Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е - Утченко Сергей Львович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С первыми лучами солнца во дворец троянского царя, старца Приама, прибежал вестник. Он принес удивительную новость: враги, так долго и упорно осаждавшие Трою, неожиданно уплыли, потеряв, очевидно, надежду на захват города. Но вестник не решился подойти к покинутому лагерю, так как видел издали какое-то огромное деревянное сооружение, одиноко черневшее на песчаном берегу.
По распоряжению Приама были посланы люди, чтобы разведать, совсем ли покинули ахейцы берег и нет ли здесь какой-либо хитрости. Посланные вернулись и донесли, что враги сожгли и разрушили все остатки лагеря.
“Ясно, что теперь они уже не вернутся”, — сказал стоявший тут же Эней — родственник Приама, один из самых храбрых троянских воинов. Разведчики рассказали также, что на берегу стоит огромное деревянное изображение коня — единственное, что осталось на место долгой стоянки врагов, если не считать многих куч мусора. Когда в городе стало известно, что осада снята и губительная война, стоившая обеим сторонам стольких жертв, прекратилась, все жители выбежали за ворота в поле. На этом обширном поле почти ежедневно десять лет бились греки и троянцы. Теперь все оно было покрыто народом. Радостно шумя, троянцы приблизились к покинутому лагерю. Всем хотелось взглянуть на места, где стояли палатки знаменитых ахейских вождей. Толпа в изумлении окружила громадного коня: зачем нужен был ахейцам этот деревянный копь, почти с гору величиной, почему они оставили его здесь на берегу? В толпе возникли споры.
Один из молодых воинов, в плаще, с копьем в руке и щитом за спиной, без шлема, горячился больше всех: “Ахейцы уже не раз хотели бежать из-под Трои. Они не меньше нашего устали от десятилетней войны. Раньше их пиратским шайкам удавалось грабить наше побережье, убивать мужчин и увозить наши богатства. Они думали, что, объединив много племен, они захватят и Трою. Но не тут-то было. На этот раз им не посчастливилось. Они уже не вернутся. Коня же надо перевезти в Трою и поставить на священном холме. Пусть он напоминает грядущим поколениям о наших славных делах”.
Воину так же горячо возражал седобородый старик: “Зачем нам тащить в город такую громаду? Лучше сжечь его или сбросить в море. Забавно будет посмотреть, утонет он или поплывет”. Троянский царь Приам слушал эти споры молча. Он не знал, на что решиться.
В этот момент, расталкивая толпу, к Приаму приблизились несколько пастухов. Они вели худого, оборванного юношу. Он был весь измазан тиной и болотным илом. Под глазом у него был синяк, вся спина и плечи в кровоподтеках и царапинах. Руки его были скручены за спиной. Он шел понуря голову, подталкиваемый пинками пастухов. Когда вся группа приблизилась к царю, один из пастухов резким толчком поставил пленника на колени.
— Кто ты такой? — спросил Приам.
— Я несчастный ахеец Синон, — ответил пленник, — мой старый враг, хитроумный Одиссей задумал погубить меня. Ахейцы, утомленные войной, давно хотели отплыть от ваших негостеприимных берегов, но мешали противные ветры. Жрецы сказали, что боги требуют человеческой жертвы, иначе ветры не утихнут и никто не вернется домой. Одиссей указал на меня. Все были рады спастись, пожертвовав одним человеком. Накануне дня жертвоприношения я бежал из-под стражи и скрывался в болотах. Сегодня на рассвете я увидел, что лагерь ахейцев опустел, и выбрался из своего убежища. Ваши люди схватили меня, когда я брел по равнине к Трое. Мне теперь закрыт путь домой, и я надеялся, что найду у вас или новую родину, или смерть.
Эней, стоявший рядом с басилеем, спросил:
— Скажи нам, перебежчик, зачем ахейцы построили это чудище да еще оставили его нам. — И он указал на высившуюся громаду коня.
Синон отер лицо и заговорил снова:
— Этого коня ахейцы построили в дар богине Афине и нарочно оставили здесь. Сейчас я открою вам тайну, которая принесет Трое огромную пользу. Может быть, за это вы пощадите меня и дадите приют жалкому беглецу, лишенному отечества. Ахейцы рассчитывали, что вы уничтожите это чудовище и тем навлечете на себя гнев богини. Было предсказание: если этот посвященный Афине конь будет в Трое, неприступным сделается город троянцев, а ахейцы в будущих войнах потерпят поражение. Вот почему греки не жалели трудов и старались сделать коня таким огромным, чтобы он не мог пройти в ворота города.
