Провалившийся в прошлое - Александр Абердин

Митяй поехал вдоль Тухи, от нее до леса было с полкилометра, и вскоре высмотрел рядом с опушкой высокий, стройный дуб. Менее, чем через час дуб лежал на земле и он распилил его сначала на бревна длиной в четыре метра, а затем и на широкие доски толщиной в пятнадцать сантиметров и в три захода перевез нужную ему твердую древесину в столярку. Прекрасно зная, что копать землянку будет адовой работой, он решил упростить себе задачу. На следующий день, после сытного и плотного завтрака, доев последние мамкины пироги с форелью, он закатил «Ижика» под навес и принялся мастерить себе средства малой механизации, а именно, примитивный дубовый плуг, чтобы рыхлить землю с помощью мотоцикла, с его малыми оборотами и отличным крутящим моментом, да, еще понизив обороты переставив звездочки, это будет не сложно, главное тут, конечно, не переусердствовать. Пахал же на нем в молодости его батя участок земли, самовольно прирезанный к даче и ничего, мотоцикл остался жив. Митяй лишь пожалел о том, что не взял с собой еще и универсальный мотоблок с кучей навесного инструмента, но он ему в горах и на фиг не был нужен, а ведь пригодился бы. Всенепременно пригодился, но, увы, он остался в двадцать первом веке. Помимо дубового плугарыхлытеля, лемех которого он оббил трехмиллиметровым железом от мангала, он изготовил еще и метровой ширины лопату, чтобы превратить своего «Ижика» в минибульдозер, и сколотил прочный ящик, чтобы, нагрузив его камнями, усилить сцепление заднего колеса с почвой, а также тележку, чтобы вывозить плодородную почву туда, где будет удобнее всего разбить впоследствии огород и поле.

Через два дня, закончив столярничать, вбив колышки, Митяй завел мотоцикл и проложил первую борозду глубиной всего в двадцать пять сантиметров. Уже через полтора часа он взрыхлил весь участок и навесил на «Ижа» лопату и до обеда сделал два прохода. К вечеру, углубившись более, чем на метр, он дошел до коренных пород и те его не оченьто обрадовали, хотя и не испугали до смерти, взялся, наконец, впервые за лопату. Под слоем дерна и земли, толщиной всего сантиметров в шестьдесят, к которому он отнесся бережно, находился полуметровый слой слежавшегося вулканического пепла, с которым он разобрался играючи и даже обрадовался, удобрение, зато ниже лежал растрескавшийся известняк, весь пересыпанный им же и еще глиной. Однако, пусть всего и по десять сантиметров, но плугоцикл брал и известняк, хотя в некоторых местах Митяю и пришлось здорово помахать киркой и постучать ломом. Руки у него и раньше были крепкими и мозолистыми, перчаток он, помня наставление деда - в штанах не траханье, в перчатках не работа, не признавал, а потому хотя и помучался на славу, своего все же добился, выкопать под землянку яму глубиной с одной стороны в два метра, с другой в полтора, шириной в восемь и длиной в семнадцать метров, если считать в чистоте, без съезда в нее и выезда. Гандобить себе на зиму коморку, он просто счел делом постыдным.

Когда Митяй покончил с этой работой, то, нисколько не надеясь на милость небес, а за все это время дождя не выпало ни капли, в хорошем темпе выкопал вручную два прохода в будущею землянку и принялся самым энергичным образом подтаскивать лебедкой «Газоны» бревна к столярке и распускать самые толстые на брусья сечением в двадцать пять сантиметров и возводить из них остов весьма высокой землянки. Как и при строительстве сарая, он не пускал в ход гвозди, обходясь одними только дубовыми штифтами, которые пилил квадратными, с несколько большим сечением, чем диаметр просверленного мощной строительной дрелью отверстия. Изготовив каркас несколько меньшего размера, Митяй первым делом накрыл его односкатной крышей, настелив ее в две толстенные доски, чтобы не было щелей, да, еще и положил между ними два сантиметра глиняного раствора, глины вокруг хватало. Затем он принялся обвешивать каркас землянки с внешней стороны выровненным под стыки толстым горбылем на штифтах, подпирая его камнями, и одновременно обшивать досками изнутри, заполняя пустое пространство смесью сухой глины и крупных, влажных, приятно пахнущих смолой опилок. Горбыль он старался делать потолще и когда поднял обшивку на уровень земли, то стал поднимать стены уже из одного только мощнейшего бруса полуметрового сечения.

