Неуловимая наследница - Карпович Ольга

Среди разросшихся олив, смоковниц и лимонных деревьев вились аккуратные мощеные дорожки, обрамленные тростником. В жарком и ветреном климате деревья высокими не вырастали, даже редкие пальмы в этом саду казались приземистыми. В зелени трещали цикады. А далеко внизу, хорошо видное с высокого мыса, мерно шумело море.

– Эй! – снова негромко окликнул Николас.

Сам не зная почему, он не решался повышать голос, разгонять нависшую над садом сонную одурь. Никто не отозвался.

Ник миновал сад и вышел к дому. Здание было выстроено в местном стиле – белоснежное, поражающее одновременно простотой и изяществом силуэта. Никаких украшений, никаких излишеств – простые лаконичные линии, квадратные окна, голубые деревянные ставни и навесы из реек. Внизу и слева видно море, причал – видно, тот самый, на котором горели по ночам изумрудные огоньки, и покачивающийся на волнах у каменных опор катер.

Перед домом располагался прямоугольный бассейн, выложенный мелкой голубой, синей и белой плиткой. Вокруг него расставлено было несколько шезлонгов и плетеных кресел. А у противоположного края устроен навес на каменных квадратных колоннах. Там виднелась небольшая барная стойка, несколько стеклянных столиков, табуретов и стульев. В общем, видно было, что хозяин не поскупился устроить все в доме так, чтобы он сам и его гости получали от отдыха здесь максимальное удовольствие.

Как и в будке охраны, здесь чувствовалось недавнее присутствие людей. На шезлонге лежал забытый журнал, изредка налетавший ветерок неспешно перебирал его страницы. На барной стойке виднелась пепельница с окурком сигары. Но сейчас возле дома никого не было.

Ник поднялся по пологим каменным ступеням к двери и замер на мгновение. Наверное, вламываться в чужой дом без приглашения, к тому же в дом, возможно, опасного человека, не стоило. Довольно было и того, что он вторгся на частную территорию. Но чертово любопытство, а также железобетонная уверенность, что с ним, баловнем судьбы, любимцем родителей и друзей, никогда не случится ничего плохого, затмили здравые мысли. И Ник, потянув на себя дверь, вошел в просторный холл.

Дом изнутри оказался таким же светлым, как и снаружи. Белые стены, белые кожаные диваны, светлое дерево, абстрактные безделушки, явно работы известнейших дизайнеров, приземистые кадки с вечнозелеными растениями. Ник огляделся по сторонам, зацепился взглядом за единственное яркое пятно в интерьере. Поначалу решил, что это затейливая деталь оформления – на боковой стене алели мелкие и крупные брызги, будто модный художник оставил тут некую абстрактную фреску. Он шагнул ближе, перевел взгляд вниз и замер. Из-под низкого журнального столика причудливой формы торчали ноги. Крепкие мужские ноги, густо заросшие темным волосом. Одна была обута в мягкий кожаный мокасин, вторая – босая, с судорожно сведенными пальцами.

Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, Николас двинулся вперед, обогнул столик и только теперь увидел всю картину. На полу навзничь лежал мужчина, немолодой, грузный, одетый в льняные шорты до колен и распахнутую на груди голубую гавайку. На заросшей седым волосом груди виднелись контуры старых татуировок, массивный золотой крест скатился на бок, толстая цепочка затерялась в складках шеи. По форме этот крест напоминал тот, что носила Ольга, только был гораздо более крупным, броским. Черты лица мужчины – грубые, топорные – еще можно было разобрать, а вот верхняя часть его головы представляла собой кровавое месиво. Несчастному выстрелили в голову, отсюда и алая «абстрактная живопись» на белоснежной стене.

Первым побуждением Ника было развернуться и броситься прочь из этого проклятого дома. Он попал сюда случайно, он знать не знает, что за драма тут разыгралась. И разбираться во всем этом не желает. Скорее на воздух, нырнуть в море, стереть из памяти развороченный череп, кусочки мозга, разметанные по каменному полу. Его вообще не должно было здесь быть, он не хочет ни во что впутываться.

