Атака мертвецов - Андрей Расторгуев

Однажды, следуя кратчайшим путем за ранеными, выехали на шоссе и увидели солдат, залегших в придорожной канаве. В редкой цепи, на большой дистанции друг от друга они припали к винтовкам и замерли, внимательно вглядываясь в дальний лес. Санитары ехали по шоссе, посматривая на спины в мокрых от пота гимнастерках, пока у полуразрушенного фольварка их не остановил подбежавший офицер.

– Куда прете, так вас и эдак! – с недовольным видом преградил он дорогу Соллогубу, схватив его коня под уздцы.

– У нас вызов, – возмутился Александр. – Раненых надо забрать…

– Поворачивайте к дьяволу! Здесь передовая линия.

Передовая? Соллогуб в недоумении обвел взглядом жидкую цепь залегших солдат. Не так представлял он себе боевую линию. Чуть не рассмеялся – не то из-за умопомрачительной разницы между тем, что представлял увидеть и что увидел, не то спохватившись, что с немецкой стороны до сих пор не прогремело ни единого выстрела, несмотря на внушительную колонну в десять двуколок.

В другой раз отряду приказали усилить один из полковых перевязочных пунктов. Туда Буторов откомандировал пару студентов-медиков с условием, что через сутки их сменят. Ночью в той стороне слышалась ружейная и пулеметная стрельба. Утром после смены командированные вернулись. Усталые, но переполненные впечатлениями. Рассказали, что за ночь фольварк захватили немцы, потом снова наши. Санитары же с ранеными отсиживались в каком-то кирпичном подвале. Благо артиллерия их не обстреливала.

Первый боевой опыт. Что может сравниться с ним? Сколько новых, неведомых доселе эмоций и тем для разговоров…

Уже не раз и не два в отдалении слышалась перестрелка. Она то усиливалась, превращаясь в сплошной трескучий гул, то сотрясала воздух громовой канонадой, то затухала, распадаясь на отдельные сухие выстрелы. В штабе дивизии не скрывали, что идут бои, но почему-то не спешили задействовать отряд Буторова. Постоянно готовые к выезду, санитары и врачи уже устали ждать, когда командование хоть куда-нибудь их направит. Только вызова все не было.

Соллогуб долго тогда чертыхался, а после вдруг предложил:

– Поехали сами.

– Куда? – Николай предпринял слабую попытку возразить, прекрасно понимая, что вызова они могут и не дождаться.

– Где стреляют, там в любом случае будут раненые.

Буторов и сам давно пришел к выводу, что нужно не только по приглашениям работать, но и собственную инициативу проявлять. Стрельба не утихала. Не дождавшись вызова, на свой страх и риск Николай повел отряд в том направлении, где слышались выстрелы. Шли, как обычно, верхами с двуколками. При выезде из одного перелеска неожиданно попали под пулеметный огонь. Пришлось быстро свернуть в укрытие. Спрятались за остатками разбитого фольварка.

Соллогуб вызвался пойти вперед с несколькими санитарами. Пока их ждали, начало темнеть. Стрельба затихала, но ушедшие все не возвращались. Обеспокоенный Буторов приказал трогать. Когда проехали с версту, вдруг услышали в сумерках сердитый голос:

– Стойте! Там стреляют!

Из пришоссейной канавы, с ног до головы перепачканный грязью, вылез Александр Соллогуб. Увидев его, Николай не смог удержаться от хохота. У друга даже лица не было видно. А когда тот, видя, что над ним потешаются, насупился и в обиде надул губы, весь отряд покатился со смеху.

Все бы хорошо, но пока веселились, окончательно стемнело. Кругом ни звука. В кромешной тьме без помощи знающего человека найти себе применение весьма и весьма проблематично. Хорошо, что случайно наткнулись на полкового врача. Он-то и подкинул работенку, которой, как выяснилось, было предостаточно, и помощь отряда оказалась как нельзя кстати…

Когда последний раз взяли раненых и двинули в тыл, дорогу подсвечивала круглобокая луна, висевшая высоко в безоблачном небе. Казалось, что все замерло. Только двуколки движутся, держа большие интервалы из-за близости передовой. И санитары топают следом. Лишь негромкий скрип колес и шоссейного песка нарушает ночную тишь. По чистому небу рассыпаны звезды. Лунный свет отбрасывает своеобразно-резкие тени, странно выделяя пейзаж вокруг, и без того чужой, нерусский. Из-за этого даже хорошо известные места узнаются с трудом.

Сдав раненых, Буторов увел своих людей на базу, куда они попали только с рассветом. Усталые, но как никогда довольные собой, санитары и врачи впервые после выезда на войну заснули с глубоким чувством исполненного долга.

