Резистент - Милена Оливсон

– Так у тебя есть брат или сестра?

– Нет, ребенок тоже погиб. Я даже не знаю, где его похоронили.

– Выходит, Резистентом была мать, – заключает Агата.

– Но почему?

– Потому что такая Резистентность, как у тебя, могла передаться только по наследству. Отца твоего привили, а мать – нет, поэтому Резистентность и не обнаружили. Так же было и со мной.

Вот теперь я абсолютно сбита с толку. За пару минут я полностью утратила понимание ситуации.

– Так вы тоже Резистент?

– Да. Такой же, как ты. Вам говорили о первом Резистенте, которого нашли в 2113 году?

– Было что-то такое, да.

– Тогда я расскажу тебе и предысторию. Но ты никому не должна ее пересказывать, ясно? Даже в твоей комнате стоит прослушка.

– Разумеется, я все понимаю.

Она думает, я совсем дурочка? Я осторожна и могу пораскинуть мозгами. Но раз Агата решила поделиться со мной своей историей – значит, она все же неплохого мнения обо мне.

– Мне тогда еще не исполнилось шестнадцати. Мой старший брат выпускался из школы. А вакцинация еще не была обязательной, ее делали только за большие деньги – а денег в нашей семье не водилось. Мои родители тоже были не привиты, как и большинство жителей Пентеса. Тогда никто не подозревал о существовании Резистентов. И вот однажды мой отец, который работал уборщиком в больнице, не вернулся домой. Мы с братом пошли искать его в больницу, но нас не пустили: оказалось, там карантин. Доставили сразу несколько зараженных Ксеносом, что-то пошло не так, как-то вышло, что вирус начал распространяться. Скоро почти все сотрудники больницы оказались заражены – все, кроме привитых. И моего отца.

Тогда его забрали из больницы и начали исследовать. У него и обнаружили первую Резистентность. Вслед за ним забрали и нас с братом. Нам пообещали, что мы сможем обучиться на кого угодно и получить достойную работу; это, как видишь, оказалось правдой. В том году провели первую обязательную вакцинацию, около двухсот случайных людей привили бесплатно. И многие умерли, в основном – дети. Тогда чуть не поднялся мятеж. Но те, кто справился с вакциной, обрели иммунитет. И пошло-поехало. Скоро привили всех людей старше восемнадцати и младше тридцати; среди них нашли сорок одного Резистента. Построили этот Центр, начали исследования. И вот… Стой, кто-то идет. Зайди ко мне завтра после десяти, ясно? Найди повод. И никому ни слова.

Она сует мне в руку лист бумаги с какими-то записями о приеме таблеток и быстрым шагом идет к зданию. Вот так. Она не договорила, но ясно, что дальше случилось что-то нехорошее. Я и не знала, что кто-то умер от вакцины, до меня эти новости попросту не доходили. В школе рассказывали, что вакцинация безопасна и не может нанести вреда. Абсолютно не знаю, что думать. Так здесь и правда опасно? Что, если меня вообще никогда отсюда не выпустят?

Когда я возвращаюсь в общежитие, приходится кричать под окнами, чтобы кто-нибудь открыл двери. Открывает не Адам, а какая-то девушка из старших. Я бегу по лестнице в свою комнату и обнаруживаю там странную картину.

Ната одна; она сидит на своей кровати, сиротливо обняв колени. Светлые волосы чуть влажные. Постель Иванны пропала, как и другие ее вещи.

– А где Иванна?

– Мы пошли в душ, – от волнения Ната говорит очень быстро, – пока я купалась, она пропала. Я прихожу, а тут пусто. Наверное, ей разрешили уйти домой. Повезло.

– Не думаю, – медленно выговариваю я, подбирая с пола красный камень на веревочке.

– Это ее талисман? Она не оставила бы его валяться здесь, – шепчет Ната. Разумеется, не оставила бы. Она попрощалась бы, если б уходила насовсем. Написала бы записку, хоть что-то. А тут – пропала, как и не было, только талисман на полу. И ясно, что это Центр что-то с ней сделал. Но говорить об этом с Натой нельзя: теперь я знаю о прослушке.

– Будем надеяться, все в порядке, – весело говорю я, переодеваясь в пижаму.

Раздается стук в дверь, и, не дожидаясь разрешения, в комнату вваливается Гарри. Я как раз стою в пижамной рубашке и трусах, – очень вовремя.

– Гарри!

– Я не смотрю, – отмахивается парень, – что я там не видел. У вас все на месте?

– Иванны нет, – говорю я, натягивая штаны.

– Ее брат тоже пропал, – сообщает Гарри. Он встревожен. – И еще Лёха.

Лёха – еще один парень из нашей девятки, он жил в комнате с Архипом. Теперь ясно: что-то не так. Не могли все трое уйти незаметно.

Сразу за Гарри появляется Ник.

