Не говори ты Арктике – прощай - Владимир Санин

ЛИ-2 уже заходил на посадку, когда на мои предстоящие полеты с «прыгающими» стали заключать пари: Бирюков и Красноперов бились об заклад, что я слетаю максимум на две точки, а Пигузов, хотя и не без колебаний, стоял на том, что меня хватит на целых три. Красноперов, сам бывший «прыгун», искоса на меня поглядывая, рассказал две-три кошмарные истории, но я был холоден и невозмутим, В эту минуту я дал себе страшную клятву, что посрамлю скептиков и слетаю как минимум на четыре точки.

Интересно, кто это впервые сказал: «Поживем — увидим»?

«ВНЕШНОСТЬ, ОДЕЖДА, ПОЛЯРНАЯ ЭТИКА»

Это — строка из записной книжки. А дальше — навеянные ею размышления.

Может, и есть на свете физиономисты, которых первое впечатление не обманывает, но я к ним не принадлежу. Проницательность — не самое сильное мое качество, на этом пресловутом первом впечатлении я ожигался столько раз, что давным-давно в него не верю. В юности меня вообще надували, как молочного теленка, да и в более потрепанной возрастной категории я, случалось, с первого взгляда очаровывался людьми, которые уже на третий или пятый взгляд оказывались весьма сомнительными личностями; случалось и совсем наоборот — люди, с которыми не очень хотелось знакомиться, превращались в нежных и интимных друзей.

Первое впечатление — это одежда и внешность, то есть как раз те самые вещи, которые не столько раскрывают человека, сколько его маскируют. Можете со мной до хрипоты спорить, но изысканно, со вкусом одетый щеголь сразу же вызывает у меня подозрение в том, что он вырядился в спецодежду для охоты за дамским полом (хотя вполне может оказаться, что он славный малый); а другой, который в помятых брюках и с небритой, извините, мордой, тоже не обязательно выпивоха — просто, может, человек переработал и временно плюнул на свою внешность (как сказал бы Зощенко).

Другое дело — женщины, тут с нашим братом случается такая напасть, как любовь с первого взгляда. Но это уже из области не разума, а чувств, и пусть об этом поют соловьями поэты.

По мере того как голова очищалась от шевелюры, а мозги наполнялись опытом, я стал главное значение придавать глазам. «Нет, у него не лживый взгляд, его глаза не лгут. Они правдиво говорят, что их владелец плут», — писал Роберт Берне. В самом деле, если вглядеться, в глазах можно увидеть многое. Для меня, например, безусловно, что если у взрослого человека детский доверчивый взгляд — значит, с ним смело можно иметь дело; если его глаза бегают — значит, на уме посторонние и не всегда чистые мысли; пристально-тяжелый, проверяющий взгляд мне был извечно неприятен — вспоминаются кадровики, которые гоняли меня как собаку; очень хороши чистые, будто вымытые, без задней мысли глаза — они чаще всего встречаются у девушек и женщин, особенно с нелегкой судьбой; люблю глаза с искрами юмора — чую родственную душу, возможный и приятный контакт; уважаю суровый, пусть испытующий, но открытый взгляд бывалого человека, который сам хочет понять, стоит ли с тобой связываться; не испытываю никакого доверия к человеку, который делает слишком честные глаза, демонстрируя вовсе не свойственную ему искренность; и уж совсем не воспринимаю человека с закрытыми глазами. Нет, они у него открыты, и даже широко, но в то же время закрыты. Случалось ли вам видеть такого? Одного я видел. Он умен, даже очень, бывает приветлив, с виду благожелателен, но посмотришь в его глаза — и ни одному слову не веришь: закрытые. Будто на них какая-то пленка, которую так и хочется протереть, как вспотевшее зеркало.

Возвращаюсь к строчке из записной книжки.

На повседневной одежде полярников дрейфующих станций и Антарктиды сказываются два обстоятельства: во-первых, труднейшие условия жизни и работы; во-вторых, отсутствие женского общества. Пожалуй, решает второе: когда полярник твердо знает, что сегодня-завтра и в течение года он женщин увидит только в кинофильмах и на вырезанных из журналов картинках, уход за своей внешностью кажется ему бесполезнейшим и нелепым занятием. Конечно, бывают исключения: Владислав Гербович, например, всегда был чисто выбрит, выутюжен и подтянут, как и положено бывшему флотскому офицеру; аккуратистами слыли и некоторые другие; но основная масса одичавших от отсутствия женщин зимовщиков тратила на туалет и приведение в порядок одежды меньше времени, чем требуется, чтобы выкурить сигарету. Баня — другое дело, ее полярники любят самозабвенно, особенно парную с березовым веником, а все остальное — суета сует: чем лелеять шевелюру — стриги наголо, чем бриться — пусть борода растет вкривь и вкось. И тому подобное. Это — пока не приблизился конец зимовки, когда все начинают лихорадочно чистить перышки: шутка ли, скоро живых женщин увидим!

Еще из записной книжки: «Глаза полярников».

Скажу сразу: имею в виду не случайных сезонников и не тех, кто навсегда порывает с Арктикой или Антарктидой после первой же зимовки, а полярников-профессионалов, не мыслящих для себя иной жизни. Но эта жизнь, суровая и полная неожиданностей, предъявляет к человеку два непременных требования: в поте лица своего зарабатывать хлеб свой (что неоригинально), и быть способным на самопожертвование. В Полярном Законе это сформулировано просто и чеканно: «Первым делай самую тяжелую работу, последним бери кусок на столе; спасай товарища, если даже при этом можешь погибнуть: помни, что жизнь товарища всегда дороже твоей».

Такие жесткие требования и создали путем естественного отбора полярную элиту: она имеется в каждой профессии, не стоит бояться этого слова. Для себя я включал в элиту не только всеми признанных начальников, но и рядовых механиков, поваров, врачей, аэрологов — не стану продолжать перечень. Это совсем разные люди: могучие и самые заурядные по физическим кондициям, хладнокровные, как Смок Беллью, и вспыльчивые, как Малыш (не могу обойтись без Джека Лондона), ярко остроумные и замкнуто-молчаливые, властные и спокойно уживающиеся на вторых ролях…

Так вот, у этих людей в глазах есть нечто общее. Сижу сейчас за столом, перебираю фотографии, отснятые на зимовках, всматриваюсь, вспоминаю; пытаюсь сформулировать это общее поточнее, хотя одним-двумя словами не обойдусь.

Пожалуй, так: это глаза людей, безусловно, смелых и сильных духом, открытых и не умеющих лукавить. И еще: глаза людей, видевших такое, чего не довелось видеть другим, — столбик термометра, зашкаленный на немыслимо низкой отметке, смертельную опасность и бесконечность полярных просторов. Нет, все равно мало: общее в этих глазах и то, что в них нет обмана. Совсем коротко: людям с такими глазами хочется верить.