Чтоб услыхал хоть один человек - Рюноскэ Акутагава

участвовавших в заговоре. Самообладание жены Тюя до сих пор вызывает восхищение. Когда хотят похвалить женщину за сообразительность и решимость, говорят: «Ты копия жены Тюя».

Тюя, о котором шла речь, – это, конечно, Марубаси Тюя, а Дзёсицу – Юи Дзёсэцу. По словам Макферейна, это рассказ, содержавшийся в воспоминаниях Ландора.

Японские женщины, которых рисует в своей книге «Джапан» Макферейн, женщины утопические. Невозможно поверить в то, что даже японские женщины 1860-х годов – и девушки, и жены – так самоотверженно хранили целомудрие. Можно было бы лишь посмеяться над честным до глупости Макферейном, но и в рассказах японцев о людях и обычаях в зарубежных странах даже сейчас можно найти немало комического – от этого факта никуда не уйдешь. Недавно в какой-то газете какая-то мисс объявила жизнь американских студенток ангельской, но, если на её статью посмотреть глазами американцев через полвека, это вызовет такой же смех, какой вызывает «Джапан» Макферейна.

II

«Три года в Японии» сэра Рутерфорда Олкока по сравнению с книгой Макферейна значительно правильнее передаёт истинный облик Японии.

Книга состоит из двух томов и вышла в Нью-Йорке в 1863 году в издательстве «Гарвард». В ней много иллюстраций и также много репродукций жанровых рисунков Кэйсая.

Во-первых, сэр Рутерфорд Олкок не рисовал в своём изображении Японию, сидя за письменным столом, как это сделал Макферейн. Он действительно три года прожил в Японии, как сказано в заглавии.

Во-вторых, сэр Рутерфорд Олкок не был невежественен, как Макферейн. Он имел серьёзное образование, знал философию Милля, ставшую в то время весьма модной. Благодаря этому обо всех событиях, происходивших в Японии, свидетелем которых он был, у него складывалась собственная точка зрения. Иногда та или иная его точка зрения сейчас вызывает улыбку, иногда привлекает наше внимание. В этом и состоит главная особенность его книги, которую невозможно обнаружить у Макферейна.

Сэр Олкок был чрезвычайным и полномочным посланником Англии, аккредитованным в Японии в последние годы правления сёгуната Токугава. В период его аккредитации член Совета старейшин Ии пал от руки убийцы у ворот Сакурадамон. Ронинами было убито также несколько европейцев.

Олкок не пострадал, но ронины ворвались в храм Тодзэндзи в районе Синагава, где он жил, убили и ранили там немало людей. Сэр Олкок много путешествовал – восходил на Фудзи, купался в горячих источниках Атами. Он долго жил в Японии в последние годы правления сёгуната Токугава, окунаясь во внутренние и внешние события, происходившие в стране, не ограничивая свое пребывание в Эдо, он бывал повсюду, благодаря чему путевые записки сэра Олкока не случайно представляют большой интерес.

Конечно, путевые записки сэра Олкока не столь художественно выразительны, как записки Лоти или Киплинга. Например, при описании Асакусы перед глазами читателя не появляются гинкго с пожелтевшей листвой или красный храм, как в Асакусе из «Японской весны» Лоти. Но, как я уже говорил, его точка зрения на то или иное событие, свидетелем которого он был, представляет серьёзный интерес.

Например, сэр Олкок, увидев, как бабушка на открытой галерее крестьянского дома делает ребёнку прижигание моксой, приходит к такому заключению:

– Мы, люди, независимо от того, в старину или сегодня, независимо от того, Восток это или Запад, любим во имя того, чтобы обрести эфемерное счастье подвергать свое тело истязаниям.

Переваливая через гору, он услышал пение камышовки и сделал язвительное замечание:

– Пение камышовки похоже на трели соловья. В японских преданиях говорится, что японцы обучили камышовок пению. Поразительно, если это в самом деле так. Ведь японцы сами ничего не понимают в музыке.

Подобные мысли вызывают лишь улыбку, но в то же время его суждения о праве японцев отомстить за родственников и друзей, убитых во время волнений у ворот Сакурадамон, суждения о влиянии на простой народ пьесы «Повесть о верности» весьма интересны. Обращение к этой теме отнимет слишком много времени, поэтому я коснусь её чуть позже.

Но до этого, чтобы познакомить в самых общих чертах с книгой «Три года в Японии», приведу из неё отрывок о впечатлениях сэра Олкока от первого посещения Нагасаки.

«Судно вошло в порт Нагасаки в дождливый день 4 июня (1859 года). Этот порт был уже описан много раз прибывавшими в Японию путешественниками. Даже под пасмурным небом он совсем не утратил своей прелести. По мере того как судно входило в порт, появлялись всё новые и новые острова. На этих островах, как на картине, тоже было много прекрасного.

Когда судно вошло в бухту, стали видны тянущиеся вдоль моря нагасакские улицы. Многие из них проходили по подножиям небольших холмов. Потом взбирались на эти холмы, покрытые густым лесом. Справа виднелся остров Дэдзима. Остров Дэдзима представляет собой веерообразную равнину. Ручка веера обращена к материку, а сам веер – к морю. Остров пересекает одна-единственная длинная, широкая дорога, по обеим сторонам которой стоят двухэтажные европейского типа дома. Они выглядят не особенно большими… Первое впечатление от бухты – она очень похожа на норвежский фьорд. Особенно напоминает вход в фьорд у столицы Норвегии Христиании[9]. Правда, этот фьорд красивее нагасакской бухты. Глядя на нагасакскую бухту, видишь, что и тут холмы высятся у самой кромки воды и на них тоже густо растут меланхолические сосны, но, сойдя на берег, убеждаешься, что в целом растительность, в противовес норвежской, выглядит тропической. Здесь и гранат, и хурма, и кокосовая пальма, и бамбук. Но густо растут также и гардения, и камелия. Есть, конечно, и кедр. Стены увиты диким виноградом. Обочины улиц сплошь заросли осотом».

В таком тоне выдержана вся книга. Если же посмотреть на то, как сэр Олкок судит о японских женщинах, то, по его мнению, и социальное положение японских женщин, и характер их отношений с мужчинами исстари достойны восхищения. На самом же деле весьма сомнительно, заслуживают ли они восхищения. «Я (сэр Олкок) не собираюсь касаться здесь вопроса о том, аморальнее ли других народов японцы. Однако в Японии закон не наказывает за то, что отец продаёт дочь в проститутки или отдает в работницы. Более того, разрешает это. К тому же даже соседи не осуждают его. Я не верю, что в такой стране существуют здоровые моральные принципы».

Верно, что в Японии не существует рабства. Нет того, чтобы крепостные крестьяне и рабы продавались и покупались как скот. (Правда, говоря «нет», я ограничиваюсь полуправдой. Дело в том, что хотя и по достижении девушкой определённого возраста, но законом установлено, что она может продаваться и покупаться. Видимо, продаваться и покупаться могут также мужчины и подростки.) Однако, поскольку существует институт содержанок,