Неподражаемый доктор Дарвин - Чарльз Шеффилд

— А здесь случайно для нас места не найдется? — осведомился он, не замедляя шага. — Не очень-то удобно жить в одной комнате, так что если тут сыщется жилье хотя бы одному из нас…

— Нет, сэр! — Настойчивый голос Макларена едва не сорвался на крик. — Только не здесь, сэр. Здесь свободных комнат нет.

Он заторопился за Дарвином, который уже подошел к приоткрытой двери и заглянул внутрь.

— Видите, это место не для вас. — Макларен забежал вперед и перегородил дверь толстенной ручищей. — Я имею в виду, даже и обстановки-то никакой, так что вы тут ну совсем остановиться не можете, ни вы, ни полковник.

Дарвин внимательно оглядел просторную комнату, где на каменном полу стояла массивная кровать, а в очаге не горел огонь, и нахмурился.

— Какая жалость. Обстановки и впрямь никакой, здесь вы правы, зато кровать широкая. Может, вы перетащите сюда мебель из того дома и…

— Нет, сэр. — Макларен плотно прикрыл дверь и начал ненавязчиво теснить доктора к соседнему дому. — Видите ли, сэр, это дом моего брата. Он вот уж два месяца как в отъезде, дом надо прибрать перед его возвращением. Мы ждем его через день-два… сами видите, дом не мой, я не могу его вам предложить. Идите сюда, клянусь, мы устроим вас очень удобно.

Горец подошел к подводе, рывком сдернул брезент и, крякнув, одним колоссальным усилием поднял ящик с Малюткой Бесс. Двое англичан изумленно смотрели, как он напряг ноги и, пошатываясь, понес свою ношу к среднему дому.

Поул приподнял брови.

— Я бы не стал ему перечить. Мы и вдвоем это еле поднимаем. Но что там такого, что он так тревожится? Оружие? Вы видели ружья или клейморы? [5]

— Там стояла кровать — ничего больше. — Заинтригованный тон Дарвина странно противоречил его словам.

— Уверены? — От Поула не укрылась интонация спутника. — Так-таки ничего загадочного?

— Я ничего загадочного не видел, — все столь же удивленно ответил Дарвин, возвращаясь к подводе и снимая с нее чемодан. Доктор задумчиво склонил тяжелую голову на плечо. — Я не видел ничего — это-то и загадочно. Комната два месяца пустует без жильца и ухода, а я ничего не увидел — ни пыли, ни паутины, ни плесени. Да в доме, где убирались три дня назад, и то было бы грязнее. Комната буквально вылизана.

Он потер подбородок.

— Что же это значит? Дарвин пожал плечами.

— В том-то и вопрос. — Он перевел взгляд на столб грязно-серого дыма, который поднимался над трубой дома перед ними. — Что ж, мы выясним это в должный срок. А тем временем, если только нос меня не обманывает, там готовят оленину. После такого долгого путешествия тарелка-другая жареного мяса придется в самый раз. Идемте, полковник, по-моему, мы вполне заслужили достойный обед.

И он скрылся в доме, с трудом протиснув массивную фигуру в узкую дверь. Джейкоб Поул поглядел ему вслед и поскреб в затылке.

— Все они, костоправы, такие, любят тень на плетень наводить. А я все равно готов держать пари, там спрятано оружие. Видел я, как они туда смотрели.

Полковник взял маленький несессер и шагнул в полумрак дома, откуда уже слышалось звяканье тарелок и кружек.

Джейкоб Поул проснулся незадолго до рассвета, с первыми петухами. Выбравшись из кровати, он обулся и сдернул с комода пальто. Постель, вопреки его мрачным предсказаниям, оказалась достаточных размеров и вполне приличной чистоты. Полковник покосился на другой ее край — там, под горой одеял, огромным курганом высился Дарвин. Доктор лежал на спине, чуть приоткрыв рот, и тихо похрапывал. Поул прихватил трубку и табак и отправился в соседнюю комнату посидеть перед камином, где еще тлели догоревшие куски торфа.

Полковник провел беспокойную ночь. С самого обеда он не мог думать ни о чем, кроме галеона. Гогенгейм тоже охотится за сокровищем, это ясно. Макларен не скрывал, что в заливе в самом деле покоится галеон, но так небрежно отмел эту тему одним движением широких плеч, что сразу стало ясно: он не знает, чтобы на борту было что-то ценное. Похоже, его искренне изумляло, что кто-то, а уж тем более сразу две компании, вдруг заинтересовался этими развалинами. Морской дьявол удостоился того же небрежного жеста.

— Ну да, конечно, он там — и живет в заливе, сколько деревенские старожилы помнят.

— А размеров каких?

Вопрос Дарвина заставил Макларена на миг призадуматься. Одни говорят, с кита, другие — куда как больше. Живет неподалеку от галеона. Совсем смирный. Чтобы он, да что-то там такое охранял в заливе? Выдумки все, досужая болтовня.

