Дикое поле - Александр Прозоров

— Так каковы ваши планы, дорогой Артур? — Голос хозяина дома заставил англичанина вздрогнуть.

— Я? — Он испуганно схватился за виноградную гроздь, облизнул алые губы. — Я хочу продать здесь привезенные из Испании ткани, купить русских мастеровых и перепродать их на север Италии. Надеюсь, выручки и накоплений за прошлый год хватит, чтобы заменить мой старый неф на что-нибудь более крепкое.

— Понятно, — шумно втянул воздух мурза. По мере того, как он успокаивался, к нему возвращалась старческая одышка. — Понятно. Жаль только, мой дорогой, хороших невольников в Балаклаве нынче не купить. Не купить…

Он надолго задумался — потом, встрепенувшись, продолжил:

— Я думаю, разгрузив судно, вам следует отойти и встать на якорь. Тогда не придется платить за стоянку. А самому тем временем отправиться в Мангуп-город. Туда ногайцы после прошлогоднего набега на Дон много невольников отогнали. Там и цена ниже окажется, и выбор больше.

— Так ведь гнать придется, — развел руками англичанин. — Одному не уследить.

— Тут я помогу, — кивнул хозяин дома. — Я, может, и не бей, но несколько мурз в Кара-Совских степях мне в преданности поклялись.

— Я буду искренне благодарен вам, Кароки-мурза.

— Скажи мне, Магистр, — повернул мурза голову к русскому, — почему ты так уверен, что сможешь уничтожить Московию? У тебя есть армия, у тебя есть преданные друзья или тебе известен заговор возле царя?

— У меня есть знание, — бросил, словно выплюнул, гость.

— Ты великий колдун или алхимик?

— Нет, я просто умный, — оскалился воин. — Я знаю, как победить Москву. Знаю слабое место.

— Не ты первый, — со вздохом покачал головой Кароки-мурза. — Немногим больше десяти лет назад в Бахчисарае сидел князь Бельский Семен Федорович и говорил то же самое. Обещал довести до самой Москвы и посадить на трон, дань наложить на всех от мала до велика и казну царскую выгрести досуха. И что? Только до Оки и добрались.

— Князь Бельский — выродок, предатель и идиот, — отмахнулся русский. — Все, на что хватало его мозгов, так это набрать толпу побольше, да забежать с неожиданной стороны. А мужик русский — он как медведь: с какой стороны ни забегай, а когтистую лапу схлопочешь. Россию не нахрапом брать надо, ее сперва вымотать потребно, чтобы сама потом упала. Чтобы сама смерти захотела, и оставалось подойти только, да добить.

— Это каким образом? — Мурза окончательно успокоился и наконец-то отложил лук. Но не далеко, на расстояние руки.

— Вот Девлет-Гирея встречу, ему все и расскажу.

— Боишься, как бы Московия не пострадала?

— Отчего? — не понял русский.

— Как отчего? — усмехнулся хозяин дома. — Ты только что говорил, что гибели Московии хочешь. А секрет ее живучести бережешь. Почему? Уж не боишься ли, что, узнав тайну, кто-нибудь и вправду уничтожить ее сможет?

— Тайну… — Воин отмахнулся от невольницы, облизнул пересохшие губы. — Тайну? Хорошо, коли сами готовы все сделать — так черт с вами, делайте. Только до конца дело доведите…

— Фейха! — Мурза понял, что сейчас прозвучит нечто, совершенно излишнее для посторонних ушей. — Ступай отсюда. На кухню иди.

Русский проводил ее холодным отрешенным взглядом, видя перед собой не человека или красивое тело, а всего лишь возможного соглядатая.

— Тайна… Тайна погибели московской проста, как батон за тринадцать копеек. На Россию нужно ходить набегами. Два раза в год, лет десять подряд, без передышек и послаблений. Один раз — ранней весной, во время посевной, чтобы не дать посадить хлеб. Второй раз — осенью, во время уборочной, чтобы не дать собрать то, что посадить-таки удалось. И на следующий год точно так же, и на следующий. В первый год, может, голода и не начнется. Но на второй или третий — наверняка. К четвертому-пятому русские начнут пухнуть и дохнуть, станут сами выбегать навстречу татарским коням и проситься в рабство. К десятому году они просто вымрут. Мы приедем туда теплой весной, пустим коней пастись на заросших травой пустых городских улицах, выберем себе лучшие дворцы и просто останемся там жить.

Англичанин громко сглотнул и принялся жадно пожирать яблоки, словно голод уже наступил. Мурза задумчиво сунул в рот уголок письма и заелозил им между зубами. Покачал головой:

— Ранней весной, после стаивания снега, земля сырая, размокшая. Войску по степи не пройти, завязнет. Осенью, после летнего жара, трава пересыхает, горит, как порох, коням есть нечего.

— А кто говорил, что будет легко? — рыкнул русский. — Для того армия и придумана, чтобы делать то, что нужно, а не то, что проще. Командир прикажет — и зимой, через снежную степь должны пойти.

— Лошади перемрут…

— С собой припас возьмите. Готовиться к походу нужно, а не просто так вперед чесать! — Гость внезапно остыл и махнул рукой: — Чего я тут распинаюсь? С Девлет-Гиреем говорить нужно, вам-то что…

— Вымотают такие походы конницу… — Мурза, спохватившись, сунул письмо за пазуху. — Каждый год по два раза, да в самое плохое время.

— Так воевать-то им не придется! — хлопнул ладонью по столу русский. — Никаких великих сражений и кровавых побед! По землям, главное, рассыпаться, рубить тех, кто зазевался, разгонять по лесам, кто удрать успеет. Не дать мужикам к сохе встать. Пусть по схронам и лесам посевную пересиживают. А коли еще и добычу татары прихватят — так то и лучше.

— Ну, полон какой-никакой всегда попадется, — кивнул мурза. — Найдут чего пригнать. Но вот время… — Он мотнул головой. — Ладно, тут подумать нужно, так сразу и не решишь. Послезавтра сюда приходите. Как разгрузку закончите и неф на якорную стоянку уведете, тогда, милостью Аллаха, может, поймем, как с вами поступить следует.

— Благодарю вас, Кароки-мурза, — поднявшись, поклонился купец.

Русский просто выпрямился, прихватив с собой яблоко, и покровительственно кивнул:

— Значит, до послезавтра?

— Да, — устало кивнул хозяин дома в ответ на грубость гостя. — До послезавтра.

Когда странные визитеры ушли, мурза налил себе из кувшина холодного кофе, выпил небольшую чашечку, затем вышел на балкон:

— Фейха! Коврик постели…

К тому времени, когда он неспешно спустился вниз, толстый войлочный коврик уже лежал неподалеку от того места, куда дикий русский сбросил нерадивого привратника: между зарослями шиповника и ароматными розами, на дорожке, указывающей на Стамбул и находящуюся за ним Мекку. Андрея уже убрали, и мурзе мимолетно подумалось: интересно, остался ли тот жив после всего, с ним случившегося, или наконец добился для себя окончательного конца? Впрочем, сейчас у мурзы имелись дела поважнее, и воспоминание о покалеченном рабе быстро улетучились из его разума.