Парадоксы мозга - Борис Сергеев

В вопросах сотворения мира, а главное – в оценке совершенства деяний творца мнения Галена и столпов христианской религии полностью совпадают. Сравним его высказывания с мыслями Августина Аврелия, одного из основоположников теологии, жившего на рубеже IV и V веков, которого католическая церковь причислила к лику святых, а православная нарекла блаженными. Августин считал окружающий мир созданием всесильного и всеблагого творца, подчеркивая, что явления и законы природы показывают все бесконечное величие и красоту его замысла.

Церковь не преминула отметить общность мнения видного представителя науки и богословов и не обошла своим благосклонным вниманием пропаганду Галеном «мирового духа». Она присвоила Галену титул божественнейшего и канонизировала его учение, на тысячелетие оградив от любой, самой малейшей критики выдвинутые им научные идеи, от попыток дать им материалистическую трактовку.

Взяв на вооружение научное наследие Галена, церковь известным образом трансформировала его, чтобы добиться полного соответствия анатомо-физиологических представлений ученого и догм христианской религии. Если подойти к оценке работ Галена объективно, то станет совершенно очевидно, что многие его положения имели явно материалистический характер. Возьмем хотя бы вопрос о природе души, или пневмы.

Само представление о пневме в трудах Галена выглядело вполне материалистически, но чрезвычайно наивно и абсолютно не отражало существующей действительности. Он рассматривал эту триединую субстанцию как особую тонкую материю, которая, проходя горнило сердца, а затем печени или мозга, утончается, становится совершеннее и приобретает новые качества.

Церковь же трактовала психическую пневму в смысле «жизненного духа», то есть души, и в соответствии с этим рассматривала ее как нематериальную субстанцию, имеющую к тому же божественное происхождение, а вовсе не вырабатываемую самим организмом. Насколько все это далеко от представлений Галена, видно из его утверждения, что «горение поддерживается тем же, чем и жизнь». Не только в очаге, где пылают дрова, но даже в сердце образуются «сожженные и сажеобразные частицы», которые удаляются из организма через легкие. В этом вопросе он на полторы тысячи лет опередил Лавуазье, открывшего кислород и доказавшего наличие общности между горением и дыханием.

Можно перечислить множество вопросов, по которым Гален расходился с церковью. Остановимся еще на одном примере. Богословским нормам не соответствовали его представления о возможностях творца. Восхищаясь его мудростью и «творческими возможностями», Гален вовсе не считал бога абсолютно всемогущим, как было провозглашено столпами христианской религии. Чтобы не быть голословным, приведу точную цитату из его главного труда, посвященного физиологии.

«Если бы бог захотел в миг создать из камня человека, ему бы это было невозможно. И вот в этом-то и разница между мнением Моисея и нашим, ибо для Моисея достаточно, чтобы бог только захотел устроить материю – и она тотчас же устроена: он верит, что для бога все возможно, даже превращение пепла в лошадь или вола. Мы же не так думаем, а полагаем, что есть вещи, физически невозможные, которых бог не касается, но что между возможными вещами он выбирает наилучшие».

За подобные мысли в период средневековья ученых отправляли на костер. Их, несомненно, нужно было скрыть от верующих, что и было сделано учеными богословами. Трансформация взглядов Галена не потребовала особых усилий со стороны церкви. Гален в силу существовавшего в его эпоху обычая писал научные трактаты на греческом, то есть на своем родном языке. В Европе они стали известны в переводе на латынь, однако были сделаны не с подлинника, а с арабских переводов, которые в свою очередь являлись переводами с сирийского языка. Троекратное переложение с языка на язык, безусловно, не прошло даром. Внесенные многочисленными переводчиками искажения требовали существенной переработки, серьезного редактирования, что и было сделано под углом зрения представлений христианской религии и без особого беспокойства за соответствие подлиннику.

После смерти Галена научная мысль в области анатомии, как, впрочем, и в других областях науки, надолго замерла. Этому в первую очередь способствовало развитие схоластики – особого направления в философии феодального общества, господствовавшего в период средневековья. Ее основной задачей являлось философское обоснование существования бога, а также разработка вопросов сотворения мира, происхождения жизни и человека, то есть настойчивая попытка представить содержание христианской веры в цельном связном виде и в терминах античной философии. Богословы, преподававшие схоластику, считали, что ее главной задачей является приведение человеческого познания в полное соответствие с религией.

