Стать богом - Райдо Витич

― За вас, ― ответила не раздумывая.

― Значит ты наша, значит — демон, ― с еле заметной улыбкой коснулся ее лица, провел пальцами по щеке к губам. Вита замерла. Сердце опять бешено заколотилось и внутри словно натянулась струна.

А чему, собственно, удивляться — мужчина и женщина в одной комнате…

Очень красивый мужчина и …

Вита отвернулась: какая она — большой вопрос. Это с ним все понятно — что лицо, что тело — шедевр.

― Вита? ― позвал. И не стал ждать, потянул к себе. Девушка уперлась ладонями ему в нагую грудь и невольно застыла. Сердце было уже не унять. Сантана был слишком хорош, слишком близко, а сил противиться ему — слишком мало. Да и почему нет?!

Девушка посмотрела прямо ему в глаза и словно спичку в сухой валежник кинула.

Вспыхнули оба. Ладони мужчины впились в спину и талию, притягивая к себе, стискивая. Ноготки Виты впились ему в кожу на груди, а губы сами открылись навстречу его губам.

Сильный, властный и нежный… Эта ночь принадлежала ему, как и Вита.

Глава 4

Она лежала на его груди и чувствовала, как он перебирает ее волосы, нежит кожу, лаская тело.

― О чем думаешь? ― перевернул ее на спину, навис, заглядывая в глаза. Вита улыбнулась, погладила его по лицу, любуясь изумительными чертами.

― О том, что, наверное, стоило пройти, что прошла. Наверное, иначе не было бы сегодня. Я бы не узнала, что такое счастье.

Сантана нежно поцеловал ее.

― Не преувеличивай.

Вита видела, что ему приятно было услышать от нее признание.

― У тебя наверняка масса поклонниц. Ты очень красивый. Завораживающе.

― Да? ― выгнул бровь, игриво прищурившись. ― Как на счет твоих поклонников?

― Где б я их завела? ― рассмеялась и осеклась под его взглядом — слишком серьезным и пытливым.

― Там.

― Там я умирала, ― отдвинулась от него.

Сантана посверлил ее неприятным взглядом:

― Извини.

― Ничего.

Мужчина сел и отвернулся. Девушка не понимала, что на него нашло, ведь только что им было хорошо и, безмятежность баюкала их и благословляла. А сейчас словно померещилась.

― Что-то не так? ― коснулась его руки.

― Нет, все хорошо, ― поцеловал ей ладонь. ― Просто мне нужно идти.

― Вы что-то готовите, ― поняла.

― Да, ― нехотя потянулся за брюками.

― Сантана, я хочу воевать с вами.

― Исключено.

― Сантана, это мое решение…

― Хватит! ― отрезал, развернувшись к ней и, добавил тише, мягче. ― Тема закрыта, Вита. Война не женское дело и тем более не твое.

― Почему? Потому что ты был со мной?

― Потому что ты еще не здорова! Потому что я не желаю хоронить тебя! Потому что я так решил — ты не будешь моим воином, ты будешь моей женщиной.

Вита смолка. Возражения были, но она придержала их, не видя смысла высказывать и обострять отношения.

Ей был неприятен тон Сантаны, его решения за нее. Но больше всего поразило, что не спрашивая ее он постановил, что она его женщина и никто больше. Может только для этого она и была ему нужна?

Чушь, ― поморщилась. Ему не стоит труда найти себе подругу.

Сантана оделся, поцеловал ее и вышел. А Вита с задумчивостью уставилась на колыхнувшийся полог. Не прошло минуты, как Люферт ушел, не прошло десяти, как она была счастлива, часа, как они были одним, и вот ничего не осталось, только горечь разочарования и недоумение: не поторопилась ли она, да и хотела ли того, что случилось?

Но уже к обеду Вита забыла свои обиды и считала случившуюся утром размолвку недоразумением. Ее снедала тревога за Сантану.

Бессонная ночь плохо сказалась на ее самочувствии, но все же, она дошла до общей залы, надеясь увидеть мужчину, желая развеять все сомнения. Однако Сантаны не было, не было и Самсона, Самеля. Зато Русмус сидел на ступенях и пил из фляжки Самеля с таким видом, словно решил отравиться. Да и лица женщины были слишком озабоченными, чтобы не заподозрить неладное.

Вита забеспокоилась. Перехватила Ольгерду и спросила:

― Где остальные? Что случилось? Ведь что-то случилось, я вижу.

Девушка опустила взгляд, помолчала и все же кивнула:

― Они ушли в Хангард.

― Зачем?

― Затем что самое время выкурить оттуда белоголовых! ― рыкнул Русмус.

Вита побелела и вцепилась в руку Ольгерды, чтобы не упасть.

― Почему ты здесь, ― прохрипела.

― Потому что вас надо охранять, ― сплюнул в сердцах в сторону. Было ясно, что Русмуса переворачивает оттого, что его оставили в запасных в то время как сами берут город.

