Совершенно несекретно - Сергей Филатов

В институте тогда существовало жесткое правило: тот, кто, на время перейдя из института на другую работу, возвращался затем обратно, должен был занять свою прежнюю должность — не выше. И это, вообще говоря, придавало чистоту и справедливость деловым отношениям, не позволяло никому и ни при каких условиях шагать через головы сослуживцев.

И вот произошло нарушение этого правила. Сотрудник, наш коллега, ушел от нас в туполевскую систему и оставался там полтора года. Затем вернулся снова к нам, но уже на оклад, значительно превышавший прежний, перепрыгнув сразу через две должностных ступеньки. А это конечно же задевало и обижало тех, кто с ним на равных должностях работал прежде, — среди них были подлинные ученые и инженеры, которым стало при этом очень неуютно. Естественно, начались шушуканья по углам, возникла напряженность. Надо было что-то делать, чтобы вернуть в нашу трудовую среду прежние деловой стиль и справедливость.

Я тогда только пришел в институт с «Серпа и Молота», пришел из той рабочей среды, где властвовала атмосфера открытости, где отношения строились без хитростей и обиняков. Там, даже если и захочешь что-то утаить от других, рабочие выведут тебя на чистую воду, вывернут душу наизнанку, да еще и потом будут тебя долго подначивать.

Мне, еще не отвыкшему наивно верить, что все больные вопросы нужно решать напрямую, посоветовали пойти в партком — тогда я уже был избран партгруппоргом. И я пошел в партийный комитет, сказал, что если мы не преодолеем подобную практику, то в коллективе утвердится несправедливость. В ответ секретарь парткома стал громко возмущаться инцидентом. Я ушел довольный, попытался успокоить и своих коллег. Но впоследствии для меня все двери оказались закрыты. Правда, через несколько месяцев всем «униженным и оскорбленным» оклады повысили, то есть вроде бы формально равновесие в коллективе было восстановлено, но и я, и многие другие уже успели пережить все это, переболеть и перегореть этим…

Пятнадцать лет я провел за «черновой» работой в командировках, занимаясь наладкой и проектированием, — без научной работы. Так продолжалось практически до момента, когда Госпожа Удача принесла мне успех в одной очень объемной и трудной работе. Но то, что в мою судьбу бесцеремонно вмешалась «великая и направляющая», заставило меня еще раз задуматься: есть ли у нее, у этой силы, основания посягать на права человека? Я думаю, едва ли не каждый, кто прожил жизнь или часть жизни в той системе, может припомнить похожий случай из своей жизни, похожую драматическую ситуацию. Для меня же это стало еще одним серьезным жизненным уроком.

В один из дней меня пригласил к себе академик Целиков:

— Я познакомился с вашей работой в журнале «Сталь», это же готовая кандидатская.

Отвечаю:

— Спасибо за оценку, она мне очень дорога. Но у меня в этой работе еще есть недорешенные вопросы с внедрением.

Он так лукаво смотрит на меня и продолжает:

— Ну, все эти вопросы вы можете в докторской диссертации домуссировать, а сейчас я даю вам на все про все три месяца, и после этого, будьте любезны, положите работу мне на стол.

Так практически была решена моя научная судьба. Правда, я представил ему первый вариант только через полгода, а окончательный — через год.

Работа заключалась в следующем. В 1976–1978 годах мы провели важные исследования в Липецке под руководством директора Новолипецкого металлургического комбината Серафима Васильевича Колпакова, впоследствии министра черной металлургии СССР. Исследование было связано с внедрением в производство наших отечественных машин непрерывного литья крупных слябов. На этих машинах очень недолговечными оказались роликовые проводки, в которых проходил и охлаждался непрерывнолитой сляб. Причину поломок очень долго не удавалось найти, а значит, машины подолгу простаивали. И Серафим Васильевич пошел на смелый эксперимент, названный тогда, между прочим, «экспериментом века». Директор фактически рискнул несколькими десятками плавок, по 300 тонн каждая, с тем чтобы исследовать все параметры литья — технологические, энергетические, силовые — и выявить слабые места и причины разрушений отдельных элементов машины.

Наша часть работы заключалась в непрерывной многочасовой фиксации на самописцах более 30 параметров разливки. Для этого работали три бригады круглосуточно — одна подменяла другую. Приборы, как избалованные дети, капризничали и требовали постоянного к себе внимания, переходящего во вмешательство в их работу. Скорость записи составляла миллиметр в секунду, и можете себе представить, сколько многокилометровых диаграмм нам пришлось обработать, чтобы получить и осмыслить результат.

В ходе эксперимента возникало немало и других проблем. Скажем, нам был выделен полугрузовой «рафик», который мы использовали, чтобы возить людей на каждую из трех смен и не прерывать процесса исследований. Но, как назло, шофер «рафика» оказался из тех, о ком говорят: «С утра дурной, а после обеда пьяный». Я отправил его «гулять» и сам возил людей, хотя у меня были только любительские права. Хорошо еще, что меня ГАИ ни разу не остановила, а то бы лишился я своих любительских прав, а наша бригада — нехитрого транспорта.

Но все это пустяки по сравнению с тем, чем оказался труд по обработке записей каждой плавки. Титанический труд. Все силы отнимающий труд. Порой у самых завзятых энтузиастов руки опускались, и казалось, что все наши четырехгодичные изнурительные усилия потрачены впустую.

В те дни одно интересное открытие сделала наша команда.

Дело в том, что в машине непрерывного литья жидкий металл подается в специальную форму (это может быть прямоугольник — для слябов, квадрат — для блюмов, треф — для круга), называемую кристаллизатором, который совершает возвратно-поступательное движение с малой амплитудой качания, чтобы застывающая корочка слитка не прилипала к стенкам. Далее слиток поступает в роликовую проводку, которая его ведет до полного затвердевания в сечении. И здесь существуют жесткие законы, с которыми необходимо считаться, если хочешь получить хороший слиток и избежать аварии.

Сечение слитка застывает за строго определенное время. Скажем, для крупного сляба это время составляет 25–30 минут, и тогда при длине роликовой проводки 25–30 метров скорость вытягивания слитка не может быть выше 1 метра в минуту. Если она будет выше, то при выходе из роликовой проводки — когда его начнет резать на заданные размеры специальная машина — из внутреннего сечения слитка выльется жидкий металл. Это крупная авария с тяжелыми последствиями. А при низкой скорости, напротив, слиток рано затвердеет и начнет ломать на своем пути роликовую проводку, если она имеет радиальную форму. На этом принципе были построены результаты нашей части исследований, описанные в журнале «Сталь».