Те, кого испугаются твари - Владимир Мясоедов

Андрей посмотрел на свои руки, которые явно не были источником этих светящихся колец, хотя на пальцах мерцали слабые искорки, и шагнул к лежавшему Клюеву. И тут из придорожной канавы выбрался старик с тростью — Лев Николаевич Бронштейн, дальний родственник Ковальского. Автомеханик знал, что тот был историком и держал крупнейшую в Бродах пасеку, но видел его редко.

— Андрей, может, этого субъекта для надежности еще и по головке с размаху приголубить? — предложил старик, кивая на чужака.

— Пожалуй, ему хватило, Лев Николаевич, — сказал Андрей, видя, что враг уже перестал шевелиться.

Старик принялся отряхивать свой очень даже приличный костюм. Трость у него была соответствующая, из черного дерева, с рукояткой в виде головы какой-то хищной птицы.

Андрей присел возле Клюева. Тот был без сознания.

— Бери его и тащи ко мне в дом, — приказным тоном сказал Бронштейн. — И не пытайся возражать, что рядом идет бой, в котором твое участие обязательно. Верю, полученные раны не остановят пыла столь горячего сердца. Однако пакость, которой ударил сей щитоносец, похоже, ядовита. Ваши нарывы распухают. Аллергическая реакция может привести к отеку легких. Но у меня дома, думаю, найдется средство от этого.

Вздохнув и отметив некоторую стесненность в груди, Андрей не стал спорить и начал поднимать Клюева.

— Стоп! Не за воротник, задушишь ведь! Хотя… Нет, рано еще, однозначно рано избавляться нам от всех представителей правящего режима, — принялся язвительно комментировать его действия Бронштейн. — Да и потом, полицаи при любой власти нужны. И опять-таки стой! Не за ноги! Хочешь расколотить ему череп о булыжник, так возьми камень и хорошенько размахнись. Вот, правильно, под ручки…

Как оказалось, бывший приятель по детским играм теперь весил вполне прилично, и тащить его было тяжеловато.

— А почему твоя бабушка не пришла на собрание? — спросил Бронштейн. — Только не говори мне, что мы ее больше не увидим!

— Живой — нет, — подтвердил опасения прозорливого старика Андрей. — Бабушка сгорела во сне. Я вот тоже воспламенился и продолжаю делать это периодически, но как-то… В общем, мне это не вредит.

— Понятно, — кивнул Бронштейн. Судя по тому, как старик бодро помахивал тростью, носил он ее больше для красоты, а не по необходимости. — Собственная магия редко причиняет вред своему владельцу. Ну, если сразу не убивает.

— Магия?! — свою ношу Андрей из рук не выпустил, чем мог заслуженно гордиться. — Какая еще магия?! Лев Николаевич, вы же умный человек! Ученый! Как вы можете говорить подобную ересь?

— Примерно так же легко, как накладывать на разную балующуюся магией крови мразь заклятие оцепенения, подсмотренное на стенах гробниц фараонов. Я ведь египтолог. Ересь, говоришь? Но ты же не будешь отрицать, что отныне способен мановением руки возжигать пламя? Кстати, позволь-ка я наложу на нашу доблестную милицию… пардон, уже полицию, те же сковывающие чары. Если он вдруг начнет биться и чесать волдыри, лечить его станет куда сложнее.

— Ээ… — Ковальский смотрел, как уже знакомые кольца света опоясывают Клюева и растворяются в его мундире. — Стоп! Так это получается, вы знаете, что сейчас творится?

— Не больше, чем ты, Андрей, — вздохнул Бронштейн, печально качая головой. — Просто мне известно, что магия в мире была всегда. Когда-то очень много, потом ее количество стало стремительно сокращаться. Начиная примерно с первых годов нашей эры ее стало так мало, что воин с мечом мог зарезать круг колдунов. И только потом, через пару дней, а то и лет, умер бы от их проклятий, подкрепленных посмертной силой. Если бы раньше не наведался к грамотному священнику, способному снять чары. Кстати, ваши стремительно увеличивающиеся нарывы — почти типичный пример подобного отрицательного воздействия на ауру, растянутого во времени. Но сегодня, в половине четвертого утра, количество сей таинственной энергии, маны, если хочешь, скачкообразно возросло. Причем до величин, считавшихся ранее немыслимыми. Уверен, данный процесс как-то связан с катастрофой, изменившей окружающий ландшафт и свойства некоторых материалов. Но где уж тут следствие, а где причина и чем это нам грозит, предполагать не возьмусь.

— Бред! — фыркнул Андрей и тут же, ойкнув, принялся хлопать по мундиру Клюева, затлевшему под его пальцами. — Хотя, нет, пожалуй, воздержусь от оценок. Трудно не верить в то, что видишь собственными глазами. Ладно, согласен, магия есть, вы волшебник. Как и тот всадник на драконе, утащивший девчонку при помощи заклинания. А заодно разогнавший народ чарами, словно ОМОН водометом. Да и другие нападающие продемонстрировали способности, ничем иным не объясняемые. Но почему я периодически изображаю из себя не то зажигалку, не то огнемет?!

— Терпение, Андрей. На ходу это не объяснишь.

