Король-Беда и Красная Ведьма - Наталия Ипатова

Рэндалл быстро соскучился. «Назначьте мать, и покончим с этим», — хотелось сказать ему, но было совершенно очевидно, что он не имеет в собственном Совете права голоса. При Рутгере красный гигант раскрыл бы рот лишь тогда, когда бы ему это позволили. С его собственным присутствием никто здесь не считался. Ах, почему ему не шестнадцать!

— Поскольку вступивший на престол государь не достиг еще возраста, позволяющего принять на плечи всю тяжесть власти, необходимо утвердить за присутствующими статус Регентского Совета, дабы вести юного короля по запутанным тропам трудных решений и нести перед ним и страной коллегиальную ответственность.

Высокопарный стиль плохо въезжал в мозги, и Рэндалл тут же пообещал себе выражаться так, чтобы быть понятным даже детям.

— Вы уверены, кардинал, что этот орган должен быть коллегиальным? — спросила Ханна.

— Безусловно, ибо лишь в споре равных может родиться истина.

— Всем известно, что коллективная ответственность не предусматривает ответственности вообще. Мой покойный супруг придерживался в правлении страной стратегии единоначалия. Если вы печетесь о короле хотя бы вполовину так, как говорите, вы признаете, что ребенку лучше находиться под опекой матери, ибо кто лучше матери знает, что принесет ему наивысшее благо. Прецеденты в истории есть. Бланка Кастильская…

— Прецедент не есть предписание, — возразил Кассель. — Его Величество находится в том возрасте, когда благородного отрока отсылают для рыцарского воспитания к родственнику или другу, верному слуге престола, и сей процесс подразумевает, что участие матери в его судьбе заканчивается. Имея на руках то… что мы имеем, нам следует со всем вниманием отнестись к воспитанию государя в традициях святой церкви.

Наконец это было сказано и прозвучало весомо. Ханна заметно побледнела.

— Что вы хотите этим сказать, кардинал?

— Только то, что я приложу все свои скромные силы к делу воспитания государя. Поймите меня правильно, милорды. Я стремлюсь к миру и процветанию. Мадам, я испытываю глубочайшее уважение к вашему статусу и к чувствам, которые питал к вам покойный государь. Однако судьбы страны важнее наших личных отношений, и, почитая вас лучшим украшением страны, я тем не менее полагаю, что было бы в высшей степени разумным возложить бремя власти на плечи тех, кто способен нести его, не требуя для себя скидок на женскую… эмоциональность. Я хочу сказать, нам не следует надолго оставлять государство обезглавленным. Если сегодня мы примем решение, то уже завтра Регентский Совет сможет приступить к рассмотрению вопросов, вынесенных на его компетенцию. Это не тот орган, который может себе позволить своим бездействием парализовать деятельность страны.

Это был куш, брошенный горожанам, каждый из которых имел при себе пухлую папку с бумагами, требующими рассмотрения высшей властью. Их не интересовало — кто. Важен был результат.

— Иными словами, вы хотели бы отнять у меня сына. Заставить Рэндалла плясать под вашу дудку?

— Он будет царствовать, мадам.

— Мне почему-то хотелось бы, чтобы он правил.

— Мадам, говоря «он», вы подразумеваете себя? — вступил в разговор «тихий» канцлер. — Вы ссылаетесь на единоначалие как на принцип Рутгера, но позвольте напомнить, что ваша роль при покойном короле была чисто номинальной. Мы ведем речь не столько о наших интересах, сколько о наших возможностях. У вас нет ни авторитета, ни реальной силы. Становясь регентшей, вы не приобретаете автоматически ни того, ни другого. За вами ничто не стоит. Вы политически равны нулю.

— Я вам это припомню, — медленно сказала Ханна.

— Не сомневаюсь, — поклонился ей Морр.

Теперь Рэндалл смотрел на все это настолько отстранение, что даже ему самому стало забавно. Было очевидно, что самого его никто не спросит. Ему не шестнадцать, но ведь, в самом деле, и не четыре! Не то чтобы он не понимал, что сейчас они определяют судьбу государства и трона на десятилетие вперед, но ему хотелось, чтобы его по крайней мере спросили.

Кассель выполнил обязательный поклон в сторону короля, согнулся в пояснице и сел. Массивный, изукрашенный каменьями крест, знак его сана, качнулся и ударил его грудь исторгнув ответный металлический звук. Собираясь на Королевский Совет, первый прелат страны принимал предосторожности. Стало быть, считал, что возможны какие-то события. Рэндалл мгновенно пожалел, что занимаемая должность приковывает его к месту. Подойти бы сейчас к окну, взобраться коленями на высокий деревянный стул, дохнуть, растереть в заиндевевшем стекле глазок хотя бы с пятачок и посмотреть, что там происходит. Видя агрессивную напористость кардинала, он бы предположил, что стража в алых плащах сейчас стягивается на площадь Совета, смешиваясь с горожанами и ожидая команды от своего начальника, в свою очередь следящего за появлением на ступенях патрона или хотя бы знака от него.

— Итак, — сказал кардинал, — я полагаю, предварительно мы все высказались. И. хотя расклад, по-моему, очевиден, я предлагаю каждому высказаться кратко и определенно. Ваше Величество, королева-мать…

— Я настаиваю на регентстве, — упрямо произнесла Ханна, глядя в стол перед собой и перламутровым ногтем чертя на столешнице замысловатые фигуры.

— Благодарю вас. Мое собственное мнение я только что высказал и обосновал, надеюсь, убедительно для всех. Граф Брогау, прошу вас…

Присутствующие обратили взоры к вельможе с лицом цезаря.

— Я, — промолвил тот, — всей доступной мне силой поддерживаю кандидатуру королевы-матери. Миледи, — он выразительно склонил посеребренную голову в номинальном поклоне, — располагайте мной.

— — Благодарю вас. Когда бы все рыцари были столь верны… — Далее, — рявкнул кардинал, которого удар грома посередь ясного неба не поразил бы больше.

— Кардинал… — нерешительно произнес Кривек, явно не ожидавший, что ему придется противиться грозному графу Брогау.

— Кардинал, — вторил ему Крабек уже чуть более окрепшим голосом. В конце концов, Морр уже высказал свое мнение и, считая их троих, Его Преосвященство и начальника Тайной Канцелярии, получалось явное превосходство пятерых над двоими, каким бы грозным ни было имя графа Хендрикье. Если, разумеется, все здесь происходящее не выйдет из-под контроля законности.

— Королева, — брякнул вдруг Ревек.

Это был второй удар грома, грянувший в ту же точку, и оказался даже еще более неожиданным, чем заявление Гая Брогау. В конце концов, вполне можно было ожидать, что тот возьмется играть крупно, соответственно ставя и рискуя многое потерять. Но чтобы Ревек попер против родни, а главное — против большинства! Крабек и Кривек развернулись к нему с обеих сторон, требуя объяснений, но тот уставился в стол, как до того — королева. Ханна, напротив, резко выпрямилась.