Восток Соф (СИ) - "Мехри"

Он громко засмеялся и его тело быстро обрело прежную расслабленность.

— Я виновен перед тобой, — произносит он. — Понимаю тебе противно говорить с калекой, но прошу выслушать меня.

Его голос звучит до того убитым, что я останавливаюсь.

— Я неприятен тебе?

— Дело не в этом.

— Так в чём же? Может ты боишься меня?

Я молчу.

— А ты изменилась.

И он неожиданно произносит: — Прости меня! Я не забыл ничего и понимаю, что был сволочью. Но теперь я осознал всё и не желаю больше никому причинять боль. И ты первая перед кем я чувствую искреннее раскаянье.

По правилам эти слова должны меня расстроить и возможно мне нужно было почувствовать жалость. Но на удивление я ничего не чувствую. Каким бы не был искалеченным этот человек, я не могу себя заставить почувствовать большее чем равнодушие. Я словно не вижу его раненую наружность. Я вижу истинную глубину его сущности, а его сущность состоит из бесчисленных пороков. Конечно он теперь осознал свою вину и муки совести сжимают его в свои тиски. Но на какое время? На день, на месяц или же на год? Наверное я вхожу в те числа людей которым трудно прощать, но Амин не просто не жалок, в моих глазах он прежний жестокий мальчик. Тот кто испортил всё моё детство, а это невозможно простить.

— Ты же меня ненавидел?

Я просто был глупым. Я думал, ты обязана подчиняться моим правилам.

— Правилам? И каким же интересно? Быть отшельником, чтобы тебя избегали как прокаженного. Унижали и ни за что высмеивали?

— Прости.

— И ты думаешь, что одним словом сумеешь зачеркнуть всё в моей памяти.

— Удивительно до чего ты слабохарактерна.

Я вздрагиваю от такого хладнокровия и не в силах больше сдерживаться с размахом впускаю руку в его лицо. Но моя ладонь застывает в воздухе. Он с молниеносной реакцией хватает ее и сжимая привлекает к себе.

— Неужели ты до сих пор ничего не поняла?

Он пристально смотрит на меня, не отпуская своих цепких рук с моего запястия.

— Ты думаешь, что я ненавидел, но на самом деле я любил тебя Соф.

Я каменею на месте. Это больше чем неожиданность, это становится концом всего мира. Слышать такое признание от того кто испортил чуть ли не всю мою жизнь. Я не знаю как реагировать. Он испытующе продолжает смотреть в мои глаза, ожидая что же я сделаю. Но моё тело не смогло пошевелиться ни на сантиметр. Тогда он отпускает мою руку и тем самым возращает мне способность двигаться. Всё это время я считала, что мы заклятые враги и каждый его укор отражала миллионами умерших клеток в нервной системе. Но в душе я надеялась, что он ощущает то же самое. А сейчас выясняется, что вместо той раздраженности и злобы, он испытывал наслаждение издеваясь надо мной. Обида налетевшая на меня словно потоком испепеляющей лавы превратила сознание в пепел. В отчаяние я хочу убить его, но сжимаю руки в кулак до хруста костей.

— Как ты смеешь насмехаться надо мной? Я изменилась и больше не позволю над собой потешаться. И даже если во всём мире, как когда-то ты говорил, умрут все люди я даже не посмотрю на тебя. Он молча слушает пока мой голос набирает новые ноты гнева и сжав челюсти отчаянно смотрит в даль. В итоге когда я замолчала спрашивает.

— Это всё, что ты хотела сказать?

Я понимаю, что ещё немного и от страха перемешивающего со злобой могу потерять сознание.

— Надо же, докатится, чтобы просить у врага прощение. И хочу отвернуться, чтобы вытереть глаза, но вдруг понимаю, что больше не боюсь этого человека.