― Мой родной город! ― ткнул себя в грудь кулаком, исподлобья уставившись на Виту. ― Я вырос в Ханграде! А сижу здесь!

Вита качнулась, но собралась с силами и отцепилась от Ольгерды. Подошла к мужчине:

― Как давно они ушли? Сколько их и сколько ангелов в городе?

― Ушли? Уехали! Зачем, по-твоему, мы держим табун за скалой? Остальное — не знаю, мне не докладывали, ― заворчал Русмус. ― Сантана сдурел, не иначе! Полсотней на сотню пошел! Не-е, ну как же — Бафет же что-то там придумал, мастак хренов!

Но Вите было плевать на придумки какого-то Бафета. Она услышала главное — Сантана сам полез в бой, в бой с превосходящим по численности противником. И возможно уже сейчас его нет в живых…

― Еще лошади есть?

Русмус моргнул.

― Ты чего удумала?

― Лошадь! ― тряхнула его.

Мужчина понял, усмехнулся:

― Я сразу понял, ты не из тех, кто станет в юбке ходить. А пошли!

Они двинулись по лабиринтам внутренних проходов до грота с лазом наверх, куда вела веревочная лестница. Русмус забрался без труда, а Вите пришлось поднатужиться. Наверх мужчина ее вытащил и придержал, чтоб не упала.

― Не рано тешиться собралась?

― Нет, ― отрезала, пряча слабость и боль. Потом.

Огляделась — на склоне паслись с десяток коней, и присела от неожиданного свиста — Русмус призвал своего четвероногого друга. Черный с подпалинами рысак под седлом и с седельной сумкой, резво прискакал к хозяину и загарцевал вокруг.

― Бери. Берн его зовут, ― потрепал по холке животное. Вытащил из сумки ножны с коротким мечем, и вручил Вите. ― Готовил его, думал со всеми пойду… а! ― махнул рукой в сердцах. Помог девушке забраться в седло и, придержав коня за узду, указал всаднице в сторону леса на другой стороне склона.

― Держись этого направления. Не сворачивай. За лесом будет Мэхия, наша деревушка. Потом в сторону дальнего леса бери, за ним увидишь еще одно поселение — а вот за ним уже сразу и стены Хангарда. Да в гущу не лезь!.. Хотя, тебе, поди, и не достанется меч обнажить. Наши, наверное, взяли уже город. Ну, все едино, удачи!

Хлопнул рысака по крупу, подгоняя, и тот стрелой ринулся со склона.

Вита плохо воспринимала дорогу. Она словно то теряла сознание, то приходила в себя. Но в седле держалась сама себе удивляясь, как опытная наездница. А может страх за Сантану вел ее вперед и не давал выпасть из седла?

Как пронеслась по лесу — не помнила, Мэхия промелькнула, поле за ней показалось бесконечным. Гул в ушах и топот копыт сводили с ума, но больше всего то, что, казалось, лошадь слишком медлительна.

Вита била коня пятками, пришпоривая, и тот летел, а ей все чудилось что ползет. В чащу врезались, как ледокол в льдину. Девушка пригнулась, спасаясь от веток, что хлестанули по лицу и чуть не вышибли.

То ли миг прошел, то ли час, то ли десять — не поняла. Берн вынес ее из леса и начал тормозить, заржал, вставая на дыбы. Вита еле справилась с ним, и не сразу поняла, что его напугало.

Вокруг лежали руины, у опушки догорала трава. Выжженное пространство дымилось, ветер стелил смогом и раскидывал пепел. Где-то очень далеко словно плакал ребенок и, что-то брякало, как поминальный колокол.

Вита направила коня в сторону пепелища, еще не веря своим глазам. Обгоревшие круглые домишки смотрели на незваную гостью опаленными глазницами окон. И никого живого, ни единого животного, не то что, человека: трупы, трупы. Женщина, ребенок, мужчина… У кого стрела в шее, у кого голову отсекли, кому живот распороли, а голову свернули. И везде одна картина — обезглавленные трупы.

У девушки желваки ходуном заходили от увиденного. Ненависть смела слабость и ни оставила ничего, кроме желания вогнать эти стрелы, что остались в трупах в глотку врагу. Но кто это сотворил? У кого поднялась рука на детей и женщин?

Где-то слева затрещав, рухнула крыша. Берн вздрогнул и опять понес. Вылетел за деревню и прямиком рванул к холму, где были видны люди. С десяток всадников в светлых одеждах стояли и смотрели на догорающую деревню. Плащи за спинами развевались как крылья, а белые лошади и белые одежды ослепляли.

Вита на секунду прикрыла глаза и что есть сил натянула поводья, пытаясь остановить Берна, но удалось ей это лишь у самого склона. Она развернула Берна в сторону, но придержала, желая задержаться хоть на минуту, и, чего бы ей это не стоило запомнить тех, кто с высоты смотрел на трагедию.