Книга назидания - Усама ибн Мункыз

Как деятель Усама был только рядовым современником первого крестового похода, одним из мелких камешков той сложной мозаики, которую в эту эпоху представлял, собой мусульманский Восток. Былого единства славной эпохи халифата давно уже не существовало; от прежнего величия багдадского двора осталось одно воспоминание, и только призрак духовной власти правоверных аббасидских халифов осенял давно лишенную светского могущества династию. На сцену как раз около этого времени, с половины XI века, выступает свежая сила, вливается более энергичный молодой элемент в лице сельджуков, племени тюркского происхождения. Их династия создает эпоху в истории восточной части халифата, и сельджукские султаны с резиденцией в Исфахане, еще признавая духовный авторитет аббасидских халифов, являются уже фактическими вершителями судеб Месопотамии и Сирии. Они выступают передовыми бойцами с крестоносцами, выдвигая целый ряд талантливых наместников – атабеков – в разных областях.

Судьбу правоверного халифата в Багдаде разделяет его былой соперник по блеску – шиитский халифат Фатымидов в Египте. Величайшая из средневековых египетских династий, утвердившаяся здесь с половины Х века, теряет всякие следы своего влияния в Сирии с подчинением Иерусалима крестоносцам. Еще живы воспоминания о торжественном выезде Фатымидов, о их сокровищнице, затмившей аббасидскую, еще и теперь любимец халифа получает в подарок серебряные блюда с золотыми динарами или десятки породистых лошадей с полной запряжкой, но чувствуется, что это все, что осталось в утешение халифу – пешке в руках своих войск или своих везиров. Его смещают, его убивают, возводят на трон малолетнего ребенка, и «даже две козы не сшибутся из-за этого рогами», по образному выражению Усамы. Аббасиды и Фатымиды теперь – тени прошлого.

Судьбой правят другие звезды, и в Египте начинается путь великого Саладина, полагающего конец династии Фатымидов [26] в 1171 году. И в Сирии ему удается создать известное единство, но это совершается уже на склоне дней Усамы. Вся жизнь его протекает еще на калейдоскопическом фоне крупных и мелких династии, князьков и правителей. Трудно сказать, на чьей стороне – у христиан или мусульман – здесь поражает большее разнообразие и эфемерность. Иерусалимское королевство, Антиохийское княжество, Триполийское графство хорошо известны Усаме; с другой стороны – пестрой толпой проходят эмиры Алеппо и Дамаска, атабеки Мосула, мелкие правители Хомса или Хама, таинственная религиозно-политическая секта исмаилитов, перешедших в европейскую литературу с грозным именем ассасинов.

Едва ли не одним из самых мелких феодальных родов в этом конгломерате оказываются Мункызиды, к которым принадлежал наш герой-писатель.

Родина Усамы – маленький городок Шейзар – Sisara крестоносцев, Цезарея древних, нынешняя деревушка Сейджар. Расположен он в области Алеппо, к северу от Хама (древней Элифанни), в двадцати километрах к югу от Апамеи. Река Оронт – этот вечный «бунтовщик» (аль-Асы), как его звали арабы, омывает Шейзар с трех сторон. Самый поселок лежит у подножия холма, на котором высится замок; через Оронт здесь перекинут мост с предмостным укреплением, в названии которого Gistrim, сохраненном латинскими хрониками, нетрудно узнать арабское слово аль-Джиср (мост) [2]. Шейзар разделял бурную жизнь Сирии в эту эпоху и в разное время видел себя во власти разных владык. В конце первого тысячелетия нашей эры он принадлежал египетским Фатымидам, в 20-х годах XI века подчинился мелкой алеппской династии Мирдасидов, с 1081 года перешел в ленное владение деда Усамы, который и был основателем могущества династии Мункызидов, если можно считать могучим один из многочисленных феодальных родов в Сирии. Хотя этот дед умер уже в 1082 году, однако ему удалось не столько военными подвигами, сколько тонкой политикой дипломата-авантюриста расширить область влияния до гавани Латакии на Средиземном море. При его сыне и преемнике Насре [27] (1062 – 1098) Мункызидам пришлось отдать львиную долю своих владений сельджуку Мелик-шаху, и вся их область ограничилась почти исключительно одним Шейзаром с соседними деревнями. Маленькое княжество не привлекало больше ничьих завистливых взоров, оно казалось слишком ничтожной добычей, и его властители могли сравнительно спокойно вести обычную жизнь мелких эмиров того времени. Много неудобств вызывало только географическое положение – на большой дороге в Алеппо и Дамаск; приходилось постоянно заискивать перед разными, более могучими, соседями и пришлыми завоевателями. Мункызиды справлялись с этой задачей успешно и, не смущаясь, вступали в союз то с одними, то с другими, впоследствии то с крестоносцами, то с мусульманами.

Преемником Насра явился другой его брат, Абу-ль-Асакир-султан. По праву власть должна была перейти к отцу Усамы, Муршиду (1068 – 1137), однако он отказался в пользу своего младшего брата. Оба князя ярко выступают в воспоминаниях Усамы. Особенной симпатией овеян образ отца. Страстный охотник и хладнокровный воин, он по этическим соображениям не принял власти, боясь, что она в некоторых случаях заставит его поступать не согласно с книгой Аллаха – Кораном. Не только вояка, но и поэт, все свободное время он посвящал переписыванию книги божией со всеми ухищрениями каллиграфического искусства. И уже через много лет, в середине XII века, уроженец среднеазиатского Мерва историк ас-Самани среди виденных им в Багдаде достопримечательностей вспоминает про Коран, написанный рукой Муршида Мункызида. Самая смерть его связана с легендой, трогательно венчающей благочестивую жизнь. Услыхав вести о том, что царь румов (византийцев) в союзе с франками (европейцами) готовит поход в Сирию, Муршид обратился к Аллаху с молитвой взять его к себе, если врагу суждено унизить его родину. И он умер за год до осады Шейзара Иоанном Комненом. Почти вся жизнь его протекла в родном городе и протекла, если применять понятия того времени, достаточно мирно: ведь война была таким же обыденным и очередным занятием той эпохи, как и охота.

Войне и охоте была посвящена жизнь его сына Усамы, но протекла она очень бурно и разнообразно. На перевале жизни он должен был забыть про свою родину, куда больше не суждено ему было вернуться. В воспоминаниях, причудливо свивающих в одну нить события самых разнообразных периодов, наряду [28] с Шейзаром, мелькают Дамаск, Каир, Палестина, Месопотамия, и другие этапы его жизни. Старческая память, любовно всматриваясь в прошлое, комбинирует рассказы по редко понятным нам ассоциациям. Нужна руководящая хронологическая нить, чтобы найти путь в лабиринте этих воспоминаний; только неослабное внимание к ней позволит отчетливо представить ту обстановку, в которой происходит отдельный случай.