Старый холостяк - Уильям Конгрив

Люси. У вас не больше надежд вернуть его любовь, чем вернуть себе девство. Поэтому уймите свое сердце и не упускайте случай устроить свои дела. Приберите к рукам Хартуэлла, пока наживка не сорвалась с крючка: годы-то бегут. Вчера старикан изрядно клюнул на приманку и сегодня, без сомнения, достаточно распален, чтобы проглотит?, ее.

Сильвия. Что ж, так и придется поступить: другого выхода нет. И все же, каких бы душевных мук это ни стоило, я должна знать, как Вейнлав отказал тебе. Отвечай же! Как он принял мое письмо - гневно или презрительно?

Люси. Ни так, ни этак, а в десять раз хуже - с адским равнодушием. Клянусь светом солнца, мне в рожу ему плюнуть хотелось! Принял письмо! Да он принял его так, как я приняла бы одного из ваших любовников, явись он с пустыми руками; как принимает вельможа счет от суконщика или посвящение от нищего поэта; более того - как принимают письмо от жены.

Сильвия. Как! Он его не прочел?

Люси. Пробежал, просил кланяться и сказал, что прочесть внимательно ему недосуг - это требует времени, а он, видите ли, спешит.

Сильвия. Просил кланяться и даже не прочел внимательно! Он бросил меня: его приворожила Араминта. О, как кипит моя кровь при одном имени соперницы! О, как мне хочется проклясть их обоих, чтобы наградой за любовь ей стала вечная ревность, а ему - разочарование! О, если бы я могла отомстить за муки, на которые он меня обрек! Я чувствую в себе всю ярость, на какую способна женщина: во мне пылает не любовь, а жажда мести.

Люси. Я придумала, как посеять между ними раздор.

Сильвия. Как, милая Люси?

Люси. Вам известно, что Араминта покорила его и привязала к себе притворной скромностью...

Сильвия. Значит, нам надо убедить его, что она любит другого?

Люси. Не угадали. Вот если бы нам удалось доказать Вейнлаву, что она обожает его, состряпав, скажем, поддельное письмо от ее имени, это бы взвинтило привереду и отбило у него вкус к Араминте.

Сильвия. Да что ты! Это ничего не даст.

Люси. Не беспокойтесь и положитесь во всем на меня. Я вызнаю, что произошло нынче между ними, и сразу начну действовать. Но погодите-ка! Если я не ошибаюсь, вон там, на углу, стоит Хартуэлл и разглагольствует сам с собой. Да, это он. Ступайте в дом, сударыня, примите его нелюбезней, расцветите лицо улыбкой, напустите на себя невинный вид и притворитесь, будто сам нет нужды притворяться. Вы же знаете, чем его пронять.

Сильвия. Изображать любовь так же трудно, как скрывать, но я все-таки попытаюсь в меру слабых своих сил, хотя, боюсь, у меня не хватит умения.

Люси. Какое там к черту умение, сударыня! Притворству нас учит сама природа.

Обманываем мы мужчин с рожденья,

Себя же сами вводим в заблужденье.

Уходят.

Сцена вторая

Там же.

Входит Хартуэлл, за которым следуют Вейнлав и Беллмур.

Беллмур. Гляди-ка! Уж не Хартуэлл ли это направляется к Сильвии?

Вейклав. И, кажется, рассуждает сам с собой. Попробуем подслушать.

Хартуэлл. Куда, черт побери, я иду? Гм! Ну-ка, подумаем. Не дом ли это Сильвии, пещера волшебницы, от которой мне надо бы бежать, как от чумы? Войти сюда значит надеть на себя пропитанную ядом рубашку, броситься в объятия лихорадки и в приступе безумия ринуться в самое губительное пламя женские объятия. Ха! Вовремя опомнился. Вот сейчас приведу мысли в порядок и удалюсь.

Беллмур. Не допусти этого, о Венера!

Вейнлав. Тс-с!

Хартуэлл. Ну, что же ты не уходишь, Хартуэлл? Ноги, выполняйте свой долг! Нет, не сдвинулись ни на дюйм. Черт побери, я пойман! Вон там для меня север, и туда, только туда указывает моя стрелка. Проклинать себя я могу, перебороть - нет. О восхитительная, проклятая, дорогая, пагубная женщина! Боже, как будут хохотать надо мной юнцы! Я стану посмешищем столицы. Не пройдет и двух дней, как меня увековечат в уличной песенке и воспоют в грустной балладе на мотив "Радостей престарелой девицы" или "Посрамленного холостяка", а еще через день мой портрет в качестве обязательного украшения расклеют в сапожных лавочках и общественных уборных. Проклятье! Страшно даже подумать! Пойду-ка навстречу опасности, чтобы отделаться от опасений. (Входит в дом Сильвии.)

Беллмур. Очень надежное лекарство, probation est {Одобрено, испытано (лат.).}. Ха-ха-ха! Ты прав, бедняга Джордж: ты выставил себя на посмешище. Зловредный Лондон подхватит шутку как раз на том месте, где ты заговорил всерьез. Ха-ха-ха! Он разрывался, как старый стряпчий между двумя гонорарами.

