Коллекция - Мария Барышева

Да, конечно, она ожидала от бабы Веры всяческих пакостей, ожидала издевки в виде завещанного старого кресла, или лампового телевизора, или старенького чайного сервиза, но того, что бабушка сделала на самом деле, она не ожидала никак.

Согласно завещанию, небольшой дачный участок в балке, на котором имелся крошечный полуразрушенный домик и уже давно ничего, кроме старых слив и яблони, не росло, переходил в собственность тети Ани и дяди Вани. Квартира же вместе со всей обстановкой, оцененная в тридцать четыре тысячи долларов, отходила внукам Веры Леонидовны, Станиславу и Кире Сарандо. Но квартира становилась их собственностью не только после оформления всех документов и уплате пятипроцентного налога, но и лишь по прошествии полугода — срок был оговорен в завещании. Также, согласно этой оговорке, в течение этого времени квартиру нельзя было сдавать, в ней нельзя было производить ремонт, если только его отсутствие не влекло за собой порчу имущества. Запрещалось выбрасывать старую мебель и снимать обои и ковры. Не возбранялось избавляться от мелких вещей, но все остальное в течение шести месяцев должно было находиться на своих местах. И самое главное — все эти шесть месяцев наследники были обязаны проживать в данной квартире. Если в течение полугода не происходило отступление от условий завещания, квартира переходила в их собственность в равных долях, и Кира и Стас могли ее ремонтировать и продавать, если им того захочется. При нарушении условий завещания, квартира передавалась в собственность государства.

„Бред какой-то!“ — подумала и Кира, но, в отличие от Стаса, вслух этого не произнесла, хотя жест ее рук проиллюстрировал эту мысль достаточно красноречиво. Ничего себе способ воссоединения семьи! Они со Стасом решили бы этот вопрос и без бабушкиных выкрутасов! За квартиру, конечно, сердечное спасибо… но таким образом?! Полгода! А как же ее работа?! Как же симферопольская жизнь, друзья, привычный уклад? Она не против пожить здесь месяц, ну от силы два… но вот так сразу, с бухты-барахты полгода?! Как это так?!

Судя по выражению лица Стаса, он думал о том же, но начал совсем с другого вопроса:

— И каков же пример необходимости ремонта?

— Хотя бы прорванная труба.

Стас испуганно замахал руками, словно разгонял демонов, не замечая вопросительного взгляда Киры.

— Упаси боже! Только не это!

— Полгода… — пробормотала Кира, постукивая друг о друга костяшками пальцев. — Да это же нереально!

Она взглянула на яркогубую женщину, в глазах которой при ее словах мелькнул некий собачий азарт, словно та учуяла след знатной добычи, и внезапно Кире пришло в голову, что незнакомка — ни кто иной, как представитель государства, которому может достаться их вожделенная квартира. Тридцать четыре тысячи! За вычетом налога — тридцать две триста. Пополам — шестнадцать сто пятьдесят. А может, и больше, если они хоть чуть-чуть ее подправят. Стоят ли полгода шестнадцать тысяч долларов?

Особенно при ее нынешней скромной зарплате?

— Я уже давно понял, что наша семейка с приветом, — пробурчал Стас, — но чтоб до такой степени!..

— Вы можете опротестовать завещание, — нотариус переплел пальцы и придал лицу выражение бесконечного терпения. — Потребовать признать его недействительным. По закону вас, обязательных наследников, наследников первой очереди не имеют права лишать обязательной доли… Да, с одной стороны, после принятия нового гражданского кодекса государство практически не участвует в наследственном процессе, но с другой, со многими завещаниями происходит путаница. Английская система для нас в новинку…

— А все из-за выпендрежа с равнением на евростандарт! Мы, мол, Европа, Европа, а сами даже выборы не могут толком провести! И вообще, сначала б лучше жизнь наладили да дороги починили, а то нищие и по уши в грязи, зато Европа! Хрень! — вдруг прогудел дядя Ваня, до сих пор не проронивший ни слова. Все обернулись и посмотрели на него, а он раздраженно уставился в окно.

