История вермахта. Итоги - Кнопп Гвидо

Однако несмотря на «переворот» во власти, представители генералитета сознавали: в 1938 году им предстоят судьбоносные решения. Директивы Гитлера, касавшиеся нападения на Чехословакию, были поводом для немалого беспокойства. Руководитель генерального штаба сухопутных вооруженных сил генерал-полковник Людвиг Бек[42]выражал свои мысли по поводу планов наступления в многочисленных памятных записках. Надо сказать, что и Бек, и многие другие генералы оперировали профессиональными аргументами: особенно они опасались вмешательства Франции и Великобритании. До военного уровня этих великих держав, опасались они, вермахт еще не дорос. Бек даже призывал генералов к коллективной отставке. «Вашему солдатскому повиновению положен предел там, где исполнение приказа вступает в противоречие с вашими знаниями, совестью и ответственностью. И если ваши советы и предостережения не найдут в этой ситуации отклика, — ваше полное право и даже долг перед народом и историей — потребовать отставки с занимаемых вами должностей». В принципе этим обращением он ставил перед критически настроенными по отношению к новой власти генералами непростой выбор: соучаствовать в преступлениях или последовательно не подчиняться приказам. А скептиков в вермахте хватало. Многие ощущали противоречие между собственными убеждениями и политикой власти, но до открытого протеста против военных планов Гитлера дело не доходило, — никто не хотел уходить со своих постов. Даже генерал фон Браухич предпочитал воздерживаться от предъявления Гитлеру каких-либо ультиматумов генералитета, хотя и разделял опасения Бека относительно возможного вмешательства Запада, его неутешительный анализ ситуации. Открыто выступать против фюрера никто не хотел. Между тем, по мнению контрадмирала Вальтера Хеннеке[43], «Браухич должен был сказать: „Пожалуйста, я подаю в отставку“. Каждый, кто тогда имел отношение к власти, несет теперь равную ответственность». Согласен с ним был и генерал-майор Людвиг Круг[44], который еще в июле 1944 года искал объяснения, почему генералитет в 1938-м отказался от борьбы. Господа генералы обсуждали эти вопросы совершенно открыто, — впрочем, делали они это не сидя в немецком казино, а уже будучи в британском плену. Более 80 генералов, попавших в плен, начиная с 1942 года содержались в замке Трент-парка под Лондоном в, прямо скажем, шикарных условиях. Чего они при этом не знали, так это того, что их разговоры прослушивались и записывались круглые сутки: британцы протоколировали важнейшие высказывания пленных. Что нужно отметить: речь идет не о протоколах допросов, а о непринужденных разговорах офицеров вермахта между собой. Майнцский историк Зенке Нейцель так оценивает эти документы, хранящиеся в Британском национальном архиве: «Немецкие генералы, попавшие в плен при подчас драматических обстоятельствах, попали в это сказочное поместье, где они проводили дни в покое и мире, со всеми удобствами, буквально обреченные на праздность. Эта праздность привела к тому, что генералы разговорились, стали общаться, обмениваться воспоминаниями и взглядами относительно войны, военных преступлений, политики и перспектив будущего. А британцы, что характерно, записывали эти разговоры на пластинки. Особенная ценность этих источников состоит в том, что это были частные разговоры: в них никто не оглядывался на начальников, семью, жену. В этих товарищеских беседах с глазу на глаз никто ничего не приукрашал. А мы, в результате, очень близко подходим к пониманию, что генералы в самом деле думали о происходящем, относительно чего рефлексировали». Становится видно, что пленники сами для себя искали ответы на вопрос: что же привело Германию к войне? «Во всем виновата клика, собравшаяся рядом с Гитлером, — они же все должны были ему говорить „мой фюрер“», — предполагал генерал-майор Людвиг Круг, который считался «нацистом» среди британских караульных. «Может быть, он не позволял им ничего говорить». — парировал его собеседник полковник Вальтер Кен. «Тогда надо было уходить», — подвел итог Круг. «Я говорил им: вам нечего ждать от генерального штаба. Но у 99 % была сломлена воля, — они вели себя совершено по-рабски. Это были не командиры, а жалкое подобие командиров со сломленной волей. Тут все дело в воспитании, и все. От таких ожидать было нечего», — так звучал суровый приговор, вынесенный генералом Вильгельмом Риттером фон Тома[45]в другом разговоре о бывших коллегах в Трент-парке. Генерал-майор Йоханнес Брун[46]был не менее откровенен: «Теперь все только за голову хватаются, — как это мы следовали за этим обманчивым светом Гитлера». Его визави, генерал-майор Герхард Фишер[47]', тут же выдал готовый ответ: «Как? Да просто офицеры не вмешивались в политику и верили, что правительство так же порядочно. как и они сами. Это — наша национальная черта, и ей Гитлер воспользовался, чтобы обмануть всех». Впрочем, генерал Брун должен был сделать нацистам и последний комплимент: «Если говорить о негативе, о преступных действиях, то нацисты, если уж так рассуждать, сыграли свою роль просто отлично».