Добрых пару часов два англичанина и шотландец играли во что-то вроде прелюбопытных пятнашек на троих. Поул желал говорить только о галеоне, но ни у Дарвина, ни у Макларена эта тема особого энтузиазма не вызывала. Дарвин всецело сосредоточился на морском дьяволе, но Макларен опять-таки отделывался самыми короткими и неинформативными ответами — у него имелся свой интерес. Он все вызывал Дарвина на разговоры об английской медицине, новых лекарствах и хирургических операциях, безнадежных случаях и чудесных исцелениях. Ему страшно хотелось знать, вправду ли Гогенгейм может делать все то, на что намекал: возвращать зрение слепым, спасать умирающих и даже воскрешать мертвых. Когда Дарвин начинал говорить, горец весь обращался во слух — наклонялся вперед и внимал, не мигая, поглаживая косматую бороду. При этом он раздраженно почесывал ноги под штанинами, точно сожалея об утраченном килте. [6]

Поул покачал головой. Да уж, вечер выдался долгим и не слишком приятным.

Выудив из камина комок тлеющего торфа, полковник поднес его к трубке и глубоко вдохнул, наслаждаясь первой утренней затяжкой. Однако за секундой блаженства последовал затяжной приступ яростного кашля. Наконец, со слезящимися глазами, несчастный кое-как доковылял до кувшина с водой, жадно отпил несколько глотков и, вновь обретя способность дышать, остановился у окна.

— Вы упустили истинное ваше призвание, полковник, — произнес голос у него за спиной. — Если бы вы каждое утро будили вот так всю деревню, петухи скоро бы остались без работы.

В дверях, сонно моргая, стоял Дарвин. Одной рукой он почесывал внушительное брюшко, другой придерживал ночной колпак.

Поул пронзил доктора убийственным взглядом и снова приложился к кувшину с водой. Потом посмотрел в окно, весь застыл и фыркнул:

— И очень даже кстати, что кое-кто из нас имеет привычку рано вставать. Взгляните-ка! В том доме горит свет, а значит, Гогенгейм тоже поднялся с утра пораньше — держу пари, пока мы тут почесываемся, он будет уже на полдороге к Лох-Малкирку. Учитывая, каким могуществом он наделен, от него жди чего угодно. Надо нам и самим пошевеливаться и как можно скорее добраться до залива.

— Вы же слышали, как Гогенгейм вчера вечером выражал намерение отправиться в Инвернесс. Что заставляет вас думать, будто он все еще в Малкирке? — Дарвин кивнул седоволосой женщине, которая молча вошла в комнату, чтобы растопить камин и водрузить на огонь закоптелый котел с водой. — Скорее всего его здесь нет.

— И все-таки он именно здесь. — Поул снова кивнул на окно. Дверь дома напротив отворилась, и оттуда появились две фигуры. Было слишком темно, чтобы разглядеть, во что они одеты, но безошибочно распознавался высокий тонкий силуэт, по пятам за которым следовал второй, пониже и поплотнее, похожий на оживший сгусток тьмы.

— Гогенгейм со своим черномазым, — с мрачным удовлетворением отметил Поул. — А я что говорил? Этого-то я и боялся: мы приехали искать сокровище — и нате пожалуйста, вынуждены состязаться с человеком, который умеет провидеть будущее, передвигаться, куда пожелает, быстрее ветра, и вытаскивать чудодейственные снадобья из ниоткуда. Есть от чего занервничать. Кстати, вы пили снадобье, которое он вам дал?

— Нет, — коротко ответил Дарвин, садясь за стол и придвигая к себе глубокую миску. — Решил, что с меня на вчерашний вечер хватит и одного непривычного напитка — лимонного пунша Малькольма Макларена. До сих пор бурчит в животе. Полноте, полковник, обуздайте свое нетерпение и присаживайтесь. Раз уж мы собрались в Лох-Малкирк, нельзя выступать в дорогу на пустой желудок. Эта добрая женщина уже варит овсянку и, сдается мне, к каше будет еще селедка и молоко с пенками. Если мы пускаемся в плавание по бурным водам, по крайней мере давайте как следует загрузим трюмы.

Поул раздраженно сел, метнул гневный взор на провинившуюся трубку и начал вяло ковыряться в овсянке, пощипывая лепешки и копченую рыбу. Дарвин же у него на глазах уничтожил, запивая козьей сывороткой, по доброй порции и того, и другого, и третьего, а заодно блюдо ветчины с языком и чашку шоколада. Однако исчезало все с поразительной скоростью, и через пять минут тарелки опустели. Поул мгновенно поднялся на ноги.

— Еще минуту, — произнес Дарвин.

Подойдя к стряпухе, которая с видимым одобрением смотрела, как он ел, дородный доктор указал на тарелку с овсяными лепешками. Шотландка кивнула, и он протянул ей английский шиллинг. Когда Дарвин запихнул лепешки в карман пальто, Джейкоб Поул неохотно кивнул.