По-прежнему всех удивляли чересчур жидкая передовая линия, малочисленность артиллерии и отсутствие каких-либо резервов в ближайшем тылу. И это при такой густоте окружавшего немецкого населения и глубине нашего продвижения по неприятельской территории! Как увязать и то и другое, никто не знал. Оставалось лишь недоуменно разводить руками.

Штаб дивизии настойчиво продолжал мучить Буторова с его людьми бездельем. Николай уже подумывал, как бы поставить вопрос о прикомандировании к другой дивизии, когда рано утром к нему в дом, занятый под штаб-квартиру, влетел взволнованный старший санитар, запричитав:

– Николай Владимирович, вставайте! Ночью штаб дивизии снялся и ушел!

– Ты что такое говоришь? – не поверил спросонья Николай. – Что ж мы, по-твоему, совсем одни остались?

– Да нет. Еще телефонисты вот есть. Они говорят, впереди никого, полки ушли.

– Ничего не путаешь? – Чувствуя нарастающую тревогу, Николай стал быстро собираться. – Не может быть, чтобы штаб дивизии так, за здорово живешь, взял да и бросил нас.

Но телефонисты подтвердили, что дивизия и в самом деле отошла. Никаким другим подразделением ее не заменяли.

– А вы почему тогда здесь? – недоумевал Николай.

– Ждем приказа об отходе, – услышал вполне лаконичный ответ.

Творилось что-то неладное. Правда, еще раньше на это, как предпосылки, указывали слегка изменившееся поведение местных бюргеров и некие таинственные огни, слишком похожие на сигнальные, которые вот уже несколько дней нет-нет да зажгутся в ночи по разные стороны фронта. Словно дети с кострами балуют.

При помощи телефонистов, раз уж они здесь, Буторов с трудом связался с Инстербургом. Узнал, что штаб командующего армией все еще там. Спросил, что ему делать в сложившейся обстановке. Немного погодя, вечером получил приказ: не задерживаясь выдвинуться в район деревни Тремпен[11] и поступить в распоряжение 4-го армейского корпуса.

До Тремпена было километров сто. Расстояние немаленькое. Выехали на рассвете, стараясь не задерживаться, хоть песчаные дороги порядком измучили лошадей. Николаю не давал покоя немецкий аэроплан, который взялся кружить над головами. Он так внимательно рассматривал отряд, наворачивая круги да опускаясь чересчур низко, что невольно закрадывались тревожные мысли.

Десятого сентября к десяти же часам утра они, не останавливаясь на ночевку, вошли в Тремпен. Туда накануне вечером отступил штаб 4-го пехотного армейского корпуса вместе со штабом 30-й пехотной дивизии после боя, в котором бесславно пропал весь Коломенский полк[12]. На счастье людей Буторова, к их приезду настало затишье, что позволило как следует отдохнуть.

Зато на другой день, спозаранку, бой разгорелся с новой силой. Часов в шесть утра Соллогуб, взяв часть двуколок и медицинского персонала, отбыл на правый фланг. Артиллерийская, пулеметная и ружейная стрельба становилась интенсивнее и громче, постепенно приближаясь. Бой был сильным и распространялся по всей линии фронта, потому Буторов никак не мог составить о нем даже приблизительного представления.

Вскоре появился полковой врач Ярославского полка, который сказал:

– Нам требуется ваша помощь на левом фланге. Там раненых много.

– Это куда ехать? – поспешил спросить Николай, видя, что доктор поворачивает лошадь, уже собираясь мчаться назад. Тише добавил, краснея под удивленно вытаращенным взглядом: – Нам в штабе не успели еще карты выдать.

Врач сжалился, пояснив:

– Дорога простая. При выезде из деревни нужно взять вправо и ехать дальше все время по прямой.

Собрав студентов-медиков и оставшиеся двадцать шесть двуколок, отряд вышел из деревни. Повернули направо и скоро добрались до развилки трех дорог.

– Вот так номер! – почесал затылок старший санитар. – И куда прикажете двигаться дальше?

Подумав, Николай выбрал среднюю, наиболее прямую. Путь этот оказался тяжелым. Песчаный грунт, частые подъемы. Ехали большим шагом. И вдруг дорога круто вильнула влево и завела в ложбину, сплошь забитую околотками разных полков. Они чего-то ждали, говорили слишком возбужденно. Видно, что нервничали. Буторову показалось, что в этой ложбине царит паника. Пока тихая, но готовая в любой момент взорваться, заставляя бежать без оглядки. Такая и до России погонит, недорого возьмет…

На выезде, когда впереди открылся горизонт с видневшимися вдали перелесками, встретились два казака. Ехали они спокойно, легкой рысцой, не обращая внимания на посвист редких пролетающих пуль.