Счастливый доллар - Екатерина Лесина

– Ты его упустила, – наконец, сказал он, стряхивая пепел на светло-золотой дубовый паркет. – Взяла и упустила!

– Нет.

– Да.

– Прости. Я… я действительно виновата. Я не думала, что он может куда-то сбежать… и он вернется! Просто сорвался… бабы… запой… я у Сережки спрошу, но…

– Тебя поставили смотреть, чтоб он не срывался. Где ты была?

– В квартире. А потом в подъезде. И на стоянке под желтым колпаком света.

Мошки пляшут клубком пыли, выкидывают коленца, раздражая Вареньку. В глаза лезут. И жжется. Она долго копошится, пытаясь подцепить черное тельце ногтем, освободить глаз, а потом боль проходит сама.

Вовремя, ведь из подъезда выходит Семен. Долго возится у машины, укладывая тело в багажник, и Варенька ждет.

Она, в отличие от прочих, умеет ждать момента.

И умеет стрелять так, чтоб подстрелок не умер, но и не ушел далеко. Семен спрячет Олега, а Варенька – Семена. Виноватых не останется, а жить будет легче.

– А если не вернется? – выслушав ее сбивчивый рассказ, ответил человек. – Если он соскочить решил? А заодно сдать нас. Его надо найти. Понимаешь?

Он дернулся и оказался вдруг рядом, слишком близко, чтобы Варенька успела убежать. Пальцы вцепились в лицо – жесткие и теплые, с запахом олифы, – притянули близко. Губы коснулись губ. Захватили. Потянули. Резанули укусом.

– Если Олег решил свалить, останови его.

Шепот. Варенька кивнула бы, если бы он разрешил. Но нет, держит, не отпуская.

– Или вы это вместе придумали, а? Ты поэтому его отпустила? Признавайся, маленькая дрянь.

– Нет!

– Ты хотела предать меня?

– Нет!

– Избавиться? Тебе надоело?

– Нет! Отпусти! – Варенька вырвалась, ударив его по руке. Не разозлился – рассмеялся и лег на пол. Теперь спокоен. Надолго ли?

– Я тебе верю. А знаешь, почему? Потому что ты со мной повязана. Вы все со мной повязаны. Навсегда. Так ведь?

– Так.

Пальцы нащупывают серебряную монету в кармане. Навсегда. Это долго. Слишком долго даже для ее терпения. Ничего, игра началась, и Варенька непременно выиграет.

Нужно лишь найти Семенова и зачистить след.

– Нужно с Олеговой девкой поговорить, – сказала Варенька. – Пусть Антошка ее расспросит.

– Хорошо.

– Только сделайте так, чтобы меня с ее исчезновением не связали…

– Умница, девочка, научилась думать.

Ты себе и представить не можешь, как хорошо Варенька научилась думать.

Над Семеном кружились мухи. Откуда только взялись? Повыползали из щелей, расправили слюдяные крылья, наполнили старый дом мерзостным жужжанием. Агнешка сначала старательно отгоняла их, потом бросила. И даже когда одна – малахитово-зеленая, пучеглазая – села на руку, не дернулась.

Семен же на мух и вовсе внимания не обращал. Спал, изредка во сне дергал рукой и тогда стонал, просыпался, разглядывая Агнешку сквозь полуразлепленные ресницы.

А она сидела и думала: врет или нет?

Тело-то в машине было? Было. И прятал он его. Зачем? Естественно, чтобы милиция не нашла. Следовательно, что? Следовательно, Семен Семенов уничтожал улики. Если он не убийца, то зачем ему уничтожать улики?

А если он убийца, то почему не избавился и от Агнешки?

И вообще, кто тогда в него стрелял?

– Кто сторожит сторожей? – спросила она, щелчком сбивая с подоконника полусонную тварь. – И кто убивает убийц?

И главное, что в этой ситуации будет с Агнешкой?

Где-то в доме настырно запиликал сотовый. Чужой – Агнешкин погиб ночью в болоте. Телефон трещал, скулил и требовал внимания. Звонивший был настырен, а Агнешка слишком устала, чтобы просто слушать. Поэтому она дотянулась и ткнула лежащего в шею.

– Ну? Телефон!

Он понял. Перекатился на живот. Кое-как поднялся – болит бочок? Ничего, вот загноится, тогда и попрыгаешь – и заковылял в комнату.

– Да? – говорит негромко, но слышимость в доме-домике отменная. Еще бы мух кто-нибудь заткнул. – Да, Варенька, я жив… что, удивлена? А уж я-то как. Ты зачем в меня стреляла, идиотка?! Неужели? Не узнала? Испугалась? Чего?! Да ты в своем уме?! Да, он меня нанимал, но… нет! Послушай же! Да… да иди к черту!

Обрыв связи. Тишина – секунд на тридцать – и снова мобильник.

– Поговорить? Нет, дорогая, давай по телефону поговорим. Я тебе, знаешь ли, теперь не верю. И не вешай мне лапшу на уши. Это ты его убила! А потом и меня… ага, именно. Документы? Какие документы? Ах да, как это я запамятовал. Наверное, дырки в шкуре отрицательно на память воздействуют. Есть у меня документы, я их для Олега готовил.

