Любовь в каждой строчке - Кроули Кэт

Конечно, ничего удивительного – она живет неподалеку и, видимо, как раз разносила листовки. Но для меня это маленькое чудо – Лола будто возникла из прошлого, материализовалась в воздухе: маленькая, стройная, с длинными каштановыми волосами и смуглой кожей. Мне хочется обнять ее, но тогда я расплачусь прямо здесь, на парковке.

– Как давно мы не виделись.

– Очень давно. – Лола крутит в ухе гвоздик. – Ты так давно не писала – мы уж думали, ты умерла.

– Об этом я бы тебе сообщила.

Она не улыбается, но перестает крутить сережку. Если сказать ей про Кэла – она тут же меня простит.

Правда, почувствует себя виноватой. Да и как-то неправильно заводить об этом речь, пока Роуз закидывает в машину туалетную бумагу.

– Двенадцатый класс. Времени не было совсем, – оправдываюсь я.

Она делает шаг вперед и касается моих волос, будто только сейчас заметила, что они теперь короткие и светлые. Она подмечает все: и черную футболку с джинсами, и мою худобу. Сама Лола в коротком серебристом платье, и рядом с ней мне хочется хотя бы выглядеть не так тускло, как у меня на душе.

– Тебе не нравится? – спрашиваю я, проводя рукой по волосам.

– Нравится.

– Прощаешь меня?

Она берет у меня листок, пишет свой телефон и говорит, что сегодня вечером они играют в «Прачечной».

– Там будет Генри, и если ты действительно раскаиваешься, то обязательно придешь, – говорит она и не дает объяснить, что я не хочу видеть Генри. – Придешь и будешь помилована.

Пока мы с Роуз выезжаем с парковки, я рассказываю ей о Лоле и Хироко. Лола поет и играет на гитаре, Хироко – на ударных. Рассказываю – и будто снова вижу, как на уроке, тайком от учителя, они передают друг другу записочки со словами песен. Кладу листовку в карман. Я скучаю по Лоле и не хочу разочаровывать ее. Но в «Прачечную» я точно не пойду. Жизнь и без того достаточно тосклива, чтобы еще смотреть, как Генри и Эми держатся за руки и целуются.

– Кстати, о старых школьных друзьях, – начала Роуз. – Я на днях встретила Софию – ну, знаешь, маму твоего дружка Генри. Очень вовремя встретила. Я как раз узнала, что с твоей работой в больнице ничего не вышло, рассказала об этом Софии, а она предложила тебе место в «Книжном зове».

Роуз говорила очень быстро, и я не сразу уловила, о чем это она. А когда до меня дошло, долго молчала. Сидеть рядом с Генри, испытывая неловкость восемь часов в день. Даже если работать в разные смены, нам все равно не избежать встреч друг с другом. Он всегда в магазине. Он даже ночует там. Лежит на диване и говорит об Эми. Говорит с Эми. Я представляю, что она лежит на диване вместе с ним.

– Нет.

– Нет?

– Нет, – твердо говорю я. – Спасибо, конечно, но скажи Софии, что я нашла другую работу.

– Ты нашла другую работу?

– Нет, конечно.

– Значит, ты идешь в «Книжный зов». Завтра в десять утра. Софии нужен человек, который умеет работать с людьми и компьютером. Это как раз для тебя.

– Я разучилась работать с людьми.

– Что правда, то правда, но ей я решила этого не говорить. Как и обо всем остальном. Они не знают про Кэла. Не знают, что ты не сдала экзамены. Думают, ты взяла академический отпуск. Они хотят создать базу данных и сделать каталог книг. Ты ведь справишься?

Справлюсь. Но не хочу. Нет ни малейшего желания вспоминать сейчас о той постыдной ситуации с Генри. Но выбора нет, и я рассказываю тете о том, как он мне нравился, о ночи перед концом света, об Эми, о письме, о моем признании в любви и о том, как он проигнорировал мои чувства. Любому человеку стало бы понятно, почему я не могу работать в магазине. Но Роуз не такова.

– Ну, придется преодолеть себя. Ты хочешь спрятаться. Хочешь быть несчастной, но я этого не допущу. Ты выходишь на работу в «Книжный зов» – и точка! Ни одного дня не дам тебе валяться на кровати и смотреть в потолок. – Она бросает на меня не терпящий возражений взгляд, потом снова смотрит на дорогу. – Должна же ты когда-то снова начать жить.

