В августе сорок третьего (СИ) - Тарханов Влад

– Так вы не против дальнейшего сотрудничества? – не смог скрыть своего удивления премьер-министр.

Ему ответил уже Гарт:

– Мы подготовили изменения структуры отдела и превращение его в Объединенную Аналитическую Службу. В таком варианте мы будем курировать каждый свои направления, не пересекаясь. Отделы А, В и С – это моя сфера ответственности, а остальные три – это профессора. В документе кроме структуры еще и предложения по персонам, которые мы планируем привлечь. Битва за интересы Империи этой войной не закончится.

Премьер-министр стал с увлечением читать поданный документ.

– А что это за служба? Это не отдел?

– Полевая служба аналитической службы FSAS, автономное подразделение, которое подчиняется лично премьер-министру, но действует в интересах Объединенной Аналитической Службы. Нам иногда надо уточнить некоторые данные, предпринять определенные действия…

– Бэззи, я что, школьник? Понятно. Согласен с тем, что такой отдел нужен, но такое резкое расширение аналитического подразделения на фоне наших провалов…

– Выглядит как попытка исправить положение и не допустить грубых ошибок в будущем, сэр… – вставил своих пять копеек без пяти минут начальник Объединенной Аналитической Службы при премьер-министре, профессор Линдеманн.

– Господа! Пришло время для обеда. Мы продолжим, когда я вернусь.[9] Этот документ заслуживает моего пристального внимания. А я жду от вас совместного доклада по нашим перспективам и что следует делать сегодня и в ближайшем будущем.

Бергхоф. Резиденция Гитлера.

3 августа 1943 года

Ева Браун почувствовала изменение в отношении к себе Адольфа. Это случилось не более месяца, да, не более того… Если раньше фюрер категорически запрещал Еве участвовать в приемах высокопоставленных гостей, которых изредка появлялись в резиденции, то в последнее время он встречал своих гостей в кампании своей любовницы. Бог мой, с каким трудом ей удалось в свое время уговорить его познакомиться с четой Винздоров! А сейчас… Ева на минуту задумалась. Семья Браунов из Мюнхена была довольно обеспеченной, хотя к богатым ее отнести было сложно. Отец был человеком строгим и прижимистым, но именно эти его качества помогли семье выжить в тяжелые послевоенные годы. Тем не менее, его опекой Ева тяготилась. Поэтому в двадцать девятом пошла работать помощником фотографа в ателье Генриха Гофмана, идейного нациста, знакомого со многими лидерами движения. Ей было семнадцать, когда в ателье впервые столкнулась с Адольфом. Девушка была далека от политики и к фотографиям нацистских лидеров не присматривалась, ей хватало работы и без этого. Она взобралась на лестницу, чтобы папку с документами положить на место: почти на самую верхнюю полку шкафа. Вот тогда в ателье и появился хозяин и гость, которого представили, как господина Вольфа. Этот интересный мужчина примерно сорока лет сразу же положил глаз на молоденькую девушку и даже начал довольно трогательно ухаживать. Потом Ева узнала, что господин Вольф никто иной, как лидер нацистов Адольф Гитлер, с этого начались их отношения, которые очень долго были тайной для всех, к тому же слишком платоническими, только в тридцать втором… впрочем, он постоянно говорил, что его женой стала Германия и поэтому он никогда не женится. Две попытки самоубийства, постоянное давление окружение фюрера, которое не выносило эту «мюнхенскую дурочку», подчеркивая отсутствие ее влияние на первую персону Рейха[10]. Они и не подозревали, что умение Евы не вмешиваться в дела фюрера, и ничего ему не советовать и стало тем оружием, которым она научилась владеть в совершенстве. Она точно знала, почувствовала своим особым женским чутьем, что Адольф не будет терпеть рядом с собой женщину-помощника, женщину-лидера, женщину-конкурента. Ему нужно то семейное тепло и уют, что так и не достались в детские годы. И Ева никогда не говорила фюреру о том, что хочет стать его законной супругой. Подругам? Нет… Никогда! Вот в семье проговорилась как-то и не знала, донесли это Адольфу или нет, но в разговорах с НИМ вопрос брака даже не поднимался. Когда сюда приезжали важные гости, она растворялась, предаваясь чтению, ничегонеделанью, и только. Но месяц назад тут появился граф Чиано, и его они с Адольфом встречали вместе. Итальянец рассыпался в комплиментах, поговорили о ничего не значащей ерунде, после чего итальянский министр уединился с фюрером в кабинете. Сегодня утром прибыл еще один итальянец, сам Бенито Муссолини вместе с небезызвестной Кларой Петаччи, и они с Адольфом снова встречали их вместе. При этом Ева долго общалась с итальянской аристократкой, любовницей дуче, прекрасно владевшей немецким, и их общение было достаточно теплым, никакого высокомерия, которое ощущалось от так называемого «светского общества» Берлина, не чувствовалось вообще. После почти шестичасовых переговоров итальянская чета уехала, а к фюреру примчался Герман Геринг. Вот его Ева на дух не переносила и была даже рада, что встречать этого весьма грузного гостя не было необходимости.