Вейнлав. Или как юная особа между жаждой наслаждения и боязнью за свою репутацию.

Беллмур. Или как ты сам сегодня, когда, устрашенный собственной смелостью, сорвал поцелуй с губ Араминты.

Вейнлав. Она затеяла из-за этого ссору.

Беллмур. Ба! Женщины сердятся на подобные обиды лишь для того. чтобы иметь потом удовольствие простить их.

Вейнлав. Я тоже люблю удовольствие, которое дает нам примирение. На мой взгляд, прошенью, полученному слишком легко, - грош цена.

Беллмур. Ты сам не знаешь, чего тебе надо - чтобы она сердилась или чтобы радовалась. Был бы ты доволен, женившись на Араминте?

Вейнлав. А ты был бы доволен, угодив в рай?

Беллмур. Гм... По совести говоря, мне туда не очень хочется, тем более - уже сейчас. Нет, я сперва постараюсь заслужить эту награду, потрудившись ради нее вместе со своим поколением.

Вейнлав. Вот и я не хочу жениться на Араминте, пока ее не заслужу.

Беллмур. Но каким образом ты рассчитываешь добиться той, кто никогда не сдастся?

Вейнлав. Ты прав, но я бы...

Беллмур. Женился на ней без ее согласия? Да, ты - загадка не по женскому уму.

Входит Сеттер.

Верный Сеттер? Какие новости? Как подвигается наш замысел?

Сеттер. Как всякий низкий замысел, сэр, - неплохо. Дьявол вознаграждает наши усилия успехом.

Беллмур. Приятно слышать, Сеттер.

Вейнлав. Ладно, оставляю тебя с твоим наперсником. (Уходит.)

Беллмур. Ты приготовил все, что нужно?

Сеттер. Все, сэр, все - и большую священническую шляпу, и драгоценную книжечку, и длиннополое духовное одеяние, прикрывающее плотскую мерзость. Не забыл я и черный пластырь, которым, как мне сказали, Трибю-лейшен Спинтекст залепляет себе один глаз в качестве епитимьи25 за то, что грешил в молодости любовными взглядами; правда, кое-кто утверждает, что именно этим глазом он удостоверился в непостоянстве своей жены.

Беллмур. Ну что ж, в одежде этого фанатика я и пойду исповедовать Легацию.

Сеттер. Нет, сэр, лучше подготовьте ее к исповеди, а для этого помогите ей согрешить.

Беллмур. Вечером будь у своего хозяина - я зайду за вещами. (Уходит.)

Сеттер. Буду, сэр. Интересно, у кого же из этих двух джентльменов я собственно состою на службе? Для одного я - слуга; для другого, который лучше изучил мои способности, я - сводник, что, без сомнения, гораздо почетней. За одним я следую, как за своим хозяином; другой сам следует за мной, как за своим проводником.

Входит Люси.

Люси (в сторону). А вот и его висельник-слуга, над которым я имела власть во время царствования моей госпожи. Но он слишком лакей, чтобы не страдать пороками своего хозяина, а, следовательно, не гнушаться верностью.

Сеттер (не замечая Люси). Не подлежит сомнению, что человек, начисто лишенный дарований, не может быть сводником. Сводник должен быть тактичен, усерден, осторожен, молчалив и так далее, а, главное, храбр, как Геркулес, то есть пассивно храбр и активно послушен. Ах, Сеттер, какой клад пропадает в тебе лишь потому, что ты пребываешь в безвестности!

Люси (в сторону). Он задумчив. Значит, затевает пакость. Может быть, в маске {26} я выпытаю больше. (Надевает маску. Громко.) На одно слово, достойный джентльмен.

Сеттер. Ах, если бы свет знал обо мне, я мог бы стать большим человеком!..

Люси. Мне совестно мешать вашим размышлениям...

Сеттер. И был бы не первым, кто достиг величия благодаря сводничеству.

Люси. Да поразят тебя чума и нужда, многодумный сводник!

Сеттер. Что? Кто ты, злобная тварь, оторвавшая меня от грез о величии? Кто ты, гнусная помеха...

Люси. Твоим гнусным философствованиям, жалкий тщеславный негодяй! Как ты смеешь так завеситься, зная, чем занимается твой хозяин? Ведь он же обер-сводник при мистере Беллмуре!

Сеттер. Хорошо сказано, мисс, будь я... Но откуда ты знаешь моего господина и меня?

Люси. Как вас не знать, если вы оба...

Сеттер. Видимо, мужчины. Что ж, по всей вероятности, так оно и есть. Я нередко замыкаю колонну и вхожу в брешь, пробитую моим хозяином.

Люси. Да, предатель своей законной повелительницы, в брешь, но это брешь в вашей собственной чести.

Сеттер. Ого! Но кто же ты? Сдвинь это светское лицо и яви свою каждодневную личину.

Люси. Нет, приятель, я не сниму маску: тебя надо не только оскорбить, но и лишить надежды на месть.

Сеттер. Ну я, кажется, учуял, кто ты такая. Ты какая-нибудь брошенная служанка, с которой мы недавно позабавились и которая пришла сюда, чтобы подразнить свое воображение воспоминаниями о совершенном над ней надругательстве.