– Ребят, вы не видели Ивана? Я вернулся из душа, а его нет и дверь нараспашку.

Мы рассказываем, что Иван пропал вместе с сестрой и Лёхой. Теперь парни сидят в нашей комнате, на освободившейся кровати Иванны. Мне так хочется предупредить их о прослушке! Ведь они уже начинают выдвигать теории:

– Что, если их выгнали, потому что они не подошли?

– Может, перевели в другое место?

– Может, из них уже сделали разведывательный отряд и отправили за стену?

Натягиваю одеяло по самые глаза и просто гляжу в потолок. Я никому не сказала о своей абсолютной Резистентности. На меня у Центра другие планы, – какие же? Я теряюсь в догадках. Уж лучше бы Агата ничего не говорила. Ничего особенно плохого я не услышала, но понимаю, что рассказ не закончится хеппи-эндом. Исчезновение ребят только усилило мою тревогу. Кажется, пару часов назад я убеждала себя расслабиться и радовалась, что нахожусь здесь. А теперь переживаю сильнее, чем в самом начале.

Ната тоже выглядит напуганной: ее лицо налилось краской, в глазах – смутное беспокойство. Но она вообще не из смелых. Вот испуг и недоумение в глазах Гарри – это уже серьезно.

– Знаете, утром я потребую пустить нас домой, к родственникам, – заявляет Ник, поправляя очки. – Все это слишком странно. И я хочу увидеть семью, сказать им, что я в порядке.

– Потребует он, – хмыкает Гарри. – Если бы все было так просто. Я вчера говорил с Лизой, – это девушка из моей школы, старше на год, – так вот, она родителей видит только по определенным дням. Им только письма разрешают. Мы тут как в тюрьме, ребята.

– И ты предлагаешь смириться?

– Нет. Я предлагаю осмотреться, понять, что к чему. Нет смысла просто колотить в ворота и проситься домой.

А мне сейчас именно так и хочется поступить.

В дверь снова стучат. На этот раз гость дожидается разрешения войти.

Это Адам; на нем тоже пижама, поверх накинута куртка.

– Да вас тут много, – замечает он. – Что же, Ник, ты-то мне и нужен. Теперь ты один в комнате, поэтому к тебе подселится Архип. Надеюсь, ты не против, потому что он уже переносит вещи.

– А что стало с Иваном? И остальными?

– Иван, Иванна и Алексей оказались не Резистентными. Это ошибка, такое случается. Анализы крови дают гораздо более точный результат, чем реакция на вакцинацию.

– Он спросил, что с ними стало, – настойчиво повторяет Гарри.

– Они покинули Центр, – невозмутимо отвечает Адам. – Думаю, уже вернулись по домам.

Не сказала бы, что слова Адама успокоили меня. Он ведь не просто так стал руководителем новичков: наверное, любимчик местного начальства, а заодно – их глаза и уши. Если нам врут, то Адам только поддерживает ложь. И все же – хоть немного ясности. Может, мы зря себя накручиваем, и ребята правда уехали домой? На их месте я бы тоже поспешила покинуть ЦИР. Я вспоминаю, как близнецам нравилось здесь. Только они и радовались, что оказались в числе «избранных». И тут – ошибка. Должно быть, им очень обидно возвращаться в обычную жизнь, снова идти в школу и питаться жалкими крохами по сравнению с тем, что дают нам в Центре.

Зато мне возвращение точно не грозит, вспоминаю я, и сердце сжимается в болезненный пульсирующий комок.

Глава третья

Утро наступает не вовремя: я совершенно не выспалась и чувствую себя разбитой. На завтраке меня подташнивает, и я запихиваю в себя только горбушку хлеба, – на большее не способна. Тяжелая выдалась ночь. Я проворочалась в постели несколько часов, думая о том, что будет дальше. Вечером я осмотрела кровать Иванны, ее тумбочку. В ящике нашла карандаш. Его она тоже случайно оставила?

Сразу после завтрака нас ведут на тренировку. В зале не только новички, но и многие другие Резистенты. Дюжина парней играет в футбол, несколько девочек помогают друг другу качать пресс на цветных ковриках. Пахнет свежей резиной. Мне заниматься не хочется, так что я сразу сажусь на лавочку. Тут же подходит девушка лет двадцати, с волосами, убранными в высокий хвост.

– Ты себя плохо чувствуешь?

– Немного.

– Не нужно отвести тебя к врачам?

– Нет, что ты, спасибо.

Девушка недовольно поднимает брови и уходит. На самом деле мне как раз нужно пойти к врачу – но после десяти вечера. Почему Агата держит свою историю в тайне? Что такого в том, что ее забрали в Центр из-за отца? Возможно, я догадываюсь, в чем дело. Может, ее тоже держат взаперти. И она хочет уйти, но не может, а критиковать Центр вообще запрещено… Но нет, дело в чем-то другом.