Подует ветер - Алекс Норк

После похорон Гамильтон пошел не к выходу вместе со всеми, а по кладбищу вдоль могил. Хоть город был небольшим, историю он имел давнюю, почти трехсотлетнюю. И вся она была здесь.

Странно, но это стирало остроту отдельной боли за потерянную человеческую жизнь — сотни имен, далеких и близких дат, удавшихся, неудачных, а порой и несчастливых судеб.

С одним и тем же концом.

Всегда непонятным людям.

И боль одной утраты растворялась в общей печали всей человеческой жизни. Вблизи надгробий.

Гамильтон уже минут десять медленно шел без всякого направления, огибая могильные памятники, иногда прочитывая надписи на них. Неожиданно впереди среди могил он увидел человека и тут же узнал его. Это был Гильберт. Он возился, согнувшись, у памятника и обернулся на звук шагов.

— Фрэнк?…Здравствуй… Ты в траурном костюме… наверно, умер кто-то из знакомых?

— Да, — Гамильтон хотел рассказать, но увидел надпись на надгробии: «Маргарит Хьюз». И дата — ровно двадцать лет назад. Тут же лежал букет цветов, видимо, только что положенный Гильбертом.

— Посмотри. — Он показал на выбитое с рваными краями углубление в камне в том месте, где вверху обычно располагается позолоченный крест, а теперь сохранился только след от его окончания. — Видишь, это дело рук человеческих. Кому-то мама мешала и после смерти. Не поленились прийти сюда и изуродовать могилу. Наверно, это сделали настоящие христиане, а? И знаешь, я не стану ничего поправлять. Пусть так и будет, как им хочется.

Гамильтона передернуло от злобы:

— Морды бы разбить этим мерзавцам!

Он расстегнул ворот рубахи и расслабил галстук.

Опять эти двадцать лет — как один день.

Он хотел тогда пойти на похороны. И пошел. Но когда повернул за угол на улицу, где жили Хьюзы, увидел уже тронувшуюся похоронную процессию. Катафалк и Гильберт.

Один Гильберт шел за ним.

По пустой улице. В дешевом черном слишком длинном для него пиджаке. И Фрэнк замер, глядя издали в его спину. Он должен был догнать и пойти рядом. Он знал, что был должен… От каких-то небольших поступков зависит вся жизнь, и человек становится или не становится, чем должен.

— Душно что-то, — сказал Гамильтон, снимая пиджак. — Ты долго собираешься здесь оставаться?

— Нет, я уже хотел идти. А кого хоронили?

— Дочку моих знакомых. Ее укусила змея.

— Настоящая змея, Фрэнк?! Ее поймали?

— Нет. Наверно уползла назад в пустыню.

— Когда это случилось?

— Вчера, когда мы сидели с тобой в ресторане.

— Боже мой! — Гильберт сел на каменный бордюр и закрыл голову руками. — Боже, какая нелепость. Несчастный неповинный ребенок. Как все чудовищно и дико в этом мире, Фрэнк! — Он резко встал и посмотрел на Гамильтона влажными, полными боли глазами.

Неправда, что глаза умеют говорить — они умеют и кричать — странным беззвучным криком.

— Успокойся, пожалуйста, — Гамильтон сделал шаг и положил руку на угловатое плечо Хьюза, — никогда нельзя предаваться отчаянию.

Тот опустил голову, а потом медленно покачал ею из стороны в сторону.

— Ты не прав, Фрэнк, — произнес он почти спокойно и снова повел головой, — ты не прав… Отчаяние одно из чувств, данных людям природой, и мы не можем его отвергать. — Он вдруг поднял голову и посмотрел открыто и ясно. — Нельзя принимать мир — каким есть. Он гадок настолько, насколько мы сами ему это позволяем. — И Фрэнк вдруг почувствовал силу в его худом неуклюжем теле.

Как ни печален был этот уже клонящийся к вечеру день, но Гамильтону все-таки нужно было вернуться в управление и довести до конца разные дневные мелочи. Около часа он потратил на просмотр сводок и отчетов, потом снова возился с торговцем наркотиками. Обыск в доме у того не дал никаких результатов, и допрос снова ни к чему не привел.

Два раза он разговаривал с полицейским управлением штата, где настаивали на тщательном патрулировании автострады, потому что разыскиваемые преступники до сих пор не были пойманы и мотались где-то неподалеку.

Под конец заявился Терье.

— Я только что с патрулирования автострады, — бодро объявил он.

— Это достаточно отметить у дежурного, — недружелюбно ответил уставший Гамильтон.

— Я это уже сделал, сэр.

После этого сообщения Терье замолчал и, улыбаясь одними блестящими белками, уставился на лейтенанта.

— А…, — подождав немного протянул тот, — так значит ты просто зашел вечерком поболтать к начальнику?

— Не совсем, сэр, я хотел доложить об одном наблюдении.

Гамильтон как раз подумал, что придется сегодня звонить маме и рассказывать о бедной Джейн… впрочем, можно было отложить это и на завтра, там у них уже ведь поздновато, а ему сегодня необходимо зайти за покупками, в доме нечего есть.

— Очень странная машина, сэр.

— Что?

— Очень странный автомобиль шел по нашей автостраде.

— Он имел какое-то отношение к скрывшимся преступникам? — насторожился Гамильтон.

— Нет, никакого. И человек, который там сидел, не имел ни с одним из них ни малейшего сходства. Но сам автомобиль, сэр.

— Что с ним, Дик, я плохо пока понимаю?

— Он был на манер скорой помощи. Такой высокий фургончик с небольшими затемненными окнами. Но главное — внутри: широкий длинный стол, сэр, отполированный, почти зеркальный.

— Ну и что там было, на этом столе?

— Совершенно ничего, а на полочках вдоль стен несколько странных предметов, вроде медицинских принадлежностей. Еще на полу валялся целлофановый пакет с продуктами с эмблемой нашего супермаркета.

— Так машина из нашего города? — уже машинально спросил лейтенант, чувствуя сильное желание поскорей отправиться домой и как раз зайти в этот самый супермаркет, потому что с самого утра он ничего не ел.

— Нет, сэр, машина из другого штата, номер я конечно записал. И знаете, водитель так неохотно открыл салон, когда я этого потребовал, так неприятно на меня взглянул…

— Дик, — Гамильтон встал из-за стола, — я не имею права говорить подчиненным грубости, но почему ты все-таки решил, что глядеть на тебя приятно каждому? И если ты меня отпустишь, я бы прямо сейчас пошел и чего-нибудь съел. Можно?

— Конечно, сэр. Идите.

— Спасибо, Дик. — На лице лейтенанта изобразилось благодарное чувство. — Редкая мне перепала удача — иметь таких добрых сотрудников, это — что-то!

Он хлопнул парня по плечу и вышел из кабинета.

Контора супермаркета находилась в том же здании, в его задней боковой части. Войти туда можно было и из торгового зала, и с улицы.

Конторские служащие уже заканчивали работу, когда Энн прошла за полупрозрачную стенку в кабинет к отцу и протянула ему стопку платежных документов на подпись.