Девственница - Ксения Васильева

Выпили по второй. И тут началось!

Алена вопила, что ей нужен Шурик, что он вылитый Ален Делон, которого она обожает...

В полной ярости Хачик схватил её под мышки и уволок из картиры.

Наташа, обезумев, признавалась Шурику в любви.

Марина помрачнела и ушла на кухню.

Санек ухахатывался над компанией: так нажраться с двух-трех рюмок самогона! У них в Супонево мужики по бутылке на брата и ничего, вот когда вторую, - тогда быть и поножовщине!

Шурик слушал Наташины признания, которые становились все непонятней и под их журчание уснул, сидя на стуле, свесив свою уже не очень красивую голову набок.

А Наташа, среди самого сложного любовного пассажа, почувствовала, что помирает. Не фигурально, а по-настоящему: куда-то уходило сердце, волчком кружилась голова и весь белый свет, к горлу подступала такая тяжелая тошнота, которая, казалось, задушит её.

Она застонала.

Шурик, естественно, не услышал, а Санек спросил.

- Ты че?

Ответить она не могла, и снова жалобно застонала.

Ей хотелось пить, пить, пить, но сказать она не могла.

Санек дело знал.

Пошел, налил воды из-под крана. В кухне базарили Маринка с бабкой. Он им сказал еще.

Да бросьте вы базарить, чего вам не хватает.

Маринка безумно посмотрела на него (тоже нажралась!).

- Ты мне Шурика пошли, слышишь?

Бабка заворчала.

- Проститутка, новый пришел, - ей подавай. Да уйду я, уйду. - И потихоньку побрела в холл.

- Наташке твоей худо...

А-а, - не поняла, видимо, Марина. - Давай сюда Шурика, быстро!

Санек с водой ушел.

Наташа уже сползла с кресла и мучительно, со стонами, пыталась выблевать тяжелый ком, застрявший у неё где-то в груди, горле, легких, она не знала где, но чувствовала, что ей ничто уже не поможет.

Сознание еле теплилось.

Санек дал ей воды, которую она всю пролила, так как и не видела стакан толком и удержать не могла.

И он вдруг понял, что с Наташей совсем плохо. Она стонала и дергалась.

... Тьфу ты, что делать-то?

Санек решил оттащить её в ванную, а там - под холодную воду.

Парень он был здоровый, взял на плечо обвисшую Наташу, которая тут же, от состояния головой вниз, наконец-то выблевала ком. Санек только матернулся, увидев, во что превратилась его рубашка.

Он наклонив Наташуе над ванной, пустил душ.

И тут Наташу прорвало. Ее рвало так, как никогда, даже во время дизентерии.

Санек был доволен: сейчас у неё все выйдет, и она будет как новенькая.

Наташа вдруг забормотала.

- Шурик, миленький, ты такой хороший, такой...

Коротенькое её сиреневое легкое платьице задралось и стали видны тоненькие сиреневые трусики с кружавчиками.

Саньково мужское естество восстало.

Тем более, что он и не подумал, что она обращается не к нему!

Конечно, он хороший, волок её на спине, воды носил, жизнь ей, можно сказать, спас. Кому она была нужна? Остановилось бы сердце и каюк. А трусики шевелились, ножки елозили...

Санек трясущимися руками распоясал джинсы, достал то, чем он гордился, да не сам придумал, - девки говорили, и стянув сиреневые трусики, совершил свое мужское дело вместе с воплем Наташи.

- Ты че? Ты че? - Разгорячась и ещё не закончив свой труд, бормотал Санек. - Ну, ты че?

Она рыдала, тряслась, он зажимал ей рот рукой, - и наконец с воплем кончил. А когда вынул гордое свое естество, то увидел, что оно все в кровище...

Вот так! Эта пичуга ещё и нетрахнутой оказалась. Разве мог он подумать, что у Маринки может быть такая подружка? Мать честная, что теперь делать-то? Наташа все висела на ванне, всхлипывая и обращаясь к Шурику, говорила, что ей больно, больно. Она, конечно, не в себе.

Санек выкрутил ей мокрые волосы, обтер растекшуюся краску с лица, так она стала ещё милее и моложе... А уж бледная! Хорошо, что кровь пролилась в основном в ванну, платье оказалось незамаранным, ноги Санек ей отмыл, с пола все стер, ванну горячей водой промыл. Все было чисто, только платьишко на Наташе было мокрое.

Тогда Санек, вздохнув, проложил сухое полотенце под мокрое платье и тихонько приоткрыв дверь из ванной, провел Наташу в комнату, уложил на тахту и, как хорошо поработавший труженик, зхрапел, в уголке на ковре.

На кухне разыгрывалась другая сцена. Там, со знанием дела, стоя, дама (Марина), опиралась на подоконник, кавалер (Шурик), навалясь на нее, трахались.

