Чубо из села Туртурика - Спиридон Вангели

— Чубо мио! Чубо мио! — кричал Чубоцел. Он хотел бросить в воду и ботинки, но Мельничный Дядька схватил его за руки.

— Сделай лучше кораблики, — сказал он. — Ботинки утонут.

И Чубо сделал несколько бумажных корабликов и пустил их вслед за снежными братьями.

На одном кораблике было написано: «Бабушка Далба».

На другом — «Дедушка Далбу».

На третьем — «Уку».

Поплыли кораблики мимо разных сёл и деревень, и дети читали их снежные имена.

А Чубо стоял и смотрел им вслед, и, если уж писать правду, — плакал.

Мельничный Дядька тоже смотрел, как бушует река. Он всё помахивал сачком.

— Ты зачем ловил шапку? — спросил Чубо. — Я её дедушке кинул.

— Никакого дедушки в воде не было. Это тебе показалось.

— Как так?

— А вот как, — ответил Мельничный Дядька. — Послушай, что произошло сегодня ночью. Только я лёг спать, вдруг слышу — топ-топ, тяп-тяп. Глянул в окно — дедушка на Снежном Коне, а с ним все остальные. Бродят по берегу. Ну, думаю, пришли на мельницу вместо тебя.

Вдруг вижу: дедушка машет рукой, — и тут с неба опускается облако.

— Залезай ты, старая, — слышу. — Всех нас ему не поднять.

И облако поднялось в небо, а с ним бабушка Далба. А потом один за другим спрыгнули на землю Облачные Кони. Мальчуганы вскочили на них — и понеслись вверх. И дедушка вскочил на коня, и Уку. Смешно было смотреть, как Снежный Конь вскочил на Облачного. И вслед за ними пролетело облако, на котором стояла мельница.

— Ах вот оно что, — сказал Чубо. — Теперь я всё понял. Дедушка Далбу просто перенёс свою снежную мельницу в другие края. Туда, где ещё холодно…

ГИОЧИКА

А утром вдруг залаял во дворе старый пёс Фараон. Вставай, мол, хозяин, — гости.

На скамейке для гостей под окном дедушки Далбу сидела девочка. Чубо никогда не видел такой маленькой. Глаза — синие, с пшеничные зёрнышки. Белая шапочка, зелёное платье, а на ногах нет ничего, — босая!

— Тебя что, мама из дома выгнала?

— Ника мама[11], — покачала девочка головой. — У меня нет мамы.

Только теперь Чубо узнал шапочку и платье — ведь это их связала бабушка Далба. Так вот кого она ждала! Жалко, не успела чулки связать.

Чубо принёс мамину туфлю. Девочка залезла в неё и сидела в ней, как в большой лодке, только голова торчала.

— Мио. Ник, па, пи, ри. Вот теперь мне не холодно.

— А что ты здесь делаешь?

— Пришла в гости к твоим снежным мальчуганам. Но, видно, опоздала. Можно мне жить в их доме?

— Так ведь он без крыши, — сказал Чубо. — Живи у нас. А мы, если что, в сарай переселимся.

— Мио. Спасибо! Но под крышей я жить не могу. Ветер как войдёт в мой дом? А солнце? А звёзды? А луна?

— Ладно, так и быть, — сказал Чубо. — Живи тут. А как тебя звать?

— Гио, чио, ика.

— А, Гиочика![12]— Чубо улыбнулся. — Хочешь, отдам тебе мою башню? Живи там, наверху.

— Ник, тура, ули, — покачала головой девочка. — У меня есть дела на земле.

И Гиочика легла спать на улице в шляпе дедушки Далбу. А Чубо дал ей подушечку и варежкой накрыл.

В эту ночь Чубо спал неважно. Вдруг кто-нибудь придёт и заберёт шляпу вместе с Гиочикой? И ему слышались шаги во дворе! Чубо то и дело вставал, подходил к окну и, наконец, зажёг свет.

Проснулась мать и увидела, что по полу катается клубок шерсти, а Чубо сидит с очками на носу! Боже мой! Он вяжет что-то крючком бабушки Далбы!

Чубо вязал чулок, а получалось что-то похожее на рукав.

Мать уложила сына спать, а наутро у его подушки лежали два новеньких чулочка.

А в шляпе утром никого не оказалось. Гиочика сидела на земле возле травинки, которая выросла ночью.

— Это ты, Ионел? — говорила она. — А где Георгел? Разбуди его, ведь уже весна.

И Гиочика звонила в колокольчик, величиной с горошину.

И тут из земли показались зелёные шапочки. Это были Георгел, а за ним — Иле и Василе[13].

Чубо хотел надеть Гиочике чулочки.

— Нет, нет! Я хожу босиком. Лучше сделай чулки птицам, они ведь тоже босые!

Вот теперь и выкручивайся! Птиц-то на свете многовато!

— Великан, — сказала Гиочика, оглядев Чубо с головы до ног. — Я бы тебе открыла тайну, если бы твоё ухо не было так высоко.