Мы молча заносим пакеты в дом. С каждой минутой я все больше и больше уверена, что не буду работать с Генри.

– Лучше уж мыть туалеты. Давай я буду мыть туалеты? Прошу тебя! Устрой меня в больницу уборщицей.

– Он тебе все еще нравится.

– Не нравится он мне! И никто не нравится.

Возможно, кому-то пережить утрату помогает секс, но только не мне. Я рассталась с Джоэлом. Я ни с кем не целовалась с тех пор, как умер брат, и не хочу ни с кем целоваться. Не хочу видеть, как целуются другие. Тем более как Генри целует Эми.

– Вот мои условия, если хочешь здесь жить, – твердо начала Роуз. – Каждое утро ты идешь на работу. Или так, или я тебя снова отправлю в двенадцатый класс. Тебе восемнадцать, так что решай сама: остаешься здесь и делаешь, что я говорю, или едешь домой. Возможно, я сейчас жестковата, но все мы очень переживаем за тебя.

Я иду в ванную и закрываюсь – это единственная дверь, которую можно закрыть. Стою и смотрю на себя в зеркало. Кто это? Я не узнаю себя. Волосы я отрезала примерно через неделю после похорон. Был очень странный вечер. Вспоминаю небо – такого я раньше не видела. Плоское и беззвездное, будто мир уместился в коробку с крышкой. Я не могла спать. Сидела на балконе и долго смотрела ввысь, зная, что там планеты, звезды и галактики, но уже не веря в них.

Хорошо, что есть разница между той Рэйчел, что была до смерти Кэла, и Рэйчел нынешней. Прежняя девочка с длинными русыми волосами любила естественные науки, носила платья (так легче раздеться до купальника). Теперь у нее короткая стрижка и она совсем себя забросила.

– Я просто хочу, чтобы ты снова стала собой. – Роуз постукивает ногтями по двери ванной. – Ты помнишь тот день? – спрашивает она, и я сразу понимаю какой. Роуз начинает его описывать. Хочу остановить ее, но лень. В тот день не случилось ничего и случилось все.

Летом, перед началом двенадцатого класса, Роуз приехала погостить с утра пораньше. Она как раз тогда вернулась из Чили. Как обычно, вошла в кухню с кофе, круассанами и газетами. Стояла жара. Мы завтракали на балконе, и Роуз рассказала, что побывала на мысе Горн, крайней южной точке Огненной Земли. Дальше находятся Южные Шетландские острова, отделенные от Южной Америки проливом Дрейка. «Место, где соединяются Атлантический и Тихий океаны», – сообщил Кэл, читая с экрана телефона и поправляя очки костяшками пальцев. Роуз закинула ноги на перила балкона и сказала: «Первое путешествие. Куда бы вы ни решили поехать, вместе или порознь, – я оплачу эту поездку».

Роуз никогда не дает пустых обещаний. И мы с Кэлом начали строить планы. Конечно, мы поедем вместе: я подожду, пока он закончит школу. Трудно было решить куда.

– Предложение все еще в силе, – говорит Роуз из-за двери. – Выбирай.

Я выбираю прошлое.

В ванной слишком тесно. Роуз продолжает стоять под дверью. Из зеркала на меня смотрит незнакомая девушка.

Хочу прокатиться на машине, чтобы из окна дул приятный ветерок.

В конце концов выхожу.

– Давай хотя бы поговорим об этом, – просит Роуз, и я киваю.

– Только завтра. Пожалуй, все же пойду послушаю выступление Лолы.

Беру листовку, Роуз протягивает мне запасной ключ от дома. Видно, что она беспокоится. Целую ее в щеку.

– Расслабься. Ты до меня достучалась. Я снова живу.

Маме этого было бы достаточно, но Роуз не мама.

– Я не идиотка. Ты будешь кататься кругами всю ночь, чтобы только не говорить со мной.

Ну да, этим я и собираюсь заняться.

– Я и не думала.

Чувствую, сейчас снова начнем ссориться, но Роуз вдруг успокаивается. Она стоит, облокотившись о стол.

– Окей. – Берет яблоко и кусает его. – Сфотографируешь Лолу на сцене и пришлешь. Докажи мне, что снова живешь.

«Слишком умная» – так бабушка говорит о Роуз. Слишком неугомонная, слишком честная, презирает условности, слишком шумная. Именно за это я всегда любила тетю, пока ее характер не обернулся против меня.