Схоластов часто называют книжниками. В наши дни такой эпитет звучит как комплимент. Действительно, научное творчество схоластов связано с изучением книжных текстов, но истинными книжниками, в нашем понимании этого слова, их назвать нельзя. Им разрешалось пользоваться лишь священным писанием, посланиями апостолов и трудами первоучителей церкви из тех, чьи взгляды полностью соответствовали догмам христианской религии. Наконец, схоластам было дозволено использовать некоторые произведения ученых и философов античного мира, но чаще не в подлиннике, а в переложении церковников, опираясь на сделанные ими комментарии, которые по объему часто значительно превышали сам текст подлинника. Это было еще хорошо, так как некоторые «рекомендованные» произведения являлись всего лишь короткими извлечениями из трудов философов древности, не всегда сделанными богословами достаточно добросовестно, или, того хуже, собраниями отдельных цитат, смысл которых, взятых отдельно от остального текста, мог совершенно не соответствовать авторским мыслям.

Проводить какие-либо исследования, ставить эксперименты, просто вести наблюдения схоластам не полагалось. Интерес к изучению природы или человека не поощрялся. Богословы утверждали, что люди об окружающем их мире уже знают практически все, что разрешил им знать бог, все, что доступно человеческому ограниченному разуму, и стараться узнать что-нибудь сверх того может только человек, обуянный гордыней, а значит – смущаемый дьяволом.

Ставить под сомнение какие-либо факты канонизированной науки или отвергать их категорически запрещалось. Подобные поползновения жестоко карались католической церковью. В XIII веке она создала для этого судебно-карательный аппарат – инквизицию, призванную бороться с неугодными католической церкви взглядами и лицами. Различные протестантские течения христианской религии по своей жестокости к инакомыслящим старались не отстать от католической церкви. Несмотря на жестокие, непримиримые и часто кровавые распри между различными вероучениями, они умели объединяться, чтобы покарать любого отступника, попытавшегося самостоятельно узнать что-нибудь об окружающем мире. По всей Европе пылали костры, и смрадный дым заживо сжигаемых тел и горящих книг стал привычным в самых передовых и развитых странах континента.

Среди анатомов одним из первых подвергся гонению Яков Беренгарио, рискнувший в чем-то не согласиться с Галеном. «Еретику» повезло! У богословов, видимо, еще не было опыта в таких вопросах, и они плохо разбирались в тонкостях устройства человеческого тела. Для первого случая церковь поступила на удивление мягко. Беренгарио публично осудили, затем выгнали из Болонского университета, а потом и вообще из города, запретив заниматься медицинской практикой.

Судьба испанца Мигеля Сервета (1511–1553) сложилась менее удачно. Он был всесторонне образованным человеком, но особенно увлекался медициной и богословием. Последнее его и погубило. Еще юношей он написал трактат «Об ошибках учения и троице» и издал его в Германии. Книга вызвала у официальных представителей церкви бурю негодования и была предана огню. Сервету пришлось бежать. Ему удалось благополучно добраться до Парижа и поступить в коллеж Кальви. В Париже тоже нужно было вести себя осторожно, и Сервет изменил имя на Михаила Вилланова. Он обнаружил блестящие способности и стал ассистентом крупного ученого профессора Винтера. Вторым ассистентом профессора был итальянец Андрей Везалий. С судьбой этого выдающегося ученого нам еще предстоит познакомиться. Оба ассистента помогали Винтеру в подготовке большого труда по анатомии.

Окончив коллеж, Сервет стал читать лекции по географии, математике и астрономии, но вскоре был отстранен от преподавания за изложение собственного мнения по затрагиваемым вопросам. Ученому пришлось расстаться с Парижем и отправиться на юг. Обосновавшись во Вьенне, Сервет занимается врачебной практикой, а ночами работает над большим трактатом «Восстановление христианства». Книга была опубликована анонимно. На обложке вместо имени автора стояли лишь его инициалы: М.С.В. В книге доказывалось, что Христос вовсе не бог, а всего лишь человек – основатель новой религии. Были в его трактате и другие «грешки»: Сервет в каких-то деталях подправил Галена, не согласившись с его представлениями о кровообращении в легких.