В ситуации кризиса 1938 года только один представитель генералитета продемонстрировал осмотрительность, сопоставил «обманчивый свет» Гитлера со своими собственными планами, — генерал-полковник Людвиг Бек. Когда он понял, что Гитлер не воспринимает его протесты всерьез, он подал прошение об отставке. Его преемником на посту начальника штаба сухопутных войск стал Франц Гальдер. Он тоже считал военные планы Гитлера преждевременными.

Когда в конце лета 1938 года Гитлер своим требованием отторгнуть от Чехословакии Судетскую область и присоединить ее к рейху навлек на страну непосредственную опасность войны, в вермахте впервые проявились реальные тенденции противостояния фюреру. Гальдер, горстка генералов и некоторые офицеры Абвера даже обдумывали план путча: в случае если западные державы объявили бы войну Германии, они были готовы свергнуть Гитлера. Но с подписанием Мюнхенского соглашения ветер покинул их паруса: после уступок, на которые пошли Франция и Великобритания, после передачи Судетской области Германии, заговорщики, собравшиеся вокруг Гальдера, больше не видели повода для переворота.

Терпение союзников и их готовность к компромиссам были, казалось, безграничны: пресловутая «политика попустительства» британцев дала Гитлеру свободу действий, которой он сразу и без оглядки воспользовался. Западные державы не вмешивались даже в марте 1939 года, когда Гитлер силами вермахта оккупировал Чехословакию. Основываясь на этом опыте, командование вермахта не выразило и тени сомнения в успешности следующего плана, о котором им поведал Гитлер. 25 марта 1939 года Гитлер направил армии директиву: он планировал, пользуясь благоприятно складывающимися обстоятельствами, силовым путем решить так называемый данцигский вопрос и даже польский вопрос. Польша была для него и огромного числа схоже думающих и чувствующих немцев инородным телом на карте Европы, порождением мирового порядка, установленного в Версале. В основе большинства сценариев стратегических игр уже в 20-е годы лежало вооруженное противоборство с Польшей. Со времен окончания Первой мировой войны у Германии постоянно возникали разногласия с восточным соседом по поводу отошедших к Польше областей. Основная причина разногласий заключалась в том, что Польша владела узкой полосой прибрежной территории, которая давала ей выход к Балтийскому морю, но при этом отделяла Восточную Пруссию от Германии. В этом «коридоре» располагался бывший немецкий город Данциг, находившийся под юрисдикцией Лиги Наций. Пересмотреть этот пункт Версальского договора долгое время оставалось центральной задачей внешней политики Германской империи. На протяжении всех 30-х годов Гитлер не оставлял попыток склонить Польшу к уступкам в этом направлении. Но ни угрозы, ни дипломатия не привели к решению территориального вопроса, на долгое время ставшего камнем преткновения в отношениях Германии и Польши.