Этот дом фюрер арендовал в свое время за 100 марок в месяц, он всегда мечтал о большом хорошем доме. Потом, получив гонорары за издание книг, этот дом был уже выкуплен у прежних владельцев и стал его резиденцией, местом личного отдыха, можно сказать, что семейным гнездом. Она нашла Гитлера на террасе, он любил смотреть на пейзаж, открывающийся с этой точки дома. Плетеное кресло, любимая овчарка, которую Адольф совершенно автоматически поглаживает…

– Я выгуляю…

Ева пытается потянуться за поводком, он останавливает ее:

– Присядь…

– Ты выглядишь утомленным… – обеспокоенно роняет женщина, усаживаясь в плетеное кресло рядом с мужчиной.

– Да! Сегодня я принял важное решение. Очень важное. И назад нет хода. Совершенно. Я должен делать то, что я должен.

Ева промолчала. Иногда ее Адольф начинал вещать, выталкивая из себя слова и фразы, смысл которых иногда от нее ускользал. Но на этот раз было не так… Ей показалось, что ОН что-то почувствовал. Что-то слишком важное для себя. И это состояние… знакомо, он всегда такой, когда принимает какие-то очень ответственные шаги.

– Я пригласил на завтра на одиннадцать бургомистра Оберзальцберге. Одень что-то поприличнее. Он сочетает нас официально браком. Пока что мы не будем его афишировать. Я так решил.

Еве на секунду показалось, что Адольф хотел сказать что-то совершенно иное, но волна эмоций захлестнула её, наконец-то! И молодая женщина не обратила внимание на какую-то тень обреченности, которая на мгновенье накрыла террасу в Бергхофе.

Лондон. Кабинет премьер-министра.

3 августа 1943 года

– В фокусе наших стратегических интересов наиболее болезненными представляются три региона: Европа, Ближний Восток и Азия. Тихоокеанский регион мы предлагаем рассматривать как часть общеазиатской проблемы.

Профессор Линдеманн одобрительно посмотрел на подполковника Гарта, который опять употребил местоимение «мы», подчёркивая совместные усилия, которые затратили обе конкурирующие группы внутри аналитического отдела. Но Лиделл оказался всё-таки разумным стратегом. Примерно после Нового года они провели совместную конференцию, выработав консолидирующую программу. Гарт добровольно уступил первенство в их проекте профессору, признавая его сильные лидерские качества. Фредерик Александер высоко оценил то, что у подполковника выработан свой, довольно оригинальный взгляд на стратегические проблемы и способы их решения. И вроде бы это довольно-таки известные приемы, например, отвлечение противника, создание точек напряжения в различных местах, порой далеких от узловых, но системный взгляд на такие действия, названные «непрямыми» был очень родственным острому математическому уму профессора.

– Начну с Европы – продвижение СССР к границам Рейха поставило Германию на грань поражения. И если в Польше линия фронта идет по Висле, то надо признать, что захват большей части Восточной Пруссии – это серьезный геополитический успех большевиков.