Шурик проснулся и пошел бродить по квартире, так как в комнате никого не оказалось. Ванная была закрыта изнутри, он пошел на кухню.

Там, у окна, с сигаретой в руке, распахнув прозрачный коро - тенький халатик, стояла хозяйка дома.

Шурик же мужчина! Даже если он совсем слабо соображает после выпитого...

Он пошел на нее, как вамп, расстегивая штаны и бормоча.

Какая прелесть, богиня (это он не забыл. Слова сами выскакива-ли в нужный момент)...

Все свершилось к обоюдному удовольствию, разве что слишком коротко, на что Марина поморщилась, а Шурик сказал, что пьянство не способствует, но что он себя реабилитирует, и очень скоро, потому что Марина - класс.

- А как же Наташечка? - Спросила Марина.

Шурик покривился, пожал плечами и махнул неопределенно рукой, что, видимо, означало, что то была ерунда, а он привязан теперь к Марине, что и доказал.

Пойду полежу чуть-чуть, а потом...

И он сделал зверское лицо, должное означать страсть.

Придя в комнату, он удивленно заметил, что она вовсе не пуста.

На ковре выводил дикие рулады Санек, а на тахте раскинулась Наташа,разбросав ножки и оголив бедный бледненький животик с кучерявой золотистой грядкой. Трусиков на ней почему-то не было (их выбросил Санек, чтобы скрыть следы преступления).

Быстрое соитие с Мариной, которое как-то плохо помнилось Шурику,однако, возбудило его...

Шурик лег рядом с Наташей и стал шептать разные-всякие, но более осмысленные слова, чем с Мариной.

Он гладил её, целовал, и она ожила.

Увидела над собой Шурика, залилась слезами, обхватила его за шею... И что же? Мог Шурик устоять? Нет.

Он довольно долго любил её, она отвечала как-то слабо, больше слезами (от счастья?) и стонами (от страсти?) и закончил Шурик не так, как с Мариной: он вытянул из кармана чистейший синий платок и утопил в нем своих детей.

Так закончилась вечеринка.

Наташа очнулась рано и в безумном состоянии.

Болела голова, даже не так: она была как нарыв, который вот-вот оторвется, мутило, тянуло рвать, но она сдерживалась.

Во рту было сухо, будто она всю ночь жевала наждак.

И ещё напасть: тянуло внизу живота и саднил передок, как будто бы и там побывал наждак.

О доме она не стала думать, потому что знала, что большего проступка она совершить не могла: не придти ночевать и не позвонить. Хорошо, что она сообразила сказать, что идет не к Марине, а к девочкам в общежитие. Пытаясь приподняться, она поняла, что у неё болит все тело, - каждая косточка.

Боже, она не может вспомнить, что вчера было! Наверное, что-нибудь ужасное, раз она так отвратительно себя чувствует. С т С трудом, но все же вспомнила беседу с Хачиком о каких-то шикарных перспективах... Так. Приехал какой-то противный парень, привез что-то очень страшное, какое-то питье.

И тут все закрывала тьма.

Она осмотрела комнату.

Где Шурик? Шурика не было. Он проснулся ещё раньше Наташи,кое-что вспомнил, что-то нет, но счел за лучшее убраться по-английски и, пожалуй, больше здесь не появляться. Ему не нравился его носовой платок, явно со следами крови, хотя это вполне могла быть обычная женская элементарщина, но... От греха одальше и Шурик выполз из "такой" квартиры. Подальше.

Итак. Шурика не было, а в углу спал на ковре этот противный парень, храпя, как кабан.

Наташа села на тахте.

... Но что это? Она без трусиков? Где они? Почему она их сняла? Трусиков нигде не было видно. Надо их найти!

И тут краем сознания она начала понимать и даже припомнила совершенно страшную вещь: она была с Шуриком ТАК!

Это совсем подкосило её, и чтобы не разреветься в голос, она заткнула кулак в рот и тихо подвывала, как раненый зверек.

... Домой. Бежать. Никого не видеть. Ей надо бежать. Домой. К маме.

Ведь говорила же мама...

Наташа залилась слезами.

Она сползла с тахты, иначе не могла, еле поднялась на дрожа - щих ногах, и приоткрыла дверь в холл.

... Слава Богу, что не видно Марины и Шурика!

Тихонько, как могла, она прошла ко входной двери и с ужасом подумала, что никогда не откроет чужую дверь... Но дверь оказалась приоткрытой (это Шурик, убегая, не закрыл ее).

Такси она нашла быстро, кожа сиденья захолодила голую попку, и она снова заплакала, но тут же заставила себя перестать.

Санек проснулся бодрый, даже веселый, только опохмелиться хотелось. Но за этим дело не станет, у него ещё была с собой бутылка, что он, дурак, что ли? - все на стол вываливать. Вспомнилась Наташа, её голенькая маленькая попка, тонкие ножки, длинные мокрые волосы.

И восстал опять Санек.