Чтобы не родить от натуги ежа иголками вперед, Митяй соорудил мощный, дубовый козелок высотой в четыре метра, с лестницей, да, еще и на салазках, так что поднимал брусья не вручную, а лебедкой, просверливая в них, с двух сторон, дырку. Их он тоже ставил на штифты и только с самыми верхними ему пришлось помучиться. Вкалывал при этом Митяй по двенадцать, четырнадцать часов в сутки, но не останавливался, прекрасно понимая, что землянку ему нужно соорудить, как можно быстрее, а то мало ли что может случиться. Вроде бы неказистые и незамысловатые, но средства малой механизации, особенно подъемный козелок, его здорово выручили и к семнадцатому июля он вчерне завершил строительство землянки и оснастил обе толстенные, дубовые двери изнутри мощными засовами и при этом на нее почти не пошло ничего из того, что он привез с собой в это чертово, жутко далекое прошлое, кроме четырех прочных, амбарных навесов, что пошли на двери, да, двух десятков гвоздей. Зато землянка у него вышла знатная, трехкомнатная, да, еще с прихожей, с деревянными полами, хотя и из сырого леса, так что босиком по ним не оченьто походишь. Ну, лес рано или поздно высохнет, после чего полы можно будет и фугануть.

Тем не менее Митяй остался очень доволен даже временной дощатой крышей, но еще до начала зимы надеялся сделать ей самый капитальный апгрейт, сгоняв на Асфальтовую Гору. Она же так называлась не от балды. Там имелись выходы асфальта на поверхность, а это самый лучший гидроизоляционный материал в каменном веке. Правда, до этого момента Митяю нужно было разобраться со стенами землянки окончательно и он уже знал, как это можно сделать. Отдохнув от трудов праведных пару дней, он снова взялся за строительные работы, но уже ниже по склону, на просторной ровной площадке, где решил построить большую печь для обжига извести и кирпича. Песок и глину он уже нашел, причем неподалеку, на берегу Тухи. Глина, правда, оказалась не фонтан, почти бурожгущаяся, но для грядущих целей и она вполне годилась. Месил ее Митяй, смешивая с песком и древесной золой от сожженных веток, прямо на своих глинищах и там же формовал кирпичи, радуясь тому, что нет дождя, но к ночи перевозил их все на тележке к тому месту, где собирался устроить печь для обжига и складывал их под большим навесом.

С кирпичами Митяй не промахнулся, они, по крайней мере, не растрескались и вскоре превратились в отличный кирпичсырец и из негото он и сложил печь для обжига кирпича емкостью на четыре кубометра. Большего ему пока что и не требовалось. Он обложил ее неиспользованным горбылем и целых три дня днем и ночью сжигал в ней все дрова, которых у него накопилось немало. В конечном итоге печь с полуцилиндрическим сводом, сложенная на глиняном растворе, отлично прокалилась и при этом не покосилась и, самое главное, не развалилась, а стало быть ему можно было начать новый этап работ по благоустройству своей жизни в каменном веке. Да, теперь Митяй мог смело приступать к обжигу кирпича, а затем и извести, но первым делом он соорудил самый примитивный гончарный круг наделал больших, узкогорлых, цилиндрических горшковбидонов на полтора ведра каждый. Первые три десятка горшков он обжег самым варварским способом, установив их на полуметровый слой дров и переложив чурками. К его неописуемой радости, накрылись медным тазом только четыре горшка и пока сохли остальные, он целую неделю собирал с поверхности воды нефть и сливал ее в закопченные и страшные, как чума, горшки. Остальные горшки он уже обжигал по новому, используя для этого нефть, которая, хорошенько отстоявших, прекрасно горела в выточенной им на токарном станке жидкотопливной форсунке.

Собранная с поверхности воды, с помощью самой обычной доски и деревянного ящика с хорошо подогнанными стенками, нефть оказалась довольно светлой и Митяй быстро понял, почему. До слияния Тухи с Пшехой, все тяжелые фракции нефти, похоже, так или иначе опускались на дно реки. Нырять в реку, чтобы проверить это, у него не было никакого желания, но в первый же день он выяснил, что рыбы в Тухе нет и что на водопой к ней никто не подходит. Правда, еще до впадения в Пшеху воды этой речки очищались естественным образом настолько, что нефтяная пленка становилась совсем тонкой, но ему чтото не хотелось ловить рыбу ниже по течению. Сколько всего нефти выливалось в Туху, он не подсчитывал, но к середине августа набрал ее двести пятьдесят горшков или полные пять тонн, но в чистом виде, после того, как нефть, а точнее нечто вроде густой соляры, отстоялась, получилось немного меньше трех тонн. Вытекало же ее, скорее всего, гораздо больше. Зато это позволило ему обжечь довольно почти четыре тысячи штук кирпичей и примерно три с половиной тонны негашеной извести. Найдя подходящее местечко неподалеку от Пшехи, Митяй выкопал яму, обложил ее горбылем, засыпал в нее известь и залил водой. Шипела она знатно.