Чубо поднял её и посадил на плечо.

— Тио, иго, у, — шепнула ему Гиочика. — Сегодня ночью явился кто-то ко мне и дул: у-у, ху-у.

Ах, вот оно что! Не зря, значит, слышались ночью шаги во дворе. И Чубо решил подстеречь того, кто приходил к Гиочике.

Наступил вечер, а за ним — ночь. На улице заметно похолодало. И тут Чубо услышал: топ-топ, — кто-то подошёл к шляпе дедушки Далбу. Чубо выскочил во двор и увидел, что это ягнёнок. Он стоял, наклонившись к земле, и — у-у, ху-у — дул на Гиочику, чтобы она не замёрзла.

Чубо поцеловал его в нос.

С тех пор Чубо боялся, как бы отец не зарезал этого ягнёнка.

— Э-эх, — вздыхал отец. — Хорошая бы шапка из него получилась. Ну уж ладно, не буду, спи спокойно.

Но, проснувшись однажды утром, отец вдруг услышал звон. На шее у него болтался колокольчик.

— Что ещё такое? — удивился он.

— Это Чубо тебе повесил, — засмеялась мать. — Всё боится, что ты ночью ягнёнка зарежешь.

А Чубо как-то приснился сон, что его ягнёнок запряжён в Большой Звёздный Воз[14]. Скрипят колёса Звёздного Воза, древние, как этот мир. Еле-еле тащит его ягнёнок меж звёздами.

— Куда ты тащишь Звёздный Воз? — крикнул ему Чубо. — Заблудишься, потеряешься в звёздах. Мир — огромный, а ты — маленький.

— Ищу луга зелёные, — ответил ягнёнок. — Привезу матери свежей травы.

Тут кто-то постучал в окно, и Чубо проснулся.

— Али, трали, и, а! Ты спишь, Чубо? Вставай! Слышишь — журавли!

Вместе с Гиочикой Чубо, ещё сонный, поднялся на башню. Он весело бил в барабан, а Гиочика считала журавлей.

— Девять, десять и ещё один палец! И ещё один! Сколько их, Чубо?

А вот и аист показался вдалеке, и Чубо сыграл ему марш на барабане.

Прилетели ласточки, и Гиочике не хватало пальцев, чтобы их сосчитать.

Бил барабан на башне, и всё вокруг становилось зелёным. Вырос Ионел, выросли Георгел, Иле и Василе. Теперь они уже были Гиочике по пояс и могли держать на спине целого муравья.

А в деревне повторяли стихотворение, которое сочинила Гиочика:

ПЕСНЯ ВЕСНЫ

Батюшка небесный —Солнышко встаёт!Потеплели звёзды,Соловей поёт[15].

НОВАЯ ДЫРЯВАЯ ШЛЯПА

Смешно было слушать, как отец Чубо беседовал с Гиочикой.

— Рассказать тебе про козу с козлятами? — спрашивает он её по-молдавски.

Девочка пожимала плечами.

Тогда отец по-русски:

— Рассказать про козу?

Гиочика только покачивала головой: не понимаю, добрый человек.

Но отец не сдавался:

— Гутен морген[16], — поворачивал он на немецкий лад.

Гиочика хлопала глазами.

Больше по-немецки отец ничего не знал и переходил на французский.

— Мерси![17]— говорил он.

Девочка молчала.

Отец, конечно, слыхал, что в Кишинёве есть Великие учёные, умные, бородатые.

— Как ни крути, — сказал он матери, — а надо её везти в Кишинёв. Там уж я узнаю, из какой она страны!

— Ты что, с ума сошёл? — сказала мать. — Посадят её в музей! Бороды у тех учёных длинные, но всё равно они ни в чём не разберутся. Пошлют машину за Чубо, чтоб он им растолковал, что девочка говорит. А потом и его в музей посадят? Или в цирк! А там — львы, медведи! Ты об этом подумал?

— М-да-а-а, — протянул отец и почесал затылок.

На этом и кончился разговор о его поездке в столицу.

Специально для Гиочики отец сделал в двери дома ещё одну маленькую дверку, чтобы она могла войти. А к ведру с водой пристроил лесенку. Гиочика ничего не ела, а пить хотела всё время. Не могла же она пить из корытца вместе с курицей!

И была в доме ещё одна лесенка. По ней Гиочика к зеркалу поднималась. Невозможно иметь такие голубые глаза и хоть изредка в зеркало не смотреться!

Сделали для неё и кроватку, и не где-нибудь в углу, а в каса маре[18], у ковра с красными розами.

Но Гиочика ни за что не хотела спать в кровати. Она по-прежнему ложилась во дворе, в шляпе дедушки Далбу.

То мать, то отец выходили ночью посмотреть, как она спит. Нельзя же надеяться только на ягнёнка.

Мать связала одеяло для Гиочики, тёплое, шерстяное, с бахромой по краям.

Как-то утром Чубо подошёл к окну и увидел, что одеяло валяется на земле.