Бронштейн жил рядом с площадью, с противоположной стороны, так что идти пришлось недолго. Дом его был виден издалека. Старик достал из кармана ключ и вставил его в замочную скважину калитки, проделанной в воротах. В обе стороны от них тянулись каменные столбы, а между ними густо переплетались кованые железные прутья с острыми наконечниками. Ковальский знал, что такая ограда окружает весь участок, и сейчас счел ее весьма массивной и надежной. Такую и дракон лбом не вдруг вынесет. Да и просто перелететь побоится. А то совершит неудачную посадку во дворе и проколет себе крыло или хвост в двух-трех местах. В общем, жилище Льва Николаевича целиком и полностью подходило под определение «особняк». Занимал он его, правда, не один, а вместе с двумя сыновьями и их семьями. Но места хватало всем.

— Я ведь не только историк, — продолжал Бронштейн, — но и потомственный колдун. Ну, или до недавнего времени жалкая пародия на такового. Получил от отца полтора десятка заговоров, предназначенных для хозяйственного использования. Но головную боль предназначенный для этого навык ослаблял куда хуже аспирина. А древняя мудрость по выведению из дома тараканов никак не могла конкурировать с дихлофосом. Но они все же работали. И смогли заинтересовать меня именно потому, что я, имея тень былой силы, хотел большего. Поэтому пытался выяснить, как же с подобным желанием справлялись наши предки, еще имевшие какие-то крупицы магии. Знаешь, открыл очень много интересного. И неожиданного.

Вслед за египтологом Андрей вошел во двор и втащил Клюева. За лужайкой с газонной травой возвышался массивный дом, занимавший большую часть участка. У дверей, на высоком крыльце с козырьком, стояли две темные и явно старинные статуи каких-то животных, похожих на собак. Андрею показалось, что по нему скользнул их изучающий взгляд и тут же пропал.

— Почувствовал? — обрадовался Бронштейн, возясь с замком. — Значит, я не ошибся. У тебя действительно талант, а не кратковременное проявление скрытых способностей. Этим изваяниям очень много лет. Смог достать буквально чудом. В них живут одни из очень немногих духов, которые не исчезли от времени и недостатка магии. Просто впали в спящий режим, ныне сменившийся бодрствованием. И не бойся их. Храмовые собаки Фу не атакуют людей. Их цель — нематериальные злые сущности, без спроса пытающиеся проникнуть на охраняемую территорию.

— А Женек скоро в норму после ваших фокусов придет? — спросил Андрей, решив ничему уже не удивляться.

— Честно говоря, не знаю, — озабоченно потер лоб Бронштейн. — По идее, пробравшийся в гробницу вор должен оставаться парализованным до тех пор, пока не умрет от голода и жажды. Но уже во времена Александра Македонского чары успешно сбрасывали. А еще вчера я ими мог максимум заставить человека на миг оцепенеть. Если он был пойман чарами в движении, то терял равновесие и падал. В принципе, чары должны были вернуть себе прежнюю силу… Но я использовал вербальную формулу вместо графической, да и подпитывающий концентратор, понятное дело, не применял.

Войдя в дом, Андрей устроил свою ношу на тумбочке у порога. Бронштейн открыл стоявший в прихожей сейф с ну очень толстыми стенками и извлек оттуда пузатый пузырек.

— Мажь и себя, и его, — он кивнул на Клюева. — Если в ближайшее время сам не очнется, буду расколдовывать.

— А что это за мазь? — поинтересовался Ковальский.

— Пастообразный беозар. Я обычно использую его как средство от радикулита. Он должен помочь при магическом отравлении, причем очень быстро. Если, конечно, древние чародеи не наврали, и я не гоню сорок лет плацебо вместо панацеи.

Андрей смазал свои нарывы и принялся за Клюева, а старик между тем продолжал:

— Я начал интересоваться оккультными науками Египта, когда изучил сроки жизни археологов, нарушавших покой разнообразных мумий. Вернее, сопоставил их с пожеланиями расхитителям гробниц, выбитыми на саркофагах. Пресловутое проклятие фараонов в действии. Так вот, когда энергии для чар стало не хватать, волшебники принялись мастерить ее концентраторы и выкручиваться другими способами. Самые известные и эффективные из них — это знаменитые пирамиды. В них древние жрецы творили настоящие чудеса. Например, вызывали духов фараонов. Те выходили из пирамид, чтобы отогнать вражескую армию, либо просто давали ценные советы потомкам. Сейчас такие уже не делают, разучились. Мой сейф с лекарствами — бледное подобие сложнейших конструкций прошлого. — Бронштейн, помахивая тростью, прошелся по прихожей. — Да, теряющие силу чародеи всячески пытались извернуться и удержать крохи былого могущества. Дольмен, храм, ну или еще какое сооружение, способное хранить магию, с собой-то не потаскаешь. В ход шли жезлы, посохи, амулеты и прочие вещи, годные на роль батареек. Главное, чтобы эта вещь хоть какое-то время не отдавала внешней среде запрятанный в нее заряд. Те же самые знаменитые пентаграммы и рунические круги по сути не более чем аккумуляторы, куда сначала сливали принесенную с собой по капле силу, а потом творили волшебство. Но с течением времени ситуация ухудшалась. К пятнадцатому веку никакие меры не могли удержать чародеев от сползания до уровня жалких фокусников. Даже в местах силы их чары оказывались слишком слабыми, чтобы дать хоть какой-то сразу видимый эффект.