, обычно еще лежат в постели.

Триш твердо знала, что она сама — человек хороший, и не сомневалась, что ее подопечные, особенно если копнуть поглубже, тоже люди неплохие. Она искренне жалела королеву. Коллеги Триш наотрез отказывались взять дело Виндзоров, зато Триш сегодня утром заявила на все бюро:

— Хоть они и королевской крови, но такие же люди, как все. Для меня это просто-напросто двое пенсионеров, лишенных привычного места жительства; и они нуждаются во всяческой поддержке.

Не желая вызывать у подопечных враждебные чувства, Триш написала записку на бланке Бюро социальных услуг, подсунула ее под дверь и удалилась. Записка была следующего содержания: «Зайду сегодня днем, около трех. Ваша Триш».

Королева поднялась наверх, соскребла лед с внутренней стороны окна и стала сверху наблюдать за Триш, чем-то вроде кухонной лопатки очищавшей ото льда ветровое стекло машины. Подобной лопаткой королева иногда пользовалась в Балморале[8] во время приемов на открытом воздухе. Одета Триш была в ацтекском стиле, ее запросто можно было принять за героиню спектакля «Охота за Королем-Солнце»[9], случайно забежавшую в переулок Ад прямо со сцены. На ногах у нее красовалось нечто вроде кусков козлиной шкуры. Сев в машину, она пометила в досье: «Клиент не поддается воздействию; в 10 утра еще не одета».

Убедившись, что машина уехала, королева подошла к мужу, спавшему на спине крепким сном. С его хрящеватого носа свисала капелька. Королева утерла капельку своим носовым платком. Она не могла решить, что ей делать дальше, как строить день: с умываньем, одеваньем и причесываньем ей самой было явно не справиться. Я даже дверь в собственном доме не сумела открыть, с горечью подумала она. Одно она знала твердо: в три часа дня для посетителей ее дома не будет.

В заледеневшей ванной не было горячей воды, и она помылась холодной. Голова походила Бог знает на что: от привычной прически уже не осталось и следа. Она долго трудилась, но в конце концов просто обвязала голову шарфом на цыганский манер. Как же непривычно и неловко было самой одеваться, до чего же увертливы эти пуговицы! И почему молнии то и дело заедает? Как вообще можно сообразить, что с чем носят? Ей вспомнились коридоры, вдоль которых сплошь тянулись шкафы; в них рядами висела ее одежда, уже подобранная по цвету. Как не хватало ей ловких пальцев фрейлины, чтобы застегнуть лифчик! Вот уж нелепое сооружение! И как только другие женщины справляются со всеми петельками и крючочками? Надо быть прямо-таки акробаткой, чтобы сцепить их без посторонней помощи.

Одевшись, королева преисполнилась гордости: все-таки она это осилила. Ей захотелось поделиться с кем-нибудь своим достижением, как в тот давний день, когда она впервые сама завязала шнурки на ботиночках. Крофи тогда была ею страшно довольна.

— Молодчага. Конечно, тебе самой заниматься всем этим не придется никогда, но уметь все равно надо — так же, как пользоваться таблицами логарифмов.

Единственным источником тепла в доме был газовый камин в гостиной. Накануне вечером Беверли зажигала его, но сейчас королева была в полном замешательстве. Она открыла кран до упора, поднесла спичку к керамической горелке — никакого эффекта. Ей очень хотелось обогреть хотя бы одну комнату, пока не проснулся Филип, а еще (быть может, это слишком уж честолюбивые мечты?) она намеревалась приготовить завтрак: чай с тостами. Ей представилось, как, сидя у газового камина, они с Филипом будут обсуждать свое новое житье-бытье. Ей всегда приходилось ублажать Филипа: его грызла обида, что он всюду должен идти на шаг позади нее. По характеру он не годился на роль второй скрипки. В нем крылся целый оркестр перессорившихся между собой музыкантов.

Когда она подносила последнюю спичку к непокорному камину, в гостиную вошел Гаррис. Он проголодался, замерз, его некому было покормить, кроме нее. Она разрывалась между камином и Гаррисом. Столько дел, подумалось королеве. Столько работы. И как только обычные люди все успевают?

— А секрет в том, что нужно опустить в щелку пятьдесят пенсов, — разъяснил принц Чарльз, которому наконец удалось попасть в дом матери; входную дверь ему так и не открыли, зато на его стук открыли окно гостиной — в него он и влез. Чарльз подошел к шкафу с газовым счетчиком и показал матери щель в металлической коробке.

— Но у меня нет монетки в пятьдесят пенсов, — сказала королева.

— У меня тоже. Может, у папы есть?

— А у папы откуда?

— Верно. У Уильяма, наверно, есть в копилке. Может, мне… гм… пойти и?..

— Да, и скажи, я ему верну.

Королева поразилась, как сильно изменился сын. Он полез было через окно обратно на улицу, затем вдруг вернулся.

— Мама…

— Что, родной?

— Сегодня утром к нам приходила советница по социальным вопросам.

— Триш Макферсон?

— Да. Она была очень мила. Сказала мне, что я могу подлечить уши бесплатно, в государственной клинике. Сказала, что я перенес психологическую травму… гм… и мне кажется, она… ну… вроде как, гм… права. Диана думает, не заняться ли ей своим носом. Он ей всегда жутко не нравился.

Чарльз выпрыгнул из окна гостиной, а королева подумала: какой у него счастливый вид, и когда? В день, который должен бы стать самым горестным в его жизни!

Наверху заворочался Филип. Он ощутил на кончике носа что-то крайне неприятное.

— Подайте мне платок, и побыстрее! — приказал он несуществующему слуге. Через несколько мгновений он вспомнил, где находится. Беспомощно оглянувшись, уступил обстоятельствам и сам вытер нос простыней. Затем повернулся на другой бок и снова заснул; он сделал свой выбор: предпочел мир королевских грез ужасающей действительности, где он был обычным гражданином, проснувшимся в нетопленном доме.

Королева вскрыла картонный ящик с надписью «ЕДА». Внутри она нашла буханку толсто нарезанного хлеба с надписью на обертке: «МАМИНА ГОРДОСТЬ», полфунта масла «Анкор», банку клубничного джема, банку говяжьего фарша, банку томатного супа фирмы «Хайнц», банку тушенки, банку молодого картофеля, банку зеленого горошка, банку персиков (кусочками) в сиропе, пачку несладкого овсяного печенья, пачку печеньиц с джемом «Мистер Киплинг», банку растворимою кофе «Нескафе», пачечку чая в пакетиках «Тайфу», пакет стерилизованного молока, пакет сахарного песка, коробочку кукурузных хлопьев, пачку соли, бутылочку соуса с изображением парламента на этикетке, полуфабрикат кекса «Птичий глаз», пакетик с несколькими ломтиками сыра «Крафт» и шесть яиц (очевидно, с птицефабрики, потому что на коробке не было хвастливой надписи о том, что куры вели здоровый образ жизни на открытом воздухе).