Ник попятился, наткнулся бедром на спинку кресла, отскочил в сторону, бросился к выходу. И уже у самой двери резко затормозил. А Ольга? Он ведь явился сюда, предполагая, что она может быть здесь. Что здесь живет ее богатый любовник. А вдруг он неверно ее понял? Вдруг она явилась сказать своему сожителю, что все кончено, что она повстречала другого человека. А в момент разговора в дом ворвались головорезы, у которых какие-то счеты с этим российским бандитом. Может быть, Ольге прямо сейчас угрожает опасность. И спасения ждать неоткуда, вот разве что не в меру любопытный знакомый уймет свою трусость и придет на помощь?

Ник лихорадочно огляделся по сторонам, схватил с полки массивную статуэтку из стекла и металла, не то вазу, не то женскую фигурку, некую абстрактную мешанину из острых граней и углов. Боец из него никакой, он и не дрался-то никогда. Придется надеяться на элемент неожиданности. Преступники наверняка и не подозревают, что в доме есть кто-то, кто собрался им помешать.

В голове стучало: «Беги отсюда! Она тебе никто, ты знаешь-то ее всего несколько дней. Спасайся!» – но Ник в очередной раз заткнул навязчивый голос рассудка и ринулся обыскивать дом.

Кабинет, кухня, комната для гостей. Везде было так же пустынно. Покачивающиеся от сквозняка легкие занавески, стрекот цикад из сада. Лишь оказавшись в задней части дома, Ник вдруг услышал какой-то приглушенный звук. Не то плеск, не то всхлип. Сжав обеими руками статуэтку, он рванул туда, увидел перед собой приоткрытую белую дверь. Ванная, что ли? Да, ванная… Толкнул ее плечом и ворвался внутрь.

Помещение оказалось большое, круглое, вся передняя стена – стеклянная от пола до потолка. За стеной открывался вид, от которого перехватывало дыхание. Увитый зеленью, круто уходящий вниз склон, море внизу, облизывающее прибрежные камни. Катер у причала, яркие кляксы кайтов в небе и белые силуэты яхт на горизонте.

Но любоваться видом времени не было, потому что в центре комнаты помещалась утопленная в выложенный плиткой пол круглая ванна. В ванне этой билось в агонии розовое мокрое тело. А возле ванны, опершись на одно колено, стояла Ольга, второй ногой удерживая под водой голову тонущего человека.

Тишина тут же кончилась, взорвалась звоном в ушах. Ник, ничего не соображая, чувствуя полнейшую прострацию, будто, ворвавшись сюда, вывалился прямиком в другое измерение, отшатнулся куда-то в сторону, влетел в стеклянную тумбу, уставленную косметическими бутылочками и пузырьками, выронил из рук статуэтку, и та с грохотом покатилась по полу. Ольга обернулась на звук, и Ник поразился тому, как изменилось ее лицо. Утратило всю женственность, нежность, загадочность. Хищный оскал зверя, вот что он увидел сейчас. Глаза, будто бы обмелевшие, сохранившие единственную мысль, единственное стремление – растерзать добычу. Заострившиеся черты, прерывистое дыхание, срывающееся с приоткрытых губ. Румянец на щеках, вызванный – он с ужасом осознал это – удачно прошедшей охотой.

Ольга отвлеклась от своего страшного занятия лишь на секунду, но этого было достаточно, чтобы ее жертва с диким всхрипом вынырнула на поверхность. Ник видел теперь, что это совсем молодой парень, почти мальчишка, лет, может, восемнадцати-девятнадцати. Круглолицый, коренастый и полноватый, с побагровевшим лицом и вываленными из орбит глазами. Он забился пойманной рыбой, заплескался, вздымая тучи брызг. И Ольга, снова отвернувшись от Ника, с силой надавила ногой в вымокшей джинсовой штанине ему на макушку, облепленную мокрыми волосами. Нажала еще и рукой, и голова снова ушла под воду.

Остолбенев от ужаса, Ник расширенными глазами наблюдал за происходящим. Не мог ни пошевелиться, ни звука издать. Парень потрепыхался еще несколько секунд, затем обмяк, в последний раз дернулась пухлая розовая нога, разжались пальцы, судорожно цеплявшиеся за бортик. И расслабленное тело закачалось на поверхности воды.

Ольга смотрела на него еще пару секунд, наверное, желая убедиться, что жертва действительно повержена. Затем медленно поднялась, развернулась к Нику, и он понял, что вот теперь-то и начинается самое страшное. В руке ее оказался массивный пистолет с глушителем. Может, он был там и раньше, а может, лежал на полу возле ванны, и теперь Ольга его подняла. Ник в накатившем на него отупении не помнил детали.