Ковентри возрождается - Таунсенд Сьюзан Сью

Указатель сообщает мне, что я нахожусь в лондонском районе под названием Кэмден, я о нем никогда не слыхала. Я оглядываюсь и на противоположной стороне улицы вижу сказочный замок с башнями, шпилями и причудливыми арочными окнами. Вестминстерское аббатство? Значит, за ближайшим углом Темза? И тут я замечаю на прекрасном здании знакомую вывеску: «Вокзал Сент-Панкрас». Какая же я дуреха! Неподалеку вроде бы Букингемский дворец? А где же площадь Пиккадилли? Я думаю о детях. Каково им будет, когда они узнают, что мать у них – убийца? Мне нужна куртка, сигарета, чашка чая, зонт, кусок мыла и стул. Я иду дальше. Здания кружатся над моей головой. Мне их не обойти; их слишком много, они слишком высоки. Они построены из грязно-желтого кирпича, а я привыкла к красному. Неприветливые здания, чересчур важные: главные управления и официальные резиденции, а дальше магазины с невозможными, немыслимыми ценами.

Лондон меня пугает, я хочу домой. Ноги мои окоченели, я не знаю, куда идти, на какую улицу свернуть. Я хочу перемотать обратно видеокассету моей жизни и проснуться вчера утром. Плакать я не могу, сердце в груди заледенело. О том, чтобы сдаться полиции, и речи быть не может. Я совершила очень дурной поступок, и я буду наказана; но я сама себя накажу. Незачем закону вмешиваться в то, что стало теперь моим частным делом.

4. Волнение в переулке Барсучья Роща

Грета стояла у плиты, помешивая консервированный рисовый пудинг, как вдруг дверь с грохотом распахнулась и из темноты в резком свете флуоресцентных ламп появилась Морин.

– Ковентри убила Джеральда Фокса!

– Ковентри?

– Да!

– Убила?

– Да!

– Джеральда Фокса?

– Да!

– Ковентри убила Джеральда Фокса?

– Да!

Взрыв восторга заполнил кухню. Обе женщины, ошарашенные, дрожащие, но одновременно возбужденные и счастливые, принялись болтать. Жизнь Ковентри была заново исследована на предмет более ранних проявлений агрессивности. Грета припомнила случай, когда Ковентри резко разговаривала с ней.

Грета заметила тогда, что Дерек не заслуживает такой женщины, как Ковентри, – она, по мнению Греты, моложе, красивее, приятнее Дерека и гораздо интереснее и умнее его.

Ковентри ответила с большим раздражением, что Дерек женился на ней, когда она была невежественной девчонкой, которая то и дело теряла работу, жила у родителей и вынуждена была во всем их слушаться. Дереку между тем было двадцать шесть лет, он имел хорошее положение, перспективную работу и уже стоял в очереди на квартиру в муниципальном доме.

На что Грета сказала: «Подумаешь, делов-то!» Ковентри выбежала из Гретиного дома и с силой хлопнула дверью. Не очень убедительно, драматичности не хватает, но две минуты на эту историю потратить можно. Обе женщины почувствовали собственную значимость и важную роль в этих волнующих событиях; в конце концов, они были лучшими подругами Ковентри.

Они перешли в комнату и стали смотреть, как к дому Фоксов подъезжают служебные машины. Грета подсчитала: три «скорые помощи»; пять полицейских машин; один белый полицейский фургон; пожарная машина (неужели Ковентри еще и поджог учинила?); три обычные машины, а в них шесть мужчин в обычной одежде, и, наконец, хлипкий «ситроенчик», в котором сидела броско одетая сотрудница городской социальной службы. На улице не видели ничего подобного с тех пор, как одна свадьба приняла скверный оборот и приостановила движение транспорта, пока мужчины со стороны жениха и со стороны невесты, выясняя отношения, дубасили друг друга. Грета и Морин вышли из дома и присоединились к куче соседей, толпившихся за веревочным ограждением, натянутым полицейскими. Время от времени все головы поворачивались к дому Дейкинов, где вот-вот должен был появиться вернувшийся с работы муж убийцы.