— Именно благодаря этому, как вы изволили выразиться, выпендрежу, государство теперь не выступает обязательным наследником третьей очереди, и будь эти молодые люди не родными, а двоюродными, хоть и единственными внуками, им при старом законе не досталось бы ничего, — кротко заметил нотариус и устремил деловой взгляд на „янтарную фрейлину“, очевидно, сочтя ее самой рассудительной из наследников. — Итак, как я уже сказал, вы можете опротестовать завещание… но это отнимет у вас достаточно много времени и, к тому же…

— К тому же, государство, являющееся потенциальным наследником, будет от души вставлять нам палки в колеса! — закончила за него Кира, и серебряные кольца на ее взлетевшей руке, насмешливо блеснули. Изящные очки обратились в ее сторону, и за ними вдруг блеснуло нечто предупреждающе-заговорщическое. Казалось, сейчас нотариус совершенно детским жестом прижмет указательный палец к губам, но он лишь легонько прихлопнул ладонями бумаги на столешнице и хмыкнул.

— Ну… в общих чертах…

— Хочу вам напомнить… — тут же начала „государственная“ женщина с лимонным выражением лица, но в этот момент дядя Ваня, не обнаруживший за окном ничего интересного, снова принял участие в разговоре.

— Давайте уже закруглять эту бодягу! У меня еще очень много важных дел! Разъясните детям все толком и кратко! Что это будет за надзор за состоянием квартиры? Как он будет осуществляться и кем? Кира, Стас — а вы соображайте быстрее! С одной стороны, полгода жизни в родном городе ни с того, ни с сего, с другой, квартиры на дороге не валяются!

— Иван Анатольевич! — холодно произнесла тетя Аня, резко дернув головой, так что серьги с размаху хлопнули ее по напудренным щекам. Дядя Ваня, никак не отреагировав на это, снова принялся изучать заоконный пейзаж.

— Что касается надзора, то Лилия Андреевна вам все объяснит, — нотариус сделал картинно изящный жест в сторону женщины, чье выражение лица тут же выразило крайнюю степень недовольства. — Моя роль, в принципе, на этом заканчивается, разве что осталось получить ваши автографы.

Стас пожал плечами с видом человека, исчерпавшего все свои аргументы, и пробормотал:

— В принципе, это единственное, что с нас сейчас можно взять.

Кира проводила рассеянным взглядом отъезжавший троллейбус, дребезжавший так, словно мог развалиться в любую секунду, потом, краем уха слушая разговоры дяди, тети и Стаса, снова принялась разглядывать длинную, неширокую улицу, бесчисленные витрины, золотистые купола собора, казавшегося очень надменным, свежую молоденькую листву каштанов, с которой играл прохладный ветер. Весна здесь чувствовалась как-то острее, чем в Симферополе, пыли было гораздо меньше, и даже солнце, уже низко висящее над шатровыми крышами и высоковольтными проводами, взирало на уличную суету как-то более благосклонно. Она чувствовала, что постепенно тает раздражение и ошеломление, вызванное тем фактом, что ей, скорее всего, предстоит прожить здесь целых полгода, да и само это время уже не громоздилось перед ней безысходно-мрачными гранитными глыбами, теперь больше походя на длинную полосу мокрой, смешанной с влажными водорослями прибрежной гальки, по которой и не так уж плохо прогуляться. Может из-за того, что ее не оставляло ни с чем не сравнимое теплое, этакое родное домашнее чувство, как у странника, который не был в родных местах много лет и вдруг оказался дома игривою волею случая. Кира прожила в Симферополе почти всю свою жизнь, но так и не смогла ни привыкнуть к нему, ни принять, ни полюбить. Он всегда казался чужим и отвечал ей взаимным равнодушием, но здесь все было иначе, здесь все было своим — пусть забытым, но знакомым, и люди почему-то казались другими, и даже в чужих окнах, отражавших яркий закатный огонь, чувствовалось что-то приветливое.