Индотитания - Виктор Емский

Ежики, например, говорят, что дромидов произвел тот, кто приложил руку к созданию Вселенной. Сделано это было с той целью, чтобы дромиды следили за порядком. Исходя из этого, ежики считают дромидов машинами. Возможно, они и правы.

Но я не поддерживаю это мнение, хотя дромиды и мыслят параллельноперпендикулярными категориями. Почему? Потому, что у них есть чувство юмора. Согласитесь, это далеко не механическое свойство интеллекта.

Мысли читать дромиды не умеют (да и никто во Вселенной на это неспособен), зато могут создавать вокруг своей коробки различные поля: магнитное, электрическое, силовое и еще какие-то странные, вызывающие психические расстройства. Но только в крайних случаях. Дромиды носятся по Вселенной в своих небольших челноках. Теорией гиперперехода они овладели задолго до того, как титаны и инды смогли встать с карачек.

И вот в один прекрасный момент эти металлические коробочники поняли, что ничего они с Задожуя не получат. Тогда было решено использовать нас как обслуживающий персонал. Что и произошло. Как это получилось? Просто.

Например, приземляется дромидский челнок на одну из райских задожуйских полянок. Открывается дверь, и спускается трап. На борту челнока появляется экран, на котором начинают мелькать различные захватывающие дух картинки. Всякие водопады, пикирующие вниз орлы, рождение сверхновой звезды, ну и, конечно, голые самки гуманоидов. И тому подобное.

К экрану сразу подходят несколько олухов типа меня с языками, высунутыми от удивления. Дромид тут же врубает силовое поле. Все. Олухи в лузе!

Коробочник выбирает одного из задожуйцев. По каким признакам? Неизвестно. Этот несчастный затягивается полем в корабль. Тут же гаснет экран, трап поднимается, а дверь защелкивается. Свирепо ревет сирена, счастливые задожуйцы, зажав руками уши, разбегаются во все возможные стороны, а челнок благополучно взлетает. Натуральный статус-кво. Всем хорошо. Кроме того, кто остался в корабле.

Челнок управляется дромидом посредством каких-то сигналов, исходящих из его коробки. Наверное, эти сигналы имеют отношение к радиоволнам. А может, к чему другому. Не суть важно.

Корабли, я слышал, строят им в сорок седьмом углу Вселенной представители какой-то продвинутой инженерной цивилизации. В этих кораблях есть все необходимое для проживания гуманоидов. Но только для одного индивидуума. В том числе и запас провизии. Но зато сколько интересного! Тысячи терабайт познавательной информации, записанной на различных носителях. Есть даже книги.

Вся жизнь дромидов состоит из постоянных перемещений. Они занимаются неизвестно чем. Если сказать понятнее, суются во все дела Вселенной. Но я как обслуживающий персонал к этому отношения не имею.

Каждый пойманный задожуец обязан прослужить дромиду всего сто лет. Это совсем немного. Потом его возвращают на родину, а дромид отлавливает следующего олуха. Хотя задожуйцы тоже не дураки. Одно время они перестали реагировать на экраны с движущимися картинками. Я, например, попался совсем на другую уловку. Возле спущенного трапа крутилась интересная штука. Она просто заворожила меня. Уже потом, спустя много лет, я узнал, что эта штука называется юлой.

Теперь-то я понимаю, что это такое, и потому дал себе слово в следующий раз не подходить к челноку ближе ста метров. Но мне кажется, что дромиды все равно придумают массу новых способов для того, чтобы захомутать несчастных и доверчивых задожуйцев.

Когда дромиды каким-то одним им известным способом отключили во всей метагалактике тоннели гиперпереходов, мы двигались по подобному пути. Обслуживаемый мною дромид сам не знал о готовящейся пакости.

Хоть тоннель и позволяет перемещаться в пространстве очень быстро, но происходит это далеко не мгновенно. Мы направлялись из скопления Плеяд в неправильную галактику, называемую Малым Магеллановым Облаком. Путь должен был занять всего десять дней. Пока находишься в тоннеле, ни с кем связи нет. Даже с дромидами. Мы целых четыре дня двигались в полной пустоте. Коробочник меня не беспокоил, и я спокойно занимался поглощением информации о расах Вселенной, ибо больше заняться было нечем. Кстати, моего персонального дромида зовут Чичмурдаком Пятым. Как он мне объяснил, первое имя — серия, второе — порядковый номер.

Разрыв тоннеля стал гибельным для моего дромида. Видимо, решение было принято в спешном порядке, и даже для коробочников, находившихся в этот момент в пути, оно явилось полной неожиданностью.