5. Я встречаю м-ра Периуинкля

Два часа ночи. Я сижу у ворот лондонской клиники болезней ног на площади, которая называется Фицрой-сквер. Больше я не могу сделать ни шагу, но дождь перестал, и одежда на мне подсохла. Я рада и такой малости. К полному своему восторгу, у входа в клинику я обнаружила три крепкие резинки. Одной я связала влажные волосы в «конский хвост», а двумя другими стянула складки лишней ткани, болтающейся вокруг щиколоток. Брюки-клеш были невероятной ширины. Я один-единственный раз надела их как-то на выход, как вдруг поднялся сильный ветер и вздул избыточную ткань. От колен до пят я стала похожа на галеон под полными парусами. Дерек обрадовался, когда эти брюки были понижены в ранге и стали рабочей одеждой для чистки дымохода. Он терпеть не может сверхмодных вещей. Они выбивают его из колеи.

Прежде чем заснуть, я протерла руки и лицо мокрыми листьями, собранными на площади. Мне отчаянно хотелось счистить сажу. Мимо прошли две медсестры, закутанные в теплые плащи. Они с любопытством поглядели, как я скребу шуршащими листьями по лицу. Когда они были совсем рядом, одна заметила:

– Я тоже очень люблю запах осенней листвы, но чтобы засовывать ее себе в нос – это уж слишком.

– Кстати, – отозвалась вторая, – в следующем месяце я начну слушать курс по психиатрии.

Мокрые листья не оказали на сажу никакого воздействия. Когда я посмотрела в лужу под фонарем, оттуда на меня уставилась темная как ночь физиономия. Мне сразу вспомнились «Черные и белые менестрели», их отвратительные гримасы, подмигиванье, петушиная походочка, их тросточки и цилиндры. Они пользовались у Дерека неизменной любовью. Когда Би-би-си сняла эту передачу, он послал письмо на телевидение. Помню одну фразу оттуда: «Развлечение для приличной семьи». И подписался: Дерек А. Дейкин.

Голова моя клонится на грудь; я уже сплю? Не знаю, трудно сказать, мой мозг устал. Глаза закрываются… Сияет солнце. Тепло. Пожилой человек с бачками и добрыми глазами протягивает руки и поднимает меня с земли. «Ну же, голубушка, – говорит он, – вставайте. Меня зовут мистер Периуинкль, завтрак готов». Он идет через площадь и делает мне знак следовать за ним. Мы останавливаемся у высокого дома. «Я живу здесь с больной дочерью, ее зовут Эмили», – объясняет старик. Входную дверь открывает толстый слуга в костюме повара из сказки, с печальным лицом Леса Досона[11]. Лес ухмыляется, когда я протискиваюсь мимо него в узкую прихожую. М-р Периуинкль проводит меня в комнату в задней части дома. Все залито солнцем, в его свете блекнут цвета обстановки и убранства. М-р Периуинкль говорит:

– Эмили, у нас к завтраку гостья.

Я не заметила ни кресла-каталки в углу, ни той, кто в нем сидит. Эмили катит кресло ко мне. Бледное личико, обрамленное кружевным чепцом и каштановыми локонами. Она чуть картаво произносит:

– Я видела, как вы вчега спали под двегью. Стгашно замегзли, да?

Я отвечаю:

– Честное слово, жутко замерзла, мисс Пери-уинкль.

– Я папе сгазу сказала, как только меня одели, пгавда, папа? Я сказала: «Наш хгистианский долг помочь этой несчастной. Оденься поскогее и пги-гласи ее газделить с нами завтгак». Пгавда, папа?

М-р Периуинкль целует кончики бледных пальцев дочери.

– Моей девочке недолго осталось жить, – вполголоса сообщает он. – Но все равно, она настоящий ангелок, да?

Лес Досон подает к завтраку самые разнообразные блюда, какие только мне известны.

Я жадно набрасываюсь на овсяную кашу и вареные яйца, жареный хлеб и почки, на рис с луком и рыбой, на ветчину и сосиски. Я съедаю шесть кусков поджаренного хлеба и выпиваю пять чашек обжигающего кофе. Эмили грызет печеньице с аррорутом[12], запивая его теплым молоком из чашечки величиной с наперсток. М-р Периуинкль сидит во главе стола и, весело поблескивая глазами, наблюдает, как я ем. Потом он встает, ворошит угли в камине и приглашает меня посидеть у огонька и рассказать свою историю. Усевшись напротив него, я говорю: