Я никогда вас не полюблю (СИ) - Помазуева Елена

— Вы? Это снова вы? — потрясенно спросила шепотом.

— Кто это «вы»? — громко произнес он и усмехнулся, — Разве мы встречались в подобной ситуации?

В этот момент темный подошел к улице и внимательно посмотрел в обе стороны.

— Спасибо за доставленное удовольствие. Не смею больше задерживать, — он прикоснулся пальцами к своей шляпе с полями, и мне показалось, что он ее сейчас приподнимет в знак приветствия.

А затем он шагнул в сторону и исчез из вида.

Какое-то время смотрела в более светлый просвет между домами, чем темный проулок, и постепенно приходила в себя.

Темный не тронул меня, можно сказать, спас от пса, окутав своей магией, проникая в каждую частичку сущности, на время превращая в то, чем я не являюсь. И все же я чувствовала себя униженной и раздавленной. Физически он не совершил никакого насилия, удовлетворившись касанием ко мне. Однако поводырь был убежден в однозначности происходящего.

Мысленно хмыкнула: «Побегу его разубеждать? Мол, ничего между нами не было?». Абсурдность предположения заставила встряхнуться и выйти на темную улицу, где только что скрылся лаэр. Бросила внимательный взгляд в обе стороны, затем осмотрела темные окна домов. «Сварливая кошка», находящаяся от меня буквально в паре домов, закрылась, фонарь над входом погас. Стучать бесполезно. Ночью никто не открывает двери, тем более таким, как я, проработавшим один день. Тосс вполне может рассудить, что я присматривалась сегодня и ночью привела грабителей или убийц.

Развернулась в сторону района бедняков и заспешила в свое убежище. Дождь постепенно стихал, и к тому моменту, когда подошла к дому, прекратился совсем. И тут я обнаружила, что выданную краюху потеряла. В отчаянии всплеснула руками и на всякий случай ощупала платье на груди. Куда там! Разве кусок хлеба смог бы удержаться, пока лаэр волок в проулок, а потом прижимал к стене? Прощупала карман — монетка осталась. Выдохнула с облегчением и шагнула на лестницу в подвал.

Раньше хозяева наверняка использовали это помещение для хранения продуктов или ненужных вещей, потому что окно в комнате располагалось на самом верху и не открывалось. Свет сюда практически не проникал, а свечи покупать не всегда удавалось. Но к моему приходу мама старалась обязательно зажечь огонек, от этого становилось на душе теплее и тоскливей одновременно. Каждое мгновение, пока огарок мерцал, говорило о том, что скоро придется вновь покупать, но деньги зарабатывать становилось все сложнее. Зато сегодня я могу ничего не есть, да и завтра меня покормят.

— Тиоль! — поспешила навстречу мама, с беспокойством оглядывая мокрую фигурку.

— А я нашла работу, — постаралась сообщить хорошую новость, как можно радостней.

— Работу? Где? — она уже давно не ожидала, что жизнь может измениться к лучшему.

— Таверна «Сварливая кошка», — говоря название заведения, с трудом стягивала промокшую обувь с ног.

За день ступни чуть ли не приклеились, и отдирала их с трудом. Мама подхватила плащ и развесила на крючках, чтобы попытаться просушить ткань за ночь.

— Кем? — закончив с одеждой, развернулась она ко мне.

— Посуду мыть, помои выносить, — спокойно ответила ей.

Для меня новая работа казалась лучшей по сравнению с тем, чем приходилось заниматься на рынке. Перебирать сырые овощи под дождем, отмывать их в холодной воде. Либо смотреть за живностью, привезенной на продажу. Иной раз помогала при убое скота и вымывала потом все вокруг, убирая кишки. Что по сравнению с этим вынести помойное ведро с остатками еды?

Мама промолчала и прижала сжатый кулачок худой руки к задрожавшим губам, стараясь не расплакаться. Понять ее можно. Совсем недавно не такая жизнь у нас была, и я даже понятия не имела, из чего делают вкуснейший мясной паштет. А сейчас стала безразличной ко всему. Если за работу платят, то надо брать и делать. У меня есть руки, и они помогают зарабатывать и кормить семью.

— Зато меня покормили, и я целый день в тепле, — воодушевленно ответила на мамины молчаливые слезы, — Так что есть сегодня не буду. Все вам на завтра останется.