Муха, сев на кроссовку, поползла по рыжим потекам грязи. Перебралась на джинсы. Доползла до коленки Агнешкиной и, обосновавшись на белом пятне вытертой ткани, принялась чиститься.

Агнешке бы тоже почиститься, чтобы смыть все это, вчерашнее-сегодняшнее, вернуться домой и переиграть. Помириться с Ядкой, остаться на ночь у нее, а не переться, сломя голову, на дачу.

Тогда бы не было ни темного силуэта на обочине, ни жалости к несчастному, потерявшемуся на дороге. Ни пистолета в лицо. Ни трупа. Ни этого отвратительного разговора, случайным свидетелем которому она стала.

– Что там? Многое там. Про тебя. Про дружка твоего, про… эй! Трубку бросила, – последнее предназначалось Агнешке. Семен стоял в дверях, опираясь на косяк, и вертел несчастный телефон в руке. Надеется, что перезвонит? И тогда он продолжит торговаться – а он именно торговался, выбивая условия получше. А когда сделка состоится, Семен вместе с подельницей избавится от Агнешки.

– Ты что на меня так смотришь? Ну сволочь я. Точнее, не сволочь, но… а, долго объяснять. А ты ветеринар, значит? Кошечки-собачки?

– Коровки-свинки. Овцы еще.

– Коровки… слушай, извини, пожалуйста, что так вышло. Я тогда не в себе был. Совсем не соображал, чего творю. В голове одно – от тела избавиться надо. Остальное – автопилот.

– И что теперь?

Агнешке очень хотелось ему верить. Но он ведь врет. Он просто хочет, чтобы она поверила и стала послушной девочкой.

– Не знаю. Ну… хочешь, расскажу, как меня едва не убили?

А и вправду, что с ней делать? Отпустить? Донесет. С милицией Семен пока не готов разбираться, тем паче что его ночные экзерсисы не на одну статью потянут. Держать здесь? Но она девка сильная и решительная, чуть расслабишься – ударит. Опять же возникает продуктовый вопрос.

Может, заплатить ей? От аванса еще осталось. Если нормально заплатить, то… то никаких гарантий, что она, взяв деньги, не сдаст.

Но не убивать же ее в самом деле! Хватит с Семена трупов.

Он ведь только начал копать. Два дня ходил вокруг да около, не решаясь заглянуть в конверт, как не решался притронуться к деньгам. Прежде за ним этакого не водилось. Прежде он всегда знал, что делать.

На третий день конверт все же открыл. Ничего особенного. Копия паспорта. Копия свидетельства о браке и второго – о рождении. Копия медицинской карты и карточки социального страхования. Несколько фотографий, в основном новых. И еще один конверт с адресом – поселок Кальянино, улица Ленина, дом 3. В конверте пусто, значит, важен адрес.

Пустой крючок, на который он, Семен Семенов, клюнул, аки оголодалый карась. Кинулся искать. Нашел. Поселок как поселок: стадо домов, вагончик-сельпо, приткнувшийся розовым боком к кладбищенской ограде, церквушка и пара мертвых коровников. Остов трактора, застывший при вокзальной будке.

Школа, куда Семен заглянул первым делом. Люди. Разговоры. Понимание бесполезности затеи – не помнили здесь Вареньку. Смотрели на фотографии – и на старые, и на новые – с одинаковым удивлением. Переулок. Дом в одичалом в саду. Выбитые окна, перекосившаяся дверь. Рыжая курица, окопавшаяся в горшке с сухой геранью.

Семен заглянул в дом, сугубо дабы успокоить совесть. Пустота, сырость и хлам, горы которого подпирали остатки шкафа. Запах гнили. Серая крыса, с писком ломанувшаяся под ноги, – Семенов едва успел отскочить. Крыс он ненавидел. И по дому бродил осторожно, сожалея, что не додумался прихватить с собою палку. Вещей касаться брезговал, да и сомнительно, чтобы среди этой полугнили-полутлена нашлось что-то стоящее.

Выбирался из Кальянина с чувством бездарно потраченного дня.

Что до остального, то… Варенька, слежка, записи. Камень к камню. Легкое зудение совести – нехорошо подставлять женщину, с которой были отношения. И громкий голос разума, твердивший, что отношения именно были, а теперь кончились. И вообще, женщина сама виновата.

Она жила легко, как пламя на острие ножа. Плясала, не чувствуя остроты грани. Резала время тонкими ломтиками случайных связей. Щедро дарила фальшивое золото надежд. Рвала нервы и старые связи, чтобы выткать новые.

Кажется, ее хватало на всех.

Нет, Семен не осуждал. И не проникся сочувствием к Олегу. Он просто выполнял работу, отгородившись линзами фотоаппарата. Это не сложно. Смотришь. Снимаешь. Фиксируешь. Идешь по следу.

К концу недели набралось достаточно, чтобы позвонить Олегу. Назначенная встреча, на сей раз в квартирке, которую Семен арендовал под офис. Его опоздание – случай, совершенно точно случай. Открытая дверь. Свет за ней. Нехорошее предчувствие – ледяной лапой по спине. Шаг. И еще один по смятому ковру.