На огромной скорости мы ворвались в обычное пространство и тут же врезались в астероид. Каким бы крепким ни был челнок, его обшивка не выдержала, и он стал разваливаться. Дромид предложил мне надеть скафандр, что я и сделал.

Чичмурдак направил гибнущий челнок к ближайшей планете. И мне очень повезло, что ею оказалась именно Земля. Ибо на ней есть атмосфера и условия, подходящие для любого гуманоида. Свались мы на какую-нибудь Венеру, и жить мне осталось бы недолго. Скафандр может поддерживать существование не более десяти дней. Если бы мы попали именно на эту планету, то мой дух бесконечно носился бы над горячими просторами дикой Венеры в гордом одиночестве.

При вхождении в плотные слои атмосферы Земли челнок развалился окончательно. Дромид улетел вниз со скоростью метеора, а мой скафандр автоматически включил двигатель, и благодаря этому обстоятельству посадка получилась мягкой и эффектной.

Чернокожие аборигены, ставшие свидетелями моего приземления, тут же меня обожествили. Впоследствии я узнал, что племя носило имя дагонов. Они увидели в ночном небе вспышку (это был как раз момент впечатывания челнока дромида в астероид). Вспышка случилась на линии Земля — Сириус. Поэтому дагоны и решили, что я прибыл к ним именно с Сириуса.

В качестве почетного бога племени я пробыл совсем недолго. Максимум пять дней. Это было райское время. Хорошо быть богом! Вот только не давали покоя две мысли, а точнее, вопроса: «Что случилось с дромидом?» и «Где он упал?»

У него была возможность связаться с другими дромидами с помощью особого передатчика, мощность которого позволяет выйти за пределы Солнечной системы (но не более того). Связь на дальние расстояния обеспечивал челнок, который развалился. Если только кто-нибудь будет пролетать мимо и услышит позывные дромида. Тогда нас спасут.

На шестой день моего блаженства случилось нечто. Соседнее племя напало на дагонов. Те настолько быстро сбежали, что даже забыли про меня, мирно отдыхавшего в глиняной хижине после сытного обеда.

Племя захватчиков очень обрадовалось мне. Вождь дал какую-то команду, и со мной поступили согласно обычаю. То есть сначала тюкнули дубиной по темени, а потом съели. Из головы и потрошков сварили супчик, туловище пожарили, а руки и ноги засолили. Так сказать, про запас.

Мой дух, покинув съеденное тело, вырвался на волю, и я стал Духом. А до этого меня звали Коматоз. В переводе с задожуйской поэтической речи это имя означает «Порхающий в райских кущах». Сейчас же, с учетом лингвистических особенностей языка, посредством которого я выражаю свои мысли, мое имя звучит так: «Застрявший в алкогольном оргазме».

У нас, на Задожуе, духи — бестелесные субстанции, никак и ни на что не влияющие. Здесь же все оказалось не так. Не знаю почему. Видимо, это особенность планеты. Причем крайне интересная особенность. Заключается она в том, что вселиться можно далеко не во всех ее обитателей.

То есть я могу влезть в тело любого животного. Я думаю, что даже в насекомое. Правда, ни разу не пробовал и не испытываю желания. Как представлю, что надо влезть в комара, так оторопь берет. А вдруг мой дух не поместится в таком мизерном объеме? Зато во всяких крокодилов, львов и лошадей — всегда пожалуйста. Даже в рыб пробовал.

Незабываемые ощущения. Как красив подводный мир! Пока не сожрут, естественно.

А вот в растения вселяться не получается, потому что нечем управлять. И в гуманоидов тоже влезть нельзя. Странно и непонятно, но это так.

Когда мое тело убили, дух устремился ввысь, и я оказался не в свободном пространстве, а в теле вонючего грифа, сидевшего на невысоком утесе как раз над площадкой, где аборигены разделывали кремневыми ножами мое несчастное тело. Как это получилось, я не понимаю до сих пор. Видимо, дух выстрелил из тела резко и сильно, а гриф просто попался на пути.

Как бы там ни было, но я взглянул на мир новыми глазами. Каким-то образом мой дух придавил птичье естество и лишил грифа возможности управлять телом. Единственные чувства, которые остались от прежнего хозяина, — это голод и вожделение, испытываемое к мясу, которого внизу было навалом.

Я попытался выйти из вновь приобретенного тела, и у меня это с легкостью получилось. Гриф от неожиданности свалился с утеса и брякнулся на землю в тридцати шагах от занятых делом каннибалов. Несколько особей вскочили и побежали к нему с явно плотоядными намерениями. Но гриф вовремя очухался, совершил короткий разгон и, взлетев в воздух, принялся нарезать круги над стойбищем. Он хрипло и гневно клекотал, проклиная аборигенов и скорее всего меня.