Рассказывать о потерянной краюхе не стала. Зачем, если хлеба нет? Упало и упало.

— Тиоль, может хоть молока? — потянулась к бидону мама.

— Нет, — категорично мотнула головой, — Воды попью и спать. Я сегодня сытая.

Подошла к Лаэль и постояла какое-то время рядом с сестрой, рассматривая едва заметную фигурку под дырявым одеялом.

— Поела и спит, — с нежность очень тихо пояснила мама, подойдя ближе.

— Это хорошо. Сон для нее сейчас лучшее лекарство, — шепотом отозвалась ей, — Надо купить дров.

— Лучше свечу, — произнесла мама.

Молчаливо кивнула, принимая ее слова к сведению. Сидеть в темноте каждый день хуже, чем в сырости и холоде. Согреться можно, укутавшись в одежду и одеяла, а без света трудно жить.

— Тиоль, как твоя спина? — тихонечко погладила ладонями мои плечи мама.

— Спина? — даже немного удивилась вопросу.

После целого дня в «Сварливой кошке» ныли все части тела, в том числе и спина. Стоять над посудой в чаше с водой приходилось согнувшись, отчего мышцы изрядно гудели.

— После крыльев, — всхлипнула она за спиной.

— А-а, — протянула я и повела плечами, — Ничего. Саднит немного.

Гораздо сильней болел разбитый нос. Наверняка завтра расползутся синяки под глазами, если еще этого не произошло. И без того лицо, заострившиеся от постоянного недоедания и плохо отмытое холодной водой, отталкивало многих нанимателей, а теперь вообще будет страшно кому-нибудь показаться.

— Покажи, — попросила мама.

Принялась расстегивать пуговички на платье, все равно пора переодеваться и ложиться спать.

— Ох, — раздалось за спиной.

— Что там? — недовольно спросила я.

— Края покраснели, опухли и, кажется, начинает образовываться гной, — пробежались по саднящей коже холодные пальцы.

— Ерунда. Работать могу, — равнодушно ответила ей.

— Давай полечу, — потянула она меня к кровати.

— У тебя столько магии не хватит, — не позволила ей и поторопилась натянуть рубашку, в которой обычно спала.

Стоять раздетой в неотапливаемом помещении холодно, да и мама скорее отстанет.

— Ноги? Тиоль, что с ними? — забеспокоилась снова мама, когда повернулась к ней лицом.

Рубашка длиной чуть ниже колена, потому не прикрывала полученные ожоги.

— Случайно кипятком ошпарилась. Мама, все пройдет! — остановила ее в порыве лечить меня, — Магией нельзя. Если утром не увидят ожогов, то сразу поймут, что не сами прошли. В таверне слухачка. Девушку, которая передо мной работала, отдали на казнь.

— Но как же? — сглатывая слезы, села на свой топчан мама.

— Так и буду, как все существа без магии, — пожала в ответ плечами и накрылась с головой, — Спать.

В этот раз провалиться в забытье без снов сразу не получилось. Вспомнился вой псов, красные глаза и рядом с моим лицом черные глазницы лаэра. Я уверена, это именно тот, который спас накануне меня от насильников, но он сделала вид, будто мы не встречались.

Он поступил мерзко и пошло, заставив участвовать в его играх. Но с другой стороны именно его действия заставили поводыря удалиться, не задавая вопросов. Неужели темный расхаживает по ночным грязным улицам и ищет себе приключений? Вчера убил насильников, а сегодня зажимал оборванку. Его движения и удовлетворение, полученное в процессе, говорили однозначно о намерениях лаэра. Но все время возникал вопрос: зачем он использовал магию? Ведь именно она скрыла сущность фейри от пса, заставив меня потерять саму себя на время. И ответа не было. Темные так не поступают.

Утро началось традиционно:

— Тиоль, скоро рассвет, — позвала мама.

— Угу, — промычала, выныривая из тяжелого сна без картинок.

Перекусить категорически отказалась, торопясь в таверну. Тосс предупредила, чтобы не опаздывала. Кроме того, надеялась на миску горячей похлебки от Эгры. Негнущимися пальцами, продрогшими в холодной комнате, застегнула непослушные пуговицы, накинула плащ и вышла за дверь.