Приветливо смотрели теперь троянцы и сам Приам на жалкого пленника. Царь приказал развязать ему руки, и, подняв их к небу, Синон сказал: “Клянусь всеми богами Олимпа, что все сказанное мною — истинная правда! Пусть мне не жить, если клятва моя — ложь!” Пастухи, доставившие пленника, выступили вперед, рассчитывая на щедрую награду.
— Зачем вы слушаете этого обманщика? — раздался громкий голос. Все обернулись. С высокого холма, на котором стоял храм морского бога, колебателя земли Посейдона, быстро сбегал почитавшийся всеми троянцами за мудрость жрец Лаокоон. В руке он держал боевое копье, волосы его развевались от быстрого бега. За ним едва поспевали оба его сына. — Что за безумие овладело вами, — крикнул он, расталкивая толпу, — неужели вы верите, что ахейцы ушли совсем. Вы верите шпиону, подосланному врагами, и хотите втащить это деревянное чудище в город. Что вы, слепые? — и обернувшись к стоявшим в растерянности пастухам, он повелительно крикнул:
— Ну-ка, быстрее несите сюда хворост. Посмотрим, как горит это сооружение.
— Стоит ли так торопиться, — возразил Приам.
— А что же мешкать? Мне противно и страшно все, сделанное руками ахейцев, — и с этими словами Лаокоон метнул свое копье в коня. Со свистом пролетело пущенное могучей рукой копье и впилось в бок чудовища. Странный звон раздался внутри коня.
Но в этот момент вспенилось море, и на поверхности его показались две огромные змеиные головы. Змеи быстро приближались к берегу, оставляя за собой след в волнах. Выбравшись на берег, извиваясь блестевшими на солнце кольцами, змеи кинулись на сыновей Лаокоона. Все в страхе побежали. Особенно быстро бежал Синон. Лицо его исказилось от ужаса. Ему казалось, что змеи гонятся именно за ним. Несчастный Лаокоон бросился на помощь к детям. Змеи охватили своими огромными кольцами сыновей и отца. Вмиг все трое были задушены, а змеи, не тронув больше никого, проскользнули в храм Афины и скрылись там в ногах статуи богини.
Все стояли пораженные страхом.
— Оскорбитель святыни понес наказание по заслугам. Ведь он хотел уничтожить священный дар, поднесенный Афине, — закричал Синон, увидев, что опасность миновала. Эти слова убедили суеверных троянцев. Гибель Лаокоона показалась им знамением свыше.
Все теперь спешили втащить коня в город. Под чудовище подвели колеса, веревками обвязали огромное тело. Как и предупреждал Синон, конь не проходил в ворота, и пришлось ломать часть стены. Наконец, он был поставлен в крепости возле храма Афины. Радостно провели вечер троянцы. Песни и веселье не смолкали до поздней ночи. Наконец, валясь с ног от усталости и выпитого вина, жители разошлись по домам. Лишь небольшая стража осталась у ворот и у пролома в стене. Глубокий сон охватил всех.
В это время далеко в открытом море в ночной мгле вспыхнул огонь. Это был сигнальный фонарь на корме корабля Агамемнона. Ахейцы лишь сделали вид, что навсегда покидают троянский берег. Когда наступила ночь, весь ахейский флот повернул обратно к Трое, и войско в полном молчании стало высаживаться на берег.
В Трое было тихо, но как только в море засветился сигнальный фонарь, чья-то темная фигура скользнула к храму богини Афины, около которого стоял деревянный конь. Закутанный в плащ человек приблизился к коню и постучал три раза в деревянный бок. Внутри чудовища опять послышался звон, а затем приглушенный голос спросил:
— Это ты, Синон?
— Выходите быстрее, — отвечал стучавший. — Агамемнон с корабля подает сигнал о высадке наших войск.
Из коня один за другим стали выскакивать воины, стараясь не звенеть медными доспехами. Затем весь ахейский отряд, во главе которого стоял Одиссей, придумавший эту военную хитрость, в полной тишине двинулся к воротам. Сонная стража, никак не ожидавшая нападения из города, была перебита раньше, чем успела поднять тревогу. Ворота широко раскрылись, и ахейское войско, высаженное с кораблей, подобно многоводному потоку, прорвавшему плотину, беспрепятственно вливалось в спящую Трою.