9

Не успевает солнце залит землю своими лучами, как я уже кончаю молитву, в котором благодарю Господа за спокойствие. Во мне вновь появляется бодрость духа. До завтрака убираю комнату и выхожу на айвон. Я всегда считала, что гордость страшный грех, но теперь горжусь своей силой. Вчерашний день все еще играет в моих воображениях. Невозможно представить, как тяжелый камень угнетающий все это время свалился с сердца, когда я наконец высказалась. Но все-таки твердая память хранит воспоминания прошлого,

я понимаю, что никогда не смогу его простить. Накидываю платок и иду за водой. Но не успеваю выйти за ворота, как тут же застываю на месте. Почти перед самым входом дома Нилу, стоит машина скорой помощи. Белый фургон с мигающими огнями, как пестрые мотыльки, то появляющиеся, то потухающие, явно ожидает кого-то. Через минуту двое мужчин в белых халатах выносят лежащее тело моей подруги. И бросаюсь за ними. Но родители Нилу толкают меня от носилок так сильно, что я падаю. И прежде чем уехать они закидывают меня зловещим взглядом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Нилу лежала без чувств с закрытыми глазами и бледной мраморной кожей. На минуту мне показалось, что она мертва. Но я не хочу верить в эту страшную мысль. После долгого и бессмысленного стояния на пустой улице в объятиях утренней тишины я чувствую холодную дрожь и возвращаюсь домой. Но все равно поднимаясь обратно я не не могу успокоиться. — Лучше бы я побежала за ней до конца, — думаю войдя в комнату. Ка сладко спит и я тоже бессильно бросаюсь на кровать. Слезы неожиданно наворачиваются на глаза. Я испытываю непонятный страх. В какой-то момент мне даже кажется, что это я виновата в случившемся. Как я могла так поступить. Хочется повернуть время вспять, тогда бы я знала от чего моя подруга так внезапно легла в постель. Но спорить с собой означает признание вины. До шести утра не сумев так и сомкнуть глаз я лежу на спине ничего не замечая. Мысли стремительными потоками проносятся в голове. И только когда слышу голос отца, поворачиваю голову и вижу открытые глаза брата.

— Когда ты проснулся?

Его пристальный взгляд меня напугал.

— Ты плакала?

— Нилу увезли в больницу.

— Она что заболела?

— Я не знаю.

Ка подтянулся, как котенок и спрыгнул с кровати. Следующие свои движения он совершает с той же безмятежностью, как будто мои слова были лишь дуновением ветра.

Детская дружба всегда бывает крепче остальных. Не каждый сможет сказать, что в другую пору своей жизни он мог дружить так как в детстве. Именно это время посвященной спряжению душ и сердец. А мое сердце до сих пор связано с сердцем Нилу. Когда-то мы поклялись, что до самой смерти будем верны этой крепкой чистой дружбе. Мы даже как-то раз придумали свой собственный язык который никто кроме нас не понимал. Мы взяли обещание друг с друга, что как бы судьба не поступила с нами, мы останемся подругами на вечно. Но сегодня я понимаю, что наша невидимая цепь дружбы ослабевает и может по непонятным причинам вовсе разорвется.

За завтраком родители недовольны. Особенно отец. Ка что-то спрашивает у него, но я не могу слышать. Вся голова забита нескончаемыми мыслями. Встав с места собираю посуду со стола, как вдруг слышу.

— Что с тобой?

Оказалось мама спрашивает уже в третий раз.

— Сегодня утром Нилу увезли на машине скорой помощи. Но я не знаю что с ней случилось.

— Должно быть все серьезно, раз они скрывают ее болезнь. Но вроде-бы она была крепкой девочкой, — рассуждает она.

Отец встает с места, смотрит на нее и спокойно произносит.

— Время все покажет. И к тому же раз ее семья, что-то скрывает значит на то есть свои причины. В конце концов мы им не родня и не имеем право вмешиваться в их проблемы. Так что не устраивайте женские сплетни в мое отсутствие.

В какой-то степени он прав и смог на короткое время успокоить меня. Но не успевает пройти пару минут, как я снова впадаю в панику. Жалость и страх не дают покоя. Я задаюсь сотнями вопросов пытаясь рассудит логично, но ни какие доводы не подходят для столь необычного случая. Какие причины могут заставлять людей скрывать явное и имею ли я право лезть в не свое дело, как сказал отец. Но образ Нилу настолько сильно запечатлелся в голове, что во всех очертаниях я вижу ее синие полуоткрытые губы, бледное лицо и печально закрытые глаза. Все это сводят меня с ума. И я начинаю винить себя за то что вчера не дождалась ее. Но не понимаю почему, чувствую эту вину. Здесь явно есть какая-то